у Них слишком коротки голову нам отвинтить.
Я вспомнил недавний разговор с тестем.
— У «Светлого братства» руки как у орангутанга. — Слава под моим взглядом недоверчиво скривил рот. — Голову мне недавно чуть не открутили. Хорошо, что штырь в кармане оказался. Без него мне наверняка рога бы поотшибали.
— Ты думаешь, это фашистские происки? — догадался кореш.
— Не исключено. Братья — ребята ушлые, способны на всякую гадость. В том числе и пьяниц нанять, чтобы они меня убили.
— Да брось ты, — не поверил другая. — Как они могли знать, что ты в магазине появишься? Не пори чепухи.
— Не знаю, теперь ничего не знаю. — Я бесцельно погонял пальцем по столу хлебные крошки. — Ничегошеньки не знаю. Может быть, ты и прав. Мне «светлые братья» теперь везде мерещатся. Я был у Бори. Он собирает манатки, будет из города валить.
— Правильно, по-моему, — поделился своим мнением другая.
— Полагаешь, и нам следует так поступить?
— А чего? Дернуть из Питера ненадолго не помешает, — корефан проявил несвойственную ему осмотрительность. Должно быть, сказывалась семейная жизнь. — Пускай фрицы кипешуются без нас. Потом, когда немного уляжется, вернемся, посмотрим. Тогда и будем прикидывать, что к чему. А щас самое время когти рвать.
— Ню-ню, стратег, — кажется, я оставался в одиночестве.
Разумееется, Слава был прав. Не знаю почему, но мне претило отступать. Казалось, сдайся я раз, и потом всю жизнь придется заглядывать в поисках утешения на дно стакана. Потеряю все. Легче всего поразить стрелой убегающего зверя, который опрометью несется к ближайшему кусту, охваченный паникой. И наоборот, даже заяц бывает страшен, если сильно его разозлить. «Войны не хотим, но к отпору готовы!» Я колебался, не зная, какой путь выбрать. Единодушное мнение друзей противоречило моим личным соображениям. Неверное решение влекло за собою смерть…
Мучительные раздумья прервал телефонный звонок.
— Ага, — прогудел Слава, — ну да, само собой, Мариша. В чем вопрос?
Я навострил ушки.
— Твоя звонила, — сообщил Слава, повесив трубку. — Она к маме заехала, просила встретить, забрать.
Для этой цели моего согласия уже не требовалось. Марина по-свойски утрясла сие с корефаном. Я ощутил укол ревности. Неужели мы настолько сжились семьями, что перестали замечать разницу между супругом и его другом?
Я не стал затруднять пьяную голову поисками ответа, отложив их на потом. Надо будет сделать Маринке внушение, а то расчувствовалась, смотрю, чрезмерно.
— Когда отправляемся? — буркнул я.
— Не буксуй, Ильюха, — примирительно сказал Слава. Я старался выглядеть шелковым как ягненок, но корефана не проведешь, он замечал все. — Ничего страшного, так оно вышло быстрее.
Я знал, что от друга подвоха ждать нечего.
— На ход ноги, — налил я по рюмке.
К теще на блины отправились вместе. «Мы с Тамарой ходим парой». Поскольку беседовала Маринка со Славой, я счел нужным взять его с собой. Кроме того, мне не хотелось быть сожранным дружественной родней, что не исключалось, заявись я под мухой один. Вдвоем же я рассчитывал произвести достаточно шокирующее впечатление и тем уберечься.
Мы выкатились на улицу и принялись стопорить тачку. Мозгов у обоих хватило не садиться пьяными за руль, но оказалось недостаточным, чтобы вызвать по телефону такси. Пистолет я благоразумно оставил Дома и уговорил афганца поступить так же. На случай эксцессов у меня имелся светошоковый фонарь. Арийские меченосцы казались чем-то позабывшимся и далеким. Нам было хорошо.
Машина не ловилась. То ли, пока мы пили, наступил коммунизм и людям стали не нужны деньги, то ли народ разбогател настолько, что избавился от потребности колымить на бензин, но никто не останавливался. Пораскинув мозгами, я пришел к выводу, что Славина харя не внушает водилам доверия, и откомандировал корефана под прикрытие автобусной остановки, где он удачно слился с местностью. Через полминуты близ меня тормознул старый серенький «опель-рекорд».
— Эге-гей, компадрито! — договорившись с шофером, позвал я другана, который на тот момент реализовывал замысел автора скульптуры «Писающий мальчик».
Слава нехотя прервал увлекательное занятие, и мы разместились на заднем сиденье. Вел машину молодой мужчина. Он был аккуратно подстрижен, имел небольшие усы и очень мягкое выражение лица. Внешность его носила налет заботливой ухоженности, как подобает хорошему семьянину. Салон машины также был отмечен печатью доброго внимания. Обтянутые веселенькими оранжевыми одеяльцами сиденья и смешные наклейки на торпеде наводили на мысль о том, что в машине часто ездит ребенок. Рядом с собой я нашел пластмассовую детскую клюшку. Мне даже взгрустнулось. Любовно обихоженный владельцем «опелек», настолько давно забытые покой и радость, и моя богатая на события кладоискательская жизнь вдруг показалась мне отвратительной. А может, просто кончалось действие водки.
Слава тоже закручинился. Когда мы добрались до места, я не скупясь расплатился с водителем. Он сказал:
— Спасибо, я дам вам сдачу.
— Не надо, — ответил я, с тоской взирая на молодого папашу. Лицо у него было приветливое и открытое. Такие в Петербурге нынче редкость. Наверное, недавно из провинции.
Покидать уютный мирок «опелька» не хотелось. Снаружи посвистывал сырой ветер. Мы вышли, Слава захлопнул дверцу. Машина уехала. Я чувствовал в себе напористую грубую силу отъявленного уркагана, каковым и выглядел, наверное, рядом с добропорядочным отцом семейства. В самом деле, кто я? БИЧ — бывший интеллигентный человек. В прошлом историк, а ныне заплутавший на кривой кладоискательской дорожке преступник, убийца. Внутри я, может, белый и пушистый (остался же еще дэцел святого!), а снаружи — совсем страхолюдный: перегаром воняет, рожа красная. «Глаза щелевидные, красные, тоже с запахом».
— Эй, ты куда, компадрито, едрит твою! — одернул я Славу, потопавшего вовсе не в том направлении, в каком было нужно.
— Я ссать хочу, как медведь бороться, — ответил дружбан, направляясь к трансформаторной будке.
— Когда не в силах обойти вы темного угла, то это пива пенного на почки тень легла! — язвительно продекламировал я вослед.
Облегчившись, мы продолжили путь, и глазом не успели моргнуть, как были у дверей тещиной квартиры. Длинь-длинь.
Разумеется, отворившая на звонок Валерия Львовна была несказанно рада нас видеть.
Я прошествовал прямиком к столу, на котором красовались заботливо выставленные тестем стопарики.
Дерябнули за встречу. Сразу похорошело. Похоже, непьющая семейка помаленьку воспитывалась.
— Знала, что приедете как с голодного поля, — начала было вводить ложку дегтя в бочку меда теща, Приглашая нас к столу, но Слава вдруг сорвался и заспешил в сторону кухни.
— Ты кудей, компадрито? — удивился я.
— Пасту давить, — просипел корефан, торопясь оседлать белого коня.
— Что случилось? — поинтересовался любознательный тесть.
— Авария, — пожал я плечами и уселся за стол. В подтверждение моим словам раздался такой продолжительный залп, словно стреляла реактивная артиллерийская установка «Град». Если где-то в недрах городской клоаки и плескался Ихтиандр, то от гидродинамического удара он, оглушенный, должен был всплыть пузом кверху. Слава бил на поражение. Я даже испугался, не треснет ли каменный цветок.
Теща покраснела. Маринка прятала глаза, и я был уверен, что она проклинает себя за свой дурацкий звонок. Реванш был взят.
— Кстати, мы в прошлый раз не договорили о «Светлом братстве», — обратился я к Анатолию Георгиевичу, чтобы расшевелить сконфузившееся семейство. — Вы обещали рассказать при встрече. Что за радивоцелпь такая?
— Азано-кремниевая радивоцелпь, — сделал упор на первом слове Анатолий Георгиевич, — представляет собой сопутствующую бокситам разновидность кремния. В залежи она находится в виде прослойки, напоминающей слюду. Когда при добыче бокситов проходчики достигают этого «хвоста», они приостанавливают разработку и запускают в шахту небольшую машину, специально сконструированную для выборки узкого слоя породы.
— Этот кремний действительно так ценен? — удивился я.
— Из него делают чипы для вычислительных машин. Процессор для «Пентиума», сам знаешь, сколько стоит. Выходит, что по доходности азано-кремниевое месторождение приближается к алмазной трубке. Такая шахта в Ленинградской области всего одна. Ее и получило «Светлое братство».
— Но ведь это, должно быть, серьезное стратегическое сырье, — заметил я. — Каким образом безвестное оккультное общество сумело забрать под себя столь важный объект?
— Шантажом и взятками.
— Каким шантажом?! Такая шахта должна быть режимным предприятием!
— Было режимным, пока мы свои компьютеры пытались разработать, — кивнул Анатолий Георгиевич. — А потом купили подержанную заграничную технику и оставили наши «Эльбрусы» только для станций ПВО. Уж я-то знаю! До тысяча девятьсот девяносто четвертого года шахта принадлежала Пятому управлению Министерства обороны. Она находилась в ведении полковника Петренко Анатолия Сергеевича. Ныне он генерал-майор и наслаждается жизнью в столице.
«Кто ему только слил эту информацию?! — ужаснулся я. — У кого мог быть столь длинный язык, что его невозможно удержать за зубами. Не иначе как в самом деле кто-то за бутылкой растрепался. Полный мрак». Спьяну голова не соображала.
— Шахта стоит любых взяток, — похвастался тесть, словно владел монополией на добычу драгоценной слюды. — На биржевых торгах радивоцелпь уходит по миллиону долларов за тонну руды, из которой после обогащения получается килограммов пятьдесят чистого сырья. Расценки впечатляют? За разработку этой, с позволения сказать, слюды бывший губернатор Ленобласти получил особнячок в Осиновой Роще с участком на сорок гектаров и семьсот тысяч экю во французском «Агриколь-де-Пари Банке». Произошло это за полтора года до регистрации в Петербурге общества «Справедливость».
Масштабы коррупции пугали.