При изучении расположения находок галицких монет на карте обнаружилась ошибочность мнения, будто в средневековье купцы обычно проделывали от начала и до конца весь путь, которым шли их товары. Это мнение и теперь разделяют многие зарубежные исследователи, поэтому мы позволим себе остановиться на нем.
В доказательство подобной теории обычно приводят известные факты дальних переходов венецианских купцов на рынки Северного моря. Ведь купец, полагают некоторые ученые, просто не мог доверить свои товары посреднику из-за неразвитости форм кредита в XIV―XV вв. Однако на примере Львова читатель убедился, что на галицкой земле существовали развитые кредитные отношения. Аналогичное явление было известно также в Италии, Франции, Польше, Германии и других европейских странах того времени. Даже в начале XV в. — тогда, когда почти прервались отношения между Польшой (в состав которой входил Львов) и Тевтонским орденом: приближалась Грюнвальдская битва 1410 г., — кредитные операции между львовскими и прусскими купцами продолжались, как и прежде. Следовательно, предположение о невозможности перепоручения товаров посредникам отпадает. С другой стороны, ограничения торговых сделок купцов на рынках чужих для них стран, число которых увеличивалось с каждым годом, делали нецелесообразными дальние торговые поездки. Иное дело — море, путь венецианцев, на котором нет таможен.
Однако изложенные выше рассуждения во многом базировались только на логике, поскольку недоставало свидетельств источников. Вот здесь и пригодилась карта находок галицких монет на юго-восток от Львова. Она свидетельствует о том, что уже в XIV―XV вв. торговля носила, так сказать, эстафетный характер. Галицкие монеты находили не далее Молдавии. Наталкиваясь на южных дорогах (хотя и в меньшей мере, чем на западных) на всяческие ограничения, прежде всего таможни и дорожное принуждение, галицкие купцы предпочитали сбывать свои товары на промежуточных торгах, то есть в Сучаве и Белгороде. Точно так же итальянские купцы из Кафы и Судака не ездили далее молдавских городов. В Крыму ни разу не были найдены галицкие монеты, а в Галицкой земле — крымские, что убедительно свидетельствует о посредническом характере галицко-крымской торговли.
Безусловно, роль Сучавы и других молдавских городов не ограничивалась посредничеством в галицко-крымской торговле. Из письменных источников известно, что торговля между Молдавией и Галицкой землей со временем, где-то в середине XV в., начинает преобладать над галицко-крымской. Особенно больших размеров достигает торговля скотом, воском, кожей.
В XIV―XV вв. Львов был в свою очередь одним из главных посреднических рынков в торговле между Востоком и Западом. Здесь заключались крупные торговые соглашения. Из Львова в Краков, Познань, Вроцлав, Торунь и другие города Средней Европы гнали большие партии скота, везли меха, хлеб, мед, воск, древесину, ремесленные изделия, а также восточные товары: бархат, драгоценности, вино, перец, шафран и т. д. Из городов Западной Европы во Львов поступали сукна, одежда, оружие и другие металлические изделия.
Львовские купцы редко ездили на Запад, однако чаще, чем о том говорят письменные источники. А узнали мы об этом благодаря находкам галицких монет в Польше. Начиная со времени вступления на престол короля Владислава Ягайла (1386 г.) Галицкая земля теряет остатки прежней автономии. Польские монеты проникают на ранее недосягаемый для них галицкий рынок. Но одновременно происходит и обратный процесс — галицкие монеты вливаются в денежное обращение Польши. В ряде случаев они заносились туда галицкими купцами, бывало, что и польскими. Главное же, что эти находки отмечают пути галицких товаров в Польше.
Долгое время ученые считали, что левантийские (восточные) и восточноевропейские товары поступали на рынки Фландрии и Северной Германии из Галицкой земли только через Краков и Вроцлав. Однако кое у кого возникали сомнения: почему для этого не использовался более прямой путь через Познань? Ведь и для купцов он был значительно более выгодным вследствие меньшего количества таможен на нем по сравнению с краковским и вроцлавским путями. Тем не менее письменные источники почти не упоминают о львовско-познаньских торговых связях. Известный исследователь познаньской торговли Л. Кочи утверждает даже, что до конца XV в. между Львовом и Познанью не было прямого торгового обмена. Он установился якобы в начале XVI в., когда познаньским купцам посчастливилось пробиться на львовский рынок, минуя Краков.
Решающее слово здесь сказала нумизматика. Половина всех известных нам на территории Польши кладов с галицкими монетами найдена в районе пути Львов — Познань, следовательно, галицкие товары и, возможно, купцы двигались этим путем по крайней мере в начале XV в. А вблизи очень важного международного пути Львов — Краков найден лишь один клад с галицкими монетами — припоминаете, что львовских купцов не пускало на запад через Краков действие складского права в абсолютной форме? Так нумизматическая наука помогла отбросить мысль об исключительно пассивном характере торговли Галицкой Руси с Польшей. Галицкие монеты принимали активное участие в денежном обращении ряда польских земель, свидетельствуя тем самым об обоюдных экономических контактах.
