зможно, что часть кладов Разина так и лежит в тех местах, где в 1942 г. шли бои за Сталинград.
Но, разумеется, найдена была только часть разинского наследства. В 1904 г. один отставной офицер случайно обнаружил подлинную кладовую запись, сделанную на клад, спрятанный Разиным у приметного утеса, ныне носящего его имя. Он произвел раскопки и отыскал подземный проход, укрепленный дубовыми подпорками, что свидетельствовало о предусмотрительности его создателей. Но тут началась Русско-японская война, и офицера призвали в армию. С войны он не вернулся.
В 1910 г. появился новый претендент на этот клад. На этот раз это был 62-летний есаул из войска Донского. Скорее всего, к нему в руки попала та самая кладовая запись, взятая кем-то у убитого в Манчжурии офицера. Как проходили дальнейшие поиски и каковы были их результаты, доподлинно неизвестно, но шумихи в прессе было много.
Кстати, кроме утеса Разина есть и курган его имени. Мало того, есть и пещера Разина, выложенная татарским кирпичом, в одноименном овраге, начинающемся около речки Увековки. В 60-х гг. позапрошлого века ее посещал В. Крестовский.
Разыскивали клады Разина и в Лукояновском уезде Нижегородской губернии. Поиски в основном велись вдоль реки Алатырь. Были собраны материалы о некоем мощном подземелье, вход в который был из оврага, начинавшегося за околицей села Печи. Оно было обнаружено тогда, когда в вентиляционное отверстие провалилась лошадь. Не целиком, разумеется, только задними ногами, но это привлекло внимание местных жителей. Двое смогли спуститься по веревке вниз, но кроме сбивчивых рассказов о мрачном подземелье и деревянных дверях, преграждающих дальнейший путь, ничего путного о них добиться не удалось.
Конечно, рассказ этих двоих смельчаков вызывает большие сомнения, ведь спуститься им пришлось на немаленькую глубину — 20 м. Могли ли разинские налетчики длительное время и в полной тайне строить столь трудоемкие сооружения? Маловероятно, чтобы обычные грабители с "большой дороги" озаботились строительством подземных хором. Одно дело — приспособить для тайного убежища естественную пещерку, а другое — работать кайлом и лопатой несколько месяцев, не разгибая спины. А грабить-то когда? Скорее всего, дубовые двери и блеск сокровищ просто пригрезился нашим кладоискателям.
К сожалению, многочисленные и богатые клады как Степана Разина, так и Емельяна Пугачева были спрятаны на многочисленных волжских островах, которые при строительстве грандиозного каскада волжских электростанций ушли под воду. А захоронения, оказавшиеся под водой, отыскать тяжело. А уж извлечь на поверхность — тем более. Оправдать связанные с поисками таких кладов расходы можно, только если имеешь очень точную информацию о действительно ценном захоронении. В противном случае "овчинка" обычно не стоит трудоемкой "выделки".
Мерцающее золото короля Вила
Немного найдется среди кладоискательских легенд таких, о которых хочется рассказать. Ко всему прочему, она связана с легендарными российскими сокровищами, буквально канувшими в Лету примерно 400 лет назад! Такие невероятно живучие в веках и потрясающие воображение все новых и новых поколений легенды можно легко пересчитать по пальцам одной руки. И если прибавить к сказанному многотонную массу захороненного на западе от Москвы имущества, то вы понимаете, что оставить без внимания столь завлекательную легенду о золоте иноземного короля ни один российский кладоискатель просто не в состоянии.
— Что же это за легенда такая? — наверняка спросят меня читатели, заинтересовавшись столь необычным вступлением. Разве на российских просторах может встретиться что-то грандиознее 8 бочонков червонцев солдата Иоахима или, на худой конец, Железного обоза Наполеона Бонапарта?
Скажу честно и без каких-либо оговорок. Клад короля Вида, именуемый еще и как "Клад у Николы Лапотного", действительно настолько грандиозен, что считать его нужно не на бочонки и даже не на возы, а прямо на КамАЗы!
— Что же это за король такой, — вскричит особенно нетерпеливый любитель исторических загадок, — и почему я о нем ничего и никогда не слышал? Да и откуда же взялось у него столь грандиозное богатство и почему его потребовалось прятать именно в России? И имя у этого короля какое-то явно не русское. К тому же совершенно непонятно, кто такой этот Никола Лапотный и какое, собственно говоря, отношение он имеет к данной удивительной истории?
Вопрос далеко не праздный, поскольку столь много разных событий сплелось в этом почти мифическом эпизоде нашей истории, что и целой книги для его описания будет недостаточно. И для сокращения времени начать мне придется почти что с самого конца сей головоломной истории, хотя бы скупо осветив события, происходившие незадолго до ее завершения.
Завершалось мучительно долгое Смутное время, отягощенное разорительным польским нашествием. И еще в Ярославле самопровозглашенное земское правительство, возглавляемое князем Дмитрием Пожарским и Кузьмой Мининым, приняло решение об избрании нового царя, "природного государя". Его надо было избирать всенародно, всем "собором" с представителями "от всей земли". Но в московской казне не оказалось не то что денег, но и царских регалий, торжественная коронация без которых была просто невозможна. Сокровища разграбили захватчики, и следы многих ценностей затерялись навсегда…
С начала XVII в. царская казна испытала на себе все перипетии Смