Кладезь бездны — страница 80 из 88

– У тебя найдутся четыре листа бумаги мансури? – улыбнулся Абу аль-Хайр.

– Это которые самые большие?

– Да, – покивал вазир барида. – Как ты думаешь, сколько имен может поместиться на таком листе?

– Д-даже не знаю… – растерянно отозвался Тахир.

– Убористым почерком – до ста, – отозвался Абу аль-Хайр и налил себе в стаканчик. – Хусайн!

– Да, мой господин!

– На каждом из листов напишешь имена всех членов лахорского тейпа. Всех, до последнего младенца. Ну и имена страрейшин напишешь, конечно. Пусть командир гарнизона покажет исписанные листы почтенным старцам. И предупредит, что если кто-то завякает про кровную месть, люди, имена которых записаны на этой красивой дорогой бумаге, пойдут под нож. Все. Причем в течение одной ночи. Я думаю, солдаты гарнизона будут обрадованы этой новостью и с удовольствием выполнят приказ. Вот язык, на котором следует говорить с ушрусанцами, – ибо иного они не понимают…

– Это точно, господин, – радостно осклабился шамахинец. – Воистину мудрое решение!

– Вот и все, о ибн аль-Хусайн, – улыбнулся вазир барида и отхлебнул из стаканчика с удовлетворенной улыбкой. – Скоро твоя семья будет с тобой.

Скаля желтые зубы, шамахинец заахал:

– Воистину, как говорят у нас в городе, господин обладает мудростью и хитростью дракона!

Абу аль-Хайр фыркнул и отмахнулся: мол, будет тебе льстить.

Тахир сглотнул, молча кивнул и тоже выпил.

– И да, – взмахнул рукой вазир барида. – Зачем тебе идти к Масабадану? Тебе нужно приехать и засвидетельствовать свою верность эмиру верующих – дабы над тобой простерлась рука его благоволения и защиты. К тому же, и тебе, и мне есть что ему рассказать… Тогда госпоже Мараджил станет не до нишапурского джунда. Правда, Тахир?

Парс снова сглотнул, но возражать не стал.

* * *

Окрестности Ракки, две недели спустя


Гнилостный запах тины смешивался с дымом очага и вонью отбросов. Закатное солнце косо било сквозь верхушки деревьев, верховой ветер гонял рябь над водоворотами громадной реки. Тиджр располосовывали отмели и длинные ленты намытых течением островов. Веер нестерпимо ярких лучей рассеивался в вершинах тополиной рощи на длинной травянистой косе, далеко врезавшейся в широкую медленную реку. Солнце ярко ходило бликами в заводи, темнели гривки травы и плавающие пятна водорослей, далеко-далеко на идущей рябью воде качался черный треугольник паруса.

С порывом ветра замотались ветви в роще, купы деревьев заходили ходуном. Сзади, во дворе, с новой силой заорали дети – теперь они гонялись друг за другом. Аббас, Марван и трое хозяйских: две девочки в нестираных рубашонках и такой же голозадый мальчишка лет четырех. Мальчишка ревел, потому что никого не мог догнать, и кидался во всех кусками навоза. С тахты под навесом визгливо заорала Арва: она кормила грудью, и младенец в ответ на общие вопли тоже зашелся в плаче.

Иорвет сделал еще один шаг в высокой, мокрой от росы траве.

– Вы видите то же, что и я, Иорвет-сама? – тихо спросил аураннец.

Некоторое время сумеречники молча смотрели в сторону треплющихся под ветром тополей на травяной косе.

– Да, Янаи, – наконец ответил Иорвет. – Ты прав. Это не бревно.

– У бревна не бывает глаз, – очень тихо отозвался аураннец. – Но что же это может быть, господин? Я никогда не видел прежде существа, внешне походящего на ящерицу, но не имеющего отчетливого облика для второго зрения…

Желто-серые глаза лаонца с мгновение созерцали нечто недоступное – и сморгнули:

– Мой страх. И моя смерть.

– Хе-хе-хе… – Хихиканье донеслось почему-то раньше сопровождавшего Фазлуи душка, в котором запах старости причудливо смешивался с ханаттийскими притираниями.

Сабеец нарочито медленно подковылял к сумеречникам. И тоже покивал в сторону рощи:

– Хе-хе-хе… Твоя, не твоя… Смерть, желтоглазик, смерть…

– Что это? – резко спросил Янаи и положил руку на рукоять меча.

– Аждахак, – вздохнул Фазлуи. – Змей Рустама.

Иорвет по-совиному медленно смежил веки и кивнул в знак согласия.

– Южный дракон… Скверно… – пробормотал аураннец. – Разве эти демоны не выглядят как большие ящерицы и в призрачном мире?

– Не все и не всегда, – хмыкнул старик. – А этот еще и оголодал, вот и истончился до бурой кляксы. Глупца-мужеложца, знать, ненадолго хватило…

Оба сумеречника покосились на мага и насторожили уши. Янаи мягко проговорил:

– Он идет за нами уже давно. Почему?

– Хочет получить облик, – с хихиканьем отозвался сабеец. – И покушать.

– Почему он идет именно за нами?

– А за кем же ему идти? – Маг потер сухонькие пятнистые ладошки. – Госпожа скормила ему халифенка, он и тянется за ней из водички…

– Как она это сделала? – резко спросил Иорвет.

– Как? – Сабеец пожал плечами под драным халатом. – Как все делают, так и она сделала. Ногти и обрезки волос зашили в куклу и проткнули драконьим зубом. Аждахак притащился за аль-Амином с самого юга, позорника цапнул и теперь вот ползает тут беспризорно, змеечек наш всеми покинутый, хи-хи-хи…

– Куклу сожгли? – сквозь зубы процедил Янаи.

– К-какая разница, – зашипел в ответ лаонец. – Дракон помнит ведьму. И идет – по кровавым следам…

– Невинная кровь, – сладострастно зачмокал провалившимися губами старик. – Невинная кровь течет за нашей госпожой, змеёчку нра-аавится… Ждет утречка наш змеёчек… чтобы напасть на неосторожных, не ждущих опасности, хи-хи-хи… А госпожа наша крайне неосторожна в последнее время, крайне… Не слушает старого Фазлуи, совсем не слушает, слишком, знать, кружит ей голову запах крови и власти…

И сабеец оскалил десны с гнилыми пеньками зубов:

– Аждахак как раз такое любит. И ждет, когда госпожа отдаст приказ, который нельзя отдавать безнаказанно. И останется беззащитной, хи-хи-хи…

Сумеречники переглянулись.

– Вы знаете, и я знаю, – закивал лысой головой старый маг. – Мыслечки нашей госпожи текут привольно, как эта речка, хи-хи-хи… Не любит наша госпожа оставлять свидетелей, ох не любит… Я составил ее гороскоп, и завтрашний день показывает большую опасность, идущую, хи-хи-хи, от воды…

И Фазлуи развернулся и поковылял обратно к воротам, за которыми с визгом носились дети.

– Ты слышал легенду про царя Заххака? – спросил мага в латаную спину Иорвет.

Сабеец еще больше ссутулился:

– Я слышал, что это не легенда, желтоглазик.

– Не боишься, что змей ее не сожрет? Что, если он в нее вселится? Никогда не приходилось составлять гороскоп демонихе?

Маг постоял-постоял, а потом поплелся дальше.

Аураннец в отчаянии сплюнул себе под ноги. И выдавил:

– Что же делать?!.

– То, что должен, Янаи, – спокойно ответил Иорвет. – То, что должен.

* * *

Утро


– …Так-то ты благодаришь меня за спасение своей никчемной жизни, о Якзан… – прошипела Мараджил.

И с размаху ударила лаонца по щеке. Потом вся сжалась в тугой клубок злости и отвесила еще одну оплеуху. Потом еще. И еще.

Светловолосая голова моталась от ударов, айяры крепко держали сумеречника за скрученные веревкой локти.

– Где они?!

Лаонец сплюнул кровью Мараджил под ноги.

Та закусила губу, шагнула к стоящему на коленях сумеречнику и подняла голову за волосы на затылке:

– Как же ты держишь слово, тварь? Кто обещал, что ты и твои воины будут при мне? А? И где они? Где? И где ублюдочные хозяева этой сраной хибары? А?! Куда ты их подевал, выродок?!

Иорвет кашлянул, сглатывая слюну и натекающую с разбитых губ кровь, и сказал:

– Пообещай, что не причинишь им зла.

В ответ Мараджил резко отпустила волосы лаонца и, скривившись от ярости, отвесила еще одну пощечину:

– Т-тварь…

Вытерла ладонь о кафтан и приказала:

– Обыскать окрестности. Найти и всех убить.

– Всех?.. – переспросил, сдвигая мохнатую папаху, айяр.

– Всех. Рыбака, его бабу и троих детей. Сумеречника и четверых предателей тоже.

– Хозяева дома оказали тебе гостепримство, – прошипел Иорвет. – Тебе и твоим воинам. Они не предали госпожу Арву и ее ребенка, укрывали их от шпионов Ибрахима! Ты разделила с ними хлеб, воду и огонь! Побойся богов, женщина! Ты позоришь свой род, нарушая законы гостеприимства и попирая долг благодарности!

– Заткните ему рот! – затопала ногами Мараджил. – И отрежьте голову! Немедленно! Я не желаю слушать болтовню этой твари!

Державшие Иорвета айяры переглянулись и одинаковым жестом полезли пятернями под папахи – поскрести в затылке. Лаонца при этом они отпустили, и сумеречник осел на землю с благодарным вздохом: ему, похоже, вывернули руки.

– Что?.. – оскалилась Мараджил. – Я сказала – немедленно!

– Не кричи, женщина, – вдруг выпалил один из головорезов. – Законы гостеприимства святы для горца!

Иорвет поднял окровавленное лицо и торжествующе улыбнулся.

Мараджил улыбнулась в ответ и медленно потянула из ножен кинжал:

– Ну что ж… Раз здесь нет мужчин, придется женщине делать то, что должно…

Стоявшие плотной бородатой толпой айяры зароптали. Не обращая внимания на угрожающие голоса, Мараджил снова прихватила лаонца за волосы и отвела руку для удара.

– Хи-хи-хи… хи-хи-хи… пропустите старика Фазлуи, хи-хи-хи… – сабеец ковылял, отряхивая полы халата от земли, словно всю ночь проспал в огороде.

Горцы брезгливо – и одновременно испуганно – расступились, давая дорогу магу.

– Зачем так кричать, зачем беспокоить себя, о яснейшая, – умильно проворковал сабеец и подплелся поближе. – Семейство этих бестолковых глупцов не нашло ничего лучшего, чем спрятаться в камышах во-ооон на том острове, хи-хи-хи…

Мараджил облегченно вздохнула и мазнула себя грязной рукой по лбу:

– За мной! К реке! К лодкам! За каждую голову этих никчемных голодранцев я обещаю сто ашрафи награды!

Не оглядываясь на своих головорезов, Мараджил высоко вскинула голову в зеленом тюрбане и зашагала к воротам. В толпе айяров засверкали белозубые улыбки, и, размахивая руками, все разом побежали за ней.