Возвратимся теперь к Сосницкому кладу и посмотрим, как повлияла на его состав экономическая жизнь, прежде всего торговля Киевской земли конца XIV — начала XV в. При изучении клада мы в малой мере можем опираться на показания письменных источников, так как они разрознены и немногочисленны. Наши выводы построены главным образом на нумизматическом материале, а потому неминуемо страдают определенной односторонностью.
Мы уже отмечали, что качественный состав Сосницкого клада типичен для денежного обращения своего времени, а вот о количественном этого нельзя сказать. Ведь в кладе преобладают монеты Владимира Ольгердовича, их там более 90 %. На формировании Сосницкого клада отразился какой-то случай. Его владелец по неизвестным нам причинам имел при себе необычайно большое количество монет Владимира (может быть, клад спрятан управляющим монетного двора?). Не противоречит ли это положению, согласно которому клады отражают закономерности современного им денежного обращения? Совсем нет. Каждая наука, изучая закономерности, не может отбрасывать влияние случайностей на развитие тех или иных явлений. К тому же основные типы монет этого клада (киевские, татарские, польские, литовские) характерны для украинского денежного обращения XIV―XV вв.
Роль монет Владимира Ольгердовича в денежном обращении Украины XIV―XV вв. была довольно скромной. В основном находки этих монет сосредоточены на территории современных Киевской и Черниговской областей. Отсутствие монет Владимира в кладах Галицкой земли, Подолья, Волыни свидетельствует, что они употреблялись в большинстве случаев на торгах Киевского и Черниговского княжеств. Все другие монеты Сосницкого клада (татарские, польские и литовские) курсировали на рынках целого ряда украинских земель XIV―XV вв. Особенно были распространены татарские дирхемы, которые встречаются почти на всей территории Украины. Польские и литовские мелкие монеты (денарии) употреблялись главным образом на Волыни и Подолье, но, как показывает состав Сосницкого и некоторых других кладов, заходили и на Полесье.
Особый интерес вызывает татарская монета с клеймом князя Олега, которая имела хождение на Рязанской земле, где он правил (табл. IV, 2). На основании одного экземпляра, наличие которого в кладе может быть случайным, трудно утверждать о каких-то связях между Киевским и Рязанским княжествами в конце XIV в., однако определенные основания для этого есть. Из письменных источников известна ориентация Владимира Ольгердовича на тверских князей в борьбе за отделение Киевской земли от Литвы. В 1385 г. Владимир выдал дочь за княжича Василия, сына тверского князя Михаила Алексеевича. Несомненно, дала себя знать старая дружба: отец Владимира Ольгерд был женат на тверской княжне Ульяне (Владимир — сын от другой жены), в союзе с тверским князем трижды ходил на Москву (тогда происходила ожесточенная борьба за первенство в Центральной Руси между московскими и тверскими феодалами). Возможно, рязанский купец — а в те времена на купцов обычно возлагали дипломатические поручения — занес с собой на Украину монету, которая употреблялась на его земле.
Заслуживают внимания слитки серебра — монетные гривны в украинских кладах второй половины XIV в. Хотя «безмонетный период» к тому времени окончился, в обращении еще оставались гривны. Пока что ученым не удалось установить курс гривен относительно киевских, галицких и других монет украинского рынка XIV в. Но в кладах второй половины XIV в. находки слитков нечасты, особенно по сравнению с предшествующим XIII в. Постепенно гривны исчезают из обращения, переплавляясь в тиглях ювелиров и, особенно, в печах монетных дворов. Ведь на украинских землях, так же как и на русских землях того времени, не знали месторождений серебра, поэтому сырьем для изготовления монет служили изъятые из обращения средства купли-продажи: старые стертые монеты, а также гривны.
На средневековом монетном дворе
В средние века монетные дворы бдительно охранялись. Не в меру любопытного случайного посетителя часто ожидала суровая кара. Это легко понять, если учесть, что чеканка монет составляла тогда исключительное право властелина страны (или города). Особенно тщательно охранялись орудия чеканки — монетные штемпели. Они находились под непосредственным наблюдением управляющего монетного двора — монетария, или монетного мастера, который по мере надобности заменял старый, сбитый штемпель новым. Вышедшие из строя штемпели уничтожались, чтобы не попали в руки фальшивомонетчиков. При прекращении чеканки монет определенного типа их штемпели также уничтожали, даже если они были пригодны для работы.
Вот почему теперь так трудно разыскать средневековый монетный штемпель. Наука не знает ни одного штемпеля для чеканки украинских монет XIV―XV вв. В Польше, монетное дело которой во многом аналогично украинскому, точнее львовскому, уцелел единственный монетный штемпель XV в. Да что там штемпели! От XIV–XV вв. не сохранилось ни одного инструмента, ни одного камня из стен украинских монетных дворов. Мы не знаем даже, где было размещено монетное производство во Львове или в Киеве. Более того, в письменных источниках нет описаний их деятельности. В таком положении не только исследователи украинского монетного дела XIV―XV вв., но и те, кто изучает монетные дворы России, Литвы и других стран.