В июне 1967 года Робер Стенюи и его друг Марк Жасински прибыли на побережье Атлантики. «Испанский порт» оказался огромным амфитеатром из трехсотфутовых отвесных скал, куда вела узенькая овечья тропа. Скалы были совершенно черные, лишь кое-где проглядывали пятна красноватой земли да редкие клочки зеленого дерна. Рухнувшие глыбы земли образовали здесь некое подобие пляжа. Волны обрушивались на мыс Лакада, вздымая в небо мириады брызг. Все вместе это производило впечатление мрачной таинственности. К тому же штормило и о выходе в море не могло быть и речи.
Наконец, 27 июня погода несколько улучшилась. Марк бросил якорь своей надувной шлюпки неподалеку от внешних рифов «Испанского порта». Робер немного покружил под водой — ничего. Определив по компасу азимут, он взял курс на юго-восток к мысу Лакада. Напряженно вглядываясь в морское дно, он старался не замечать качающихся водорослей. Каждый раз, когда появлялась расщелина в скале, замедлял ход, отодвигал парочку-другую камней, разгребал песок. Но все было впустую. Ветер и волнение свели видимость до двух-трех метров. Стрелка глубинометра колебалась где-то между 20 и 30 футами. Внезапно дорогу ему преградил крутой выступ мыса Лакада. Стенюи стал пробираться вдоль него в северном направлении до того места, где платформа заканчивалась огромной скалой. Его внимание привлекло что-то светлое: свинцовая чушка!
Сама по себе такая находка не представляла никакой ценности. Но вот откуда она здесь взялась?
Внезапно он вспомнил, что читал документ о некоем «человеке по имени Бойл», который в конце XVIII века обнаружил у побережья Донегала останки затонувшего корабля Армады. Кроме нескольких золотых брусков и бронзовых пушек, он нашел «кусок свинца, который, как он полагал, служил балластом, длиною в один ярд, треугольной формы, заостренный к концам и с утолщением посередине».
Это было точное описание находки Стенюи. С трудом ему удалось перевернуть свинцовую чушку: на верхней стороне стали заметны контуры пяти крестов — типичное испанское клеймо.
«Я нагнел-таки «Хирону!» Волна радости захлестнула меня, волна успокоения, почти облегчения. Первый раунд был за нами, — рассказывает Стенюи. — Я направился еще дальше, вниз по длинному коридору, который вывел меня прямо к бронзовой пушке. Она лежала поперек прохода, наполовину засыпанная галькой. В этом месте подводная платформа резко уходила вниз в направлении к мысу Лакада. Если корабль разбился здесь, то все должно было скатиться на дно. Я двинулся дальше по склону и в конце его, в расщелине, обнаружил вторую пушку. Я глядел на нее словно зачарованный: ни один музей в мире не может похвастаться даже самой маленькой пушкой Армады, даже самым маленьким ядром. Да что говорить, даже гвоздем! Бесформенные глыбы вросли в скалы, заполнили расщелины. Вокруг повсюду валялись покрытые ржавчиной ядра. Между камнями лежала медная монета…
Для одного дня этого было вполне достаточно. Да, это была первая со времен Бойла, местного сквайра, находка остатков Армады. Но ведь Бойл расплавил свои «отлично сделанные, превосходной формы бронзовые пушки» и «продал три воза меди по четыре с половиной пенса за фунт». Нашим же пушкам предстояло стать не просто находкой следов Армады, а первым объектом ее научного исследования и изучения».
1 июля Стенюи и Жасински снова вышли в море. Пока Марк отфотографировал пушки, Робер поднял круглый, серого цвета голыш. Повернул его. Монета! И тоже крест, почти стертый временем. А рядом была еще одна, только и ждавшая, чтобы мы ее подняли.
В течение следующих дней Марк обнаружил якорь, а Робер — еще несколько монет с ясно различимым испанским гербом. II вдруг королевская находка: что-то золотое, желтеющее между двух камней. Это было изящное кольцо. «Мне пришлось снять перчатку, чтобы достать его, но я даже не почувствовал холода, — вспоминает Стенюи. — Двенадцать лет бесплодных усилий и горьких неудач все же привели его к успеху — я нашел золото на дне морском».
…Когда на следующий год Стенюи просматривал список необходимого снаряжения, то понял, что доставить его на место будет нелегко. К счастью, один из его друзей, Анри Делос из Марселя, пионер подводных исследований, согласился одолжить грузовик со всем необходимым оборудованием.
В апреле 1968 года команда Стенюи пополнилась тремя новыми членами: Морисом Видалем, аквалангистом-нефтяником, Луи Горсом, специалистом по работам в затопленных шахтах, и Франсуа Дюмоном, студентом архитектурного факультета из Бельгии, который должен был заняться составлением планов и эскизов. Марк Жасински, окончивший химический факультет, отвечал за сохранность находок, помимо обязанностей фотографа.
Прибыв на мыс Лакада, подводные старатели начали с того, что между двумя пушками натянули веревку, на которой через каждый метр были навязаны узлы, а перпендикулярно к ней — белые веревки на север и на юг. Затем Луи и Робер нанесли на план каждый предмет и каждую значительную складку дна. И снова начались поиски. 2 мая Луи и Морис обнаружили и с триумфом доставили на берег две первые золотые монеты, в четыре эскудо каждая, отчеканенные в Севилье. К этой находке добавились вскоре золотые пуговицы, серебряные вилки и множество серебряных и медных монет. Меньше чем за час Робер наполнил золотом и серебром банки из-под джема и горчицы да еще насовал монеты в левую перчатку.
Несмотря на приближающееся лето, работать было трудно. Холод пронизывал насквозь. Колени не сгибались, шея не поворачивалась, а мышцы отказывались повиноваться. Холод причинял физическую боль. Тем не менее каждое утро пятерка аквалангистов отправлялась на дно.
Весь первый месяц ныряльщики расчищали участки морского дна от плотно слежавшейся массы, состоящей из камней, ядер и Бог знает чего еще. Они дробили ее на куски, подводили под них стропы и тащили проклятые глыбы на борт. По вечерам же на берегу тщательно разделяли их на составные части. И из невзрачной массы появлялись пиастры и реалы, эскудо и дукаты, медные пряжки, золотые цепи, куски фаянса, кожаные ремни, ножи, вилки, ложки…
Были дни, когда приходилось работать под водой в буквальном смысле вслепую — она была настолько черной, что невозможно было разглядеть собственные руки, даже поднеся их к лицу. В такие моменты нам случалось заблудиться даже в самых знакомых местах. Волны играючи швыряли аквалангистов то на скалы, то толкали в пещеру. Но нет худа без добра. Вскоре выяснилось, что именно в ней находилась основная часть груза «Хироны». Каждый раз за завтраком Стенюи говорил своим товарищам: «Мы не можем больше рисковать. Лучше оставить в пещере несколько монет, чем одного из нас».
Дело в том, что пещеру образовывали две огромные плиты. В центре они покоились на нескольких «колоннах», а спереди их подпирали две глыбы. Глыбы вытащили, чтобы добраться до внушительных размеров куска магмы, как окрестили ныряльщики спрессованные донные осадки. Теперь они нацелились на «колонны» — Морис с одной стороны, Робер с другой. Они состояли из камней, накрепко сцементированных природой. Это камни поддерживали «крышу» весом тонн в двести. Непосредственно под ней и велись работы. Если бы эта «дамоклова скала» рухнула, от Стенюи и его команды не осталось бы мокрого места. Но, как на грех, у основания одной из колони, виднелся превосходно сохранившийся серебряный подсвечник. Его можно было даже потрогать. Он был зажат всего лишь маленьким камнем, подпиравшим другой, который служил опорой для третьего, и т. д. Никто не решался достать соблазнительную приманку. И все-таки первым не выдержал сам Стенюи. Днем раньше он уже обрушил две похожие колонны, содержавшие множество серебряных сосудов и настоящую жилу мелких монет. Поскольку тогда все обошлось, это подтолкнуло его на новую авантюру.
«Одним глазом посматривая на выход, другим — на потолок, я просунул шахтерский ломик под камень. Нажать или нет? Я нажал. Скала заколебалась, а я моментально выскочил наружу. Что произошло? Черт возьми! До меня донесся шум катящихся камней. Что-то рухнуло в глубине пещеры.
Морис тоже был снаружи. Должно быть, это он, безмозглый чурбан, вызвал каменную лавину!
«Послушай, Морис! Прекрати!» Я делал ему угрожающие знаки и раздраженно ругался в дыхательную трубку; «Ты сошел с ума!» Я показал на массивную крышу пещеры и объяснил знаками, что с нами будет, если она рухнет. И все это после того, что я втолковывал совсем недавно — не далее как сегодня утром!
Мой гнев не произвел на него никакого впечатления. «А что же ты сам-тогда? Я-то видел, чем ты занимался!» — он показал на свой глаз, на меня и на мой лом. Немой язык Мориса был достаточно красноречив. Насколько я понял, если кто-то из нас двоих и был ослом, то уж никак не он, Морис.
История с коварными колоннами не образумила меня. В тот же день я держал подсвечник в руках. Но сдвинутые нами камни образовали дыру в основании колонны. А в ней темновато отсвечивало серебро еще одного подсвечника. Должно быть, он был парой к первому. Заполучить пару было делом чести. Под вторым подсвечником я обнаружил кольцо с драгоценным камнем, самым большим из всех найденных.
Может быть, есть возможность как-то разобрать пещеру? Конечно, это потребует громадных затрат сил и времени. И все же попробовать стоит. Тем более, что там, в глубине, что-то призывно блестело! Час спустя я держал в руках «огромную драгоценность» — медную ручку от кухонного горшка. Зато за ней виднелось начало золотой цепочки, уходящей под основание последней колонны…
Пещера все еще стоит там, выскобленная до последней трещинки. Она пуста и преспокойно держится, бросая вызов силе земного притяжения. Дань нашему отчаянному бесстрашию.
К середине мая, как только стало ясно, что в верхнем сыпучем слое ничего нет, было решено передвинуть его на другое место. Для этого охотники за сокровищами использовали насос, установленный на плоту. Эффект был потрясающим. Невидимая струя воды под давлением поднимала огромными клубами песок, гравий отлетал в сторону, а камни прыгали и катились по дну. Как только показывалось скальное дно, Стенюи и его товарищи начинали очищать каждое углубление, каждую складку. Вилки здесь были уже без зубцов, блюда превратились в черепки. Только золото оставалось не тронутым временем и стихией. Благодаря своему весу, оно сразу же ушло вниз, в самые укрытые места. Эскудо лежали во всем своем великолепии, только и ожидая подводных кладоискателей.