Затем Стенюи и его команда решили поднять на поверхность две пушки, мешавшие добраться до того, что могло скрываться под ними. И тут настал конец их секретным работам. Когда они вчетвером несли пушку к грузовику, к берегу устремились все способные передвигаться жители поселка. Одни бежали, другие мчались на велосипедах и машинах. Каждый хотел увидеть пушку собственными глазами, потрогать, узнать о ней все подробности. А куда подевалось золото? А где приезжие спрятали скелеты закованных галерных рабов? Слухи передавались из одного паба в другой, оседая в редакциях газет и радио. В еле-дующее воскресенье команде Стенюи пришлось выдержать пиратский набег.
«26 мая на берегу появилась группа людей, одетых в легкие водолазные костюмы, вооруженных ломами и молотками, мешками квартирных взломщиков и надувными шарами для подъема тяжестей, — рассказывает Стенюи. — «Прошу вас, — предупредил я их в порту, — не трогайте ничего. Мы пока еще только составляем план места кораблекрушения, и, кроме того, у меня разрешение на спасение сокровищ». Но они отплыли, даже не удостоив меня ответом. Мы последовали за ними. Было решено: что бы ни случилось, не дать им прикарманить даже мелочь. Группа за группой незваные гости часами обследовали морское дно, но даже не приблизились к месту крушения. Но вот в конце концов кто-то из них наткнулся на один из канатов, служивших нам ориентирами. По нему они и отыскали нашу пещеру. Они вышли прямо к тому месту, где мы заняли оборону. Луи стоял совершенно спокойный, со скрещенными руками на груди. Его бородатая физиономия и ледяной взгляд выражали полную готовность к борьбе. Словом, он выглядел так же гостеприимно, как тюремные ворота. Вся компания безропотно ретировалась, едва взглянув на Луи.
Тем временем катера вернулись из порта с новой группой. Эти пришельцы наткнулись на вторую нашу веревку и решили проследить, куда же она ведет. Я не выпускал их из виду, плавая на поверхности, и следил за ними, стараясь оставаться незамеченным. Я увидел, как один из них, дойдя до конца веревки, поднял что-то свинцовое и сунул в свою сумку. Пришлось срочно нырнуть к нахалу. Стоило хлопнуть его по плечу, как он дернулся, словно его цапнула акула. Покачав головой, я показал на мешок и перевернул его — свинец выпал. Внезапно остальные окружили меня, толкаясь и жестикулируя. Кто-то попытался стащить с меня ласты. Я ударил его. Он обхватил меня, но я выскользнул в всплыл. Рядом со мной показались еще четыре головы. Я заявил, что у них нет никаких прав. В ответ полился поток угроз и брани. Подошел наш «Зодиак», и Луи поспешил мне на помощь. Франсис стоял наготове. С вражеской лодки в воду попрыгала целая армия водолазов. В конце концов нападающие после долгих споров решили все же отступить и удалились не солоно хлебавши. Три дня спустя верховный суд Белфаста в самой торжественной обстановке еще раз недвусмысленно подтвердил наше монопольное право на розыски сокровища».
К сожалению, этим дело не кончилось. Каждый вечер толпы туристов заполняли маленький порт. Они жаждали помочь кладоискателям считать золотые слитки и сервизы из столового серебра. О бесценных находках распространялись самые фантастические слухи. Если верить им, то найденное золото уже давно перекрыло все запасы Форта Нокс (хранилище золотого запаса США). Это было явным преувеличением. И все же надо признать, что, имея лишь нехитрый инструмент для ремонта дорог да несколько надувных лодок, сокровища, которые команда Стенюи доставала с морского дна, были действительно сказочными.
Так, Луи Горе нашел осколки Мальтийского креста с сохранившимися остатками белой эмали на червленом золоте. К тому времени в списке трофеев насчитывалось двенадцать золотых монет. Роберу грезилось, как он лично найдет еще дюжину. Когда же он нашел сразу пятнадцать, то счел это весьма скромной удачей. И удача действительно оказалась скромной: уже на следующий день Морис нашел двадцать монет.
С наступлением лета зона поисков значительно расширилась. Море разбросало остатки «Хироны» на огромное расстояние. Но где бы подводные кладоискатели ни копнули, везде им улыбалось счастье…
Удача не оставляла Робера Стенюи и его команду, увеличившуюся до восьми человек, и весной 1969 года. И хотя число находок поубавилось, многое из того, что попадалось им, отличалось необычайным изяществом. В июне, например, они нашли две золотые цепи. Одна из них была восьми футов в длину, с массивными звеньями, поражающими своим великолепием. Должно быть, из-за этой цепи ее богатый и несчастный владелец первым достиг дна. В последний месяц Луи Горе нашел маленькую «книгу», красиво отделанную золотом. Когда ее открыли, то обнаружили внутри пять отделений. В трех из них сохранились таинственные, сделанные из воска таблетки. Пока еще химический анализ не разгадал их назначения. Яд? Парфюмерия? Кто знает!
Подводя итог трехлетних поисков, Робер Стенюи записал в своем дневнике:
«…Мы горды тем, что на нашем счету восемь тысяч часов напряженной работы: весь район просмотрен, простукан, прощупан. Мы познакомились со всеми каверзами и причудами моря и выудили у него секреты 400-летней давности. Но вот подошла осень. Пора выпускать воздух из наших лодок. Зато можно спокойно заняться пере-считыванием свинцовых пуль, полировкой 300 золотых и 600 серебряных монет. Снова пора библиотек. И так до ближайшей весны, когда мы, подобно морским ласточкам, устремимся к берегам Ирландии, к остаткам Армады, похороненным вблизи ее берегов. И я снова с нетерпением жду, когда придут восхитительные дни любимой работы».
Следующий раз удача пришла к Роберу Стенюи через девять лет, когда он вместе со своей командой поднял со дна Атлантического океана сокровища голландского судна «Слот тер Хооге», потерпевшего кораблекрушение в 1724 году близ острова Порту-Санту в архипелаге Мадейра, в «месте, именующемся Порту-ду-Гильерми, в коем много рифов и скал», как писал голландский консул в Лиссабоне.
«Слот тер Хооге», тридцативосьмипушечный корабль, совершал свой первый рейс из Нидерландов в столицу голландской Ост-Индии Батавию. У атлантического побережья Африки он попал в страшный шестидневный шторм и, потеряв ориентировку, наскочил на подводные камни. Больше часа построенное на совесть судно выдерживало удары волн, после чего все же разломилось и 220 человек его команды утонули. Среди спасшихся был первый помощник капитана по имени Баартель Таерлинк, который перечислил голландскому консулу содержимое корабельных трюмов. «Слот тер Хооге» вез в голландскую колонию масло, вино и девятнадцать сундуков, в пятнадцати из которых было по сто серебряных слитков, в трех — восемнадцать мешков с мексиканскими пиастрами и в последнем — тридцать мешочков по триста гульденов. В общей сложности — три тонны серебра в слитках и триста килограммов золотых монет.
Однажды, будучи в Лондоне, Стенюи зашел в гости к своим друзьям и коллегам — супругам Зелиде и Рексу Коуен. В тот вечер разговор зашел о подводных кладоискателях XVIII века, «среброловах», как они себя называли. Самым известным из них был англичанин Джон Летбридж. Рекс с гордостью показал Стенюи обнаруженный его женой раритет — наставление по подъему затонувших предметов, выпущенное в 1780 году. Там был воспроизведен рисунок с серебряного кубка, принадлежавшего Летбриджу. На одной стороне кубка была карта Порту-Санту с изображением терпящего бедствие судна и приведены координаты: 33 гр. с. ш., 5 гр. з. д. На другой стороне была выгравирована «ныряльная машина» известного «сребролова». Она состояла из деревянной бочки с оконцем, в нее помещался человек. Две руки ныряльщика выходили наружу сквозь отверстия, обтянутые кожей. Таким образом, человек в бочке мог подолгу (до нескольких часов) оставаться в воде, пока холод не сводил ему пальцы. Тогда ныряльную машину поднимали на канатах на поверхность. Из бочки выливали просочившуюся воду и проветривали ее кузнечным мехом. «Сребролов» вновь забирался в бочку и погружался на дно. Легкие предметы он складывал в висевший снаружи мешок. Если находка оказывалась слишком тяжелой, ныряльщик обвязывал ее канатом и подавал сигнал наверх.
«Ныряльная машина», изобретенная Джоном Летбриджем, сразу поразила воображение Стенюи. Однако еще больше его внимание привлекла карта: не координаты ли «Слот тер Хооге» указаны на ней? Если это так, то чем закончилась экспедиция Летбриджа? Робер решил отправиться в архивы.
После долгих поисков в документах бывшей Ост-Индской компании ему удалось получить ответ на это вопрос. Он нашел контракт, подписанный Летбриджем, и представленные им отчеты.
Во время первой экспедиции на остров Порту-Санту в 1725 году (почти сразу после кораблекрушения) он поднял 349 из полутора тысяч слитков, большую часть пиастров и 9067 серебряных гульденов, а также две пушки. «Остальное я с Божьей помощью достану, если в будущем году выпадет 20–30 дней штиля», — сообщал Летбридж. Свое слово он сдержал, ибо в 1726 году представил слитков и монет «на сумму 190 000 гульденов». По тем временам это было огромное богатство — около половины стоимости всего груза потерпевшего кораблекрушение корабля. После пятилетнего перерыва Летбридж вернулся в бухту Порту-ду-Гильерми, но добыл лишь «один сундук». Позднее он предпринял еще две попытки, однако они «не оправдали затрат», как аккуратно занес в гроссбух клерк Ост-Индской компании.
Итак, картина была ясна. Джон Летбридж оставил в «серебряной бухте» от 100 до 250 слитков, не считая монет и «премногих ценностей и багажа». Робср Стенюи решил собственными глазами поглядеть на Порту-ду-Гильерми.
Он пригласил своих товарищей — Луи Горса, Алена Финка, Мишеля Ганглофа и Роже Перкена — принять участие в этой экспедиции, после чего вылетел на разведку места предстоящих поисков.
Островок Порту-Санту произвел на него впечатление какого-то библейского уголка: океанский бриз шевелил кисейные занавески на окнах старинных, сложенных из бурого камня домов. Жители смотрели на незнакомца с благожелательной улыбкой. Однако сама бухта напоминала вход в преисподнюю: черные скалы, застывшие потоки базальта и разноцветной лавы, нагромождения гигантских обкатанных глыб. К тому же огромный мрачный цирк почти правильной формы окружали отвесные стометровые стены. Было понятно, почему двести двадцать человек нашли смерть в этом жутком месте: крутая волна, разбивавшаяся о подножье, не оставляла никаких надежд на спасение, а грохот шторма поглотил вопли отчаяния.