вершенно пусты, и куда исчезла из них поклажа, так никто и не узнал. Лишь на берегу неширокой речки Нары в кустах обнаружилось несколько серебряных тарелок и кружек.
Что настораживает в этой истории больше всего, так это то, что французы перед ночным прорывом перебили всех своих раненых – их утром обнаружили в погребе одного из домов. Держаться в сёдлах те явно не могли, а оставить их в живых французы почему-то посчитали невозможным. Видимо раненые могли рассказать что-то очень важное, может быть поведать о том, куда исчезла поклажа с десятков подвод и нескольких сотен весьма солидных сундуков. Вопрос остаётся открытым вот уже почти двести лет. Кто ответит на него?
К сожалению, местность эта теперь плотно застроена всевозможными особняками и дачами, так что провести полномасштабные поисковые работы здесь вряд ли теперь удастся. Но и по сию пору можно видеть странных людей, таящихся вдоль оврагов и опушек окрестных лесов и явно что-то разыскивающих.
Фиат Азиатской дивизии
В мае 1921 года, в монгольских степях близ озера Буир-Нуур в одной из лощин, заполненных талой водой был утоплен 6-и местный «Фиат», а вместе с ним были утоплены 24 ящика с золотыми монетами и обитый жестью сундук барона Унгерна в семь пудов веса.
«Совершенно секретно» № 10 1993 г.
– Ну, о чём тут ещё можно говорить? – скажет иной читатель. И так всё ясно. Вон и уважаемая газета пишет о том, где просто так лежат очередные миллионы. Покупай лопату, билет до Улан-Батора и вперёд, с песнями.
Эх, только и могут сказать в ответ авторы, – нам бы Вашу уверенность. Но давайте попробуем разобраться и в этом тёмном вопросе. Глядишь, из мутных вод очередного исторического озера и всплывёт долгожданная правда. Попробуем максимально пристально рассмотреть и происхождение данного клада, и Азиатскую дивизию, длительное время охранявшую ценности и самое главное, самого командира той дивизии – легендарного барона Унгерна.
Сразу же даю кратенькую историческую справку об этом человеке.
«Роман Фёдорович Унгерн фон Штернберг, 35-летний генерал-лейтенант российской армии, был расстрелян по приговору Сибирского ревтрибунала 15 сентября 1921 года. Погребли останки расстрелянного генерала без лишней огласки, тайком: где-то в тайге под Новониколаевском (ныне Новосибирском), и его имя, вероятно, очень скоро выветрилось бы из народной памяти, если бы не пошли толки, что где-то в монгольской степи Унгерн зарыл значительные по стоимости сокровища. И что чекисты, мол, то угрозами и пытками, то постулатами сохранить жизнь понуждали барона указать место, где он спрятал свои богатства, а когда поняли, что орешек им не по зубам – не расколется, председатель Сибирского ЧК Иван Плауновский собственноручно прикончил Унгерна выстрелом в затылок».
Вот такие в те времена были нравы, вот такие нравы. Озверевшие за долгие годы войны люди уже настолько очерствели и опустились, что ни останавливались ни перед чем, чтобы достичь своих низменных целей. И дело здесь было вовсе не в пропавших сокровищах, а в непреодолимой ненависти представителей одного класса к другому. Но вот прошли годы, десятилетия и кто, теперь в самом деле припомнит кто такой был «большой» человек Иван Плауновский, а вот кто такой барон Унгерн помнят на удивление многие. Личность это была и в самом деле неординарная. Ну, хотя бы встаньте те, кто у нас в 35 имел звание генерал-лейтенанта? Что-то не вижу поднявшихся. А Унгерн смог, он поднялся! Да что там звания и регалии! Всех испытаний и приключений, что послала ему судьба, не осилили бы и десять человек. Мы ещё коснёмся подвигов знаменитого барона, а пока переместимся на время в пригород Варшавы, выбрав для своего визита 10 января 1945 года.
К дому Хенрика Витачека, что стоял в местечке Жульвивине, подъехал чёрный легковой автомобиль. Пан Хенрик выглянул в окно и сердце его ёкнуло: из машины вышел сухощавый невысокого роста мужчина в шинели офицера «СС».
– Мне нужен герр Оссендовский, – заявил офицер вместо приветствия, нервно снимая перчатки.
У Хенрика Витачека слегка отлегло от сердца. Оссендовский – «Литератор, путешественник, учёный, профессор Антоний Фердинанд Оссендовский», как было записано в его визитной карточке, был жильцом пана Витачека, снимал у него флигель.
В последние дни старый профессор чувствовал себя неважно и хозяин дома уже собрался было предупредить об этом немца, но тут дверь флигеля отворилась, и в прихожую вышел профессор.
– Оссендовский, – назвался он, – чем могу быть полезен?
– Мне бы хотелось с вашей помощью просветить кое-какие детали, касающиеся истории вашего семейства, – ответил офицер и, козырнув, представился: – Унгерн фон Штернберг…
Жизнь Оссендовского, а в ней сверх меры было событий, встреч и самых невероятных приключений, сделала фигуру этого человека прямо-таки находкой для любителей исторических головоломок.
Можно, например, прочитать, как в 1942 году, в дни рождества Оссендовский находясь в гостях у своего тестя, известного польского кардиолога Ягельского подошёл вдруг к книжному шкафу и, скользнув взглядом по разноцветным корешкам, взял с полки первое издание своей книги «Леса Польши».
– Здесь на 104 странице, – сказал он, интригуя собравшихся, – помещена фотография места, где ждут своего владельца драгоценности, которые не купить ни за какие деньги. Фотографию эту сделал я сам. Где именно? Скажем так: где-то за Байкалом у истоков Амура.
Или можно прочитать о том, как Унгерн в присутствии Оссендовского вручил настоятелю одного из буддийских монастырей завещание и план тайника, в котором спрятаны 1,5 тонны золота. В завещании было сказано, что если в течении 50 лет не появятся законные наследники, то всё это золото должно быть употреблено на распространение ламаизма.
В 1957 году в журнале «Пшекруй» была опубликована заметка из Монголии. Называлась она – «Тайна (вероятно) разгадана». В ней высказывалось предположение, что тайник Унгерна находится «где-то в горах Хангая». Спустя какое-то время в журнале «Новы сигналы» появилось письмо читателя, и автор его, судя по письму, знал Монголию времён похождений там барона Унгерна не понаслышке.
Унгеровцы, – говорилось в письме, – четыре раза закапывали большое количество боеприпасов, оружия, артиллерийских снарядов. Возможно, тогда же было зарыто и золото. Происходило это вблизи переправ через реки Джижа, Селенга и Орхон.
Своей подлинной фамилии читатель не указывал. Под письмом стоял псевдоним – Цаган Тологой. Что значит, если перевести с монгольского, – Белая вершина, а точнее – голова.
– Сокровища действительно существуют, соглашался «Цаган Тологой», однако искать их надо в окрестностях озера Буир-Нуур, на востоке Монголии.
Если верить Оссендовскому на слово, то встретился он с Унгерном в дацане (ламаистский монастырь) Вангхуре, над мутным от весеннего паводка Орхоном. Затем была Урга и, конечно же, посещение Гандана – священного городка буддийских монахов – лам. Вся поездка Оссендовского по Монголии длилась примерно с 3 по 11 мая. При этом в самой Урге, гостем барона он пробыл 2–3 дня – не более. Перед отъездом, так, во всяком случае, утверждал сам профессор, Унгерн вручил ему мешочек с золотыми монетами достоинством 5 и 10 рублей. Деньги Оссендовский должен был передать жене Унгерна – то ли маньчжурской то ли китайской княжне, проживавшей в то время в Пекине. А ещё барон предоставил в его распоряжение свой шестиместный «Фиат».
Каким в действительности было участие польского профессора в событиях происходивших в начале 20-х годов прошлого века на Дальнем Востоке, и удалось ли о них что-то выведать немцам, история умалчивает. Но то, что ближайший родственник Романа Фёдоровича Унгерна разыскивал прямых свидетелей его подвигов, говорит о многом. И, конечно же, воспоминания Оссендовского для выяснения подлинности всей этой запутанной истории весьма существенны.
В 1929 году во Львове (в то время польская территория) вышла книга «По Урянхаю и Монголии». Автор – Камиль Гижицкий полонизировавшийся татарин из Галиции. Именно он, четверть века назад, прикрывшись псевдонимом «Цаган Толой», опубликовал две заметки, в которых со знанием дела показал, что публикации касающиеся местонахождения клада Унгерна основаны по большей части на высосанных из пальца измышлениях. Камилю Гижецкому было, отчего скрывать своё имя. Человеку с его биографией в народной Польше только и оставалось, что забиться как мышке в норку и сидеть, не смея даже пикнуть. Ведь прежде чем оказаться в Урге (своеобразной столице восточного баронета), Гижицкий воевал против красных сначала как легионер Отдельного Чехословацкого корпуса, а затем в сформированной под Новониколаевском 5-й Сибирской дивизии генерала Чумы.
Инженер по образованию, специалист по взрывчатым веществам, Гижицкий пришёлся Унгерну, что называется, ко двору. Тот поручал ему дела, требовавшие ответственного к себе отношения, профессиональной сноровки, изобретательности и, не в последнюю очередь, умения держать язык за зубами. Но как же насчёт припрятанных на чёрный день сокровищ? Неужели ближайший помощник барона ничего о них не знает?
Однако, единственное, что разрешает себе «Цаган Толой», то только осторожно намекнуть, что клад следует искать в окрестностях озера Буир-Нуур, в одной из многочисленных заполненных жидким илом прибрежных лощин. Такие своеобразные овраги сами монголы называют «лагами». Распорядиться насчёт того, чтобы ценности были просто зарыты в землю, Унгерн не мог, – считает Гижицкий, – ибо он чтил ламаистские обычаи, а ламаизм запрещает копать землю, считающуюся святой. Подрывник отмечает, что его начальник, дабы даже ненароком не нарушить запрета, носил сапоги только с загнутыми носами – как это принято у лам. На первый взгляд Гижицкий в указании места захоронения существенно расходится с профессором Оссендовским, который помещает унгеровский тайник где-то у истоков Амура. Но их разногласия являются таковыми только на первый взгляд.
Амур, как известно, образуется при слиянии двух рек – Шилки и Аргуни. И значит, с гидрографической точки зрения он имеет два равнозначных истока. И если в Монголии принято считать, что Амур является продолжением Шилки и Онона, то во внутренней Монголии (входящей в Китай) с не меньшим основанием видят начало Амура в Аргуни. Следовательно, превосходно разбирающийся в географии Оссендовский, и брал в расчёт именно эти, не всем известные тонкости. Что же он имел в виду конкретно, употребляя явно неоднозначное выражение – «Истоки Амура»? Фотографию, о которой ш