ро было в то время ещё в значительной своей части свободно ото льда) и всё, сгружай туда хоть пушки, хоть многопудовые колокола. Всего то и нужно было выехать на плотину, скатить груз на самодельный мостик, после чего докатить его до проруби. Возможно, был использован и более примитивный вариант. Груз попросту выбрасывался с плотины вниз, а освободившаяся телега тут же уходит наверх по холму, в сторону бивуака «молодой» гвардии. На её место тут же подгонялась новая, пока ещё гружёная телега, из обоза, сконцентрированного на левом берегу реки Костря.
В глубине души все участники поискового проекта посчитали, что именно таким образом проводилась операция от начала до самого конца, то есть до затопления всего излишнего груза «Железного обоза». Только так можно было справиться с поставленной задачей достаточно быстро, без излишних ухищрений, столпотворения пустых и полных телег и неизбежной в таком случае суеты. Глубины же ямы, промытой водой падающей из-под мельничного колеса, с лихвой хватало для затопления чего угодно. Для сравнения, например, там могли быть преспокойно утоплены два тяжёлых танка «Тигр», причём поставленных один на другой.
Как вы понимаете, нашей радости не было границ. Найти столь интересный объект было и интересно и почётно. Оставалось самое малое, удостовериться на все сто процентов в том, что на дне прудика лежало именно то, что мы предполагали. Однако сделать это мы по целому ряду причин в то время мы не могли. И только в конце сентября того же года, когда в нашем распоряжении оказался «георадар», мы смогли вновь выехать на загадочное озерко. Собрали аппаратуру, надули лодку и, с трудом скрывая обуревавшее нас нетерпение, принялись сканировать дно пруда, рассчитывая найти там гору металла. И буквально через полчаса работы тайна озерка была раскрыта, и нам осталось только… готовиться к новым походам и поискам.
Оказалось, что сбившее нас с толку сильнейшее магнитное поле создавали две толстые стальные трубы, укрепляющие основание плотины. Они находились друг над другом примерно в двух с половиной метров под поверхностью воды и отстояли от самой плотины примерно на полтора метра. Не удивительно, что мы впали в заблуждение, ведь холоднокатаные трубы обладают очень сильным собственным магнитным полем, а, кроме того, они и расположены были строго с севера на юг.
Что ж, скрепя сердце пришлось констатировать, что на сей раз искателей постигла определённая неудача. Но это означает только одно, поиски будут непременно продолжаться и может быть уже в следующем году, удача повернётся к ним более дружелюбным ликом. Ведь, в конце концов, и размах поисков и их результативность во многом зависят просто от наличия денег на счету и профессионального умения работающих в «поле» поисковиков. Вот поэтому мы твёрдо рассчитываем на то, что рано или поздно, но «Железный» обоз, к настоящему моменту уже ставший третьим «Золотым», будет наконец-то найден.
Мерцающее золото короля Вида
Немного найдётся среди кладоискательских легенд историй столь грандиозного масштаба, как та, о которой я сейчас хочу вам рассказать. Ко всему прочему она связана с легендарными российскими сокровищами буквально канувшими в Лету примерно 400 лет назад! Такие невероятно живучие в веках и потрясающие воображение всё новых и новых поколений легенды можно легко пересчитать по пальцам одной руки. И если прибавить ко всему сказанному многотонную массу захороненного на западе от Москвы имущества, то вы понимаете, что оставить без внимания столь завлекательную легенду о золоте иноземного короля, ни один российский кладоискатель просто не в состоянии.
– Что же это за легенда такая? – наверняка спросят меня читатели, заинтересовавшись столь необычным вступлением. Разве на российских просторах может встретиться что-то грандиознее 8-и бочонков червонцев солдата Иоахима, или на худой конец Железного обоза Наполеона Бонапарта?
Скажу честно и без каких-либо оговорок. Клад короля Вида, именуемый в данной статье ещё и как «Клад у Николы Лапотного», действительно настолько грандиозен, что считать его нужно не на бочонки и даже не на возы, а прямо на КАМАЗы!
– Что же это за король такой, – вскричит особенно нетерпеливый любитель исторических загадок, – и почему я о нём ничего и никогда не слышал? Да и откуда же взялось у него столь грандиозное богатство, и почему его потребовалось прятать именно в России? И имя у этого короля какое-то явно не русское. К тому же совершенно непонятно, кто такой этот Никола Лапотный и какое, собственно говоря, отношение он имеет к данной удивительной истории?
Не покривлю душой и здесь, и с большим удовольствием отвечу на все ваши вопросы. Но чтобы не запутаться, придётся всё излагать строго по порядку, поскольку и я к этой действительно удивительной истории тоже имею весьма близкое отношение.
С чего же начать? Вопрос далеко не праздный, поскольку столь много разных событий сплелись в этом почти мифическом эпизоде нашей истории, что и целой книги для его описания будет недостаточно. И для сокращения времени, начать мне придётся почти что с самого конца сей головоломной истории, хотя бы скупо осветив события, происходившие незадолго до её завершения.
Завершалось мучительно долгое «Смутное время» отягощённое разорительным польским нашествием. И ещё в Ярославле самопровозглашённое земское правительство возглавляемое князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым, приняло решение об избрании нового царя, «природного государя». Его надо было избирать всенародно, всем «собором» с представителями «от всей земли». Но в московской казне не оказалось не то что денег, но и царских регалий, торжественная коронация без которых была просто невозможна. Сокровища разграбили захватчики, и следы многих ценностей затерялись навсегда…
С начала ХVII века царская казна испытала на себе все перипетии Смутного времени. Немецкий наёмник Конрад Буссов, служивший не только царям, но и «воровскому» атаману Болотникову, говорил, что истощение казны началось ещё во время Бориса Годунова. В те годы повального голода царь вынужден был раздавать до 500.000 копеек в день. Самозванец, сменивший Годунова на троне, тоже особо не скупился и щедро оплачивал услуги и польского наёмного воинства и донского казачества. И Исаак Масса и Конрад Буссов, и другие очевидцы, позднее представляли целые реестры ценных вещей и драгоценностей, отправленных Лжедмитрием в Польшу в качестве подарков своей невесте и будущему тестю. Только эта часть сокровищ оказавшихся за пределами страны, обошлась казне в 200.000 гульденов. Самому себе самозванец повелел сделать трон из серебра с позолотой, опирающийся на серебряных же львов.
С приходом Лжедмитрия к власти в царской казне насчитывалось примерно 500.000 рублей. Когда же его свергли, там обнаружили всего лишь 200.000. Бояре, не зная как отчитаться, в недоумении разводили руками: «чёрт его знает, куда он раскидал (деньги) за один год».
Ещё большую тягость испытала казна в годы правления Василия Шуйского. Все соплеменники в один голос сообщали в своих записках о немыслимых тратах этого царя на формирование, снаряжение и содержание войск, направляемых сначала против восставших под предводительством Болотникова, а потом и против Лжедмитрия II (Тушинского вора). Василий Шуйский, как впрочем, и его предшественники, постоянно просил помощи у монастырей и не только деньгами, но и золотыми и серебряными сосудами. Правда, денег на войну всё равно не хватало.
Однако тот факт, что Василий обращался к царским закромам, не подтверждается ни одним приказным документом той поры. Похоже, что полякам и явным недоброжелателям царя Василия Шуйского было выгодно приписать растраты именно ему. К последним свидетелям относились дьяк Иван Тимофеев и келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын. Каждый из них имел к царю свои претензии. Первого по царскому указу перевели из столицы в Новгород, понизив статус и тем самым уязвив его самолюбие. Второй был недоволен тем, что царь слишком много взял из монастырской казны. Иное дело, если в разграблении кремлёвских богатств принимали участие польско-литовские интервенты. От этих всего можно было ожидать.
Уже позднее, после освобождения Москвы, дьяками московских приказов был составлен своеобразный «отчёт» о расходах царской казны на содержание польских и немецких наёмников в период с 1611–1612 годы. По нему значилось, что жалование иноземным войскам выплачивалось не только деньгами, но и золотыми сосудами, ювелирными украшениями и ценностями московских монастырей.
Как только поляки обосновались в Кремле, и повели себя как хозяева, они тут же попытались наложить руку на «государеву казну». Сам пан Гонсовский предлагал Сигизмунду III выгодное дело: прислать в Москву мастеров монетного дела и перечеканить имеющееся в Кремле серебро и золото в польские деньги. Вырученная от этого сумма могла бы покрыть не только многочисленные задолженности наёмному воинству, но и принести немалый доход польскому королю.
По каким-то причинам королевские монетчики в Россию не прибыли и поэтому жалование наёмникам решили выплачивать «натурой» – захваченными золотыми и серебряными изделиями. Некий Николай Мархоцкий вспоминал впоследствии: «Наши, обуреваемые жадностью, не пощадили и Господа Иисуса (золотая статуя, весом, наверное в 30.000 червонных золотых), хотя некоторые предлагали отослать его в целости в Краковский замковый костёл – в дар на вечные времена. Но получив «Иисуса» из московской казны наши разрубили его на куски и поделили между собой. Такая практика получила название «залога в уплату жалования».
Воинским частям Гонсовского, покидавшим Москву в конце 1611 года, вместо денег выдали: «корону, подаренную императором Максимилианом московскому великому князю Ивану, и ту, что приказал изготовить Лжедмитрий» (обе короны в дорогих каменьях), посох «из единорога», концы которого были украшены каменьями», «царское седло, тоже с каменьями». Столь же ценным был и залог, полученный солдатами Сапеги: «две крытые золотом и украшенные каменьями шапки, которыми москвитяне обычно коронуют своих царей, скипетр и державу, – тоже золотые и в каменьях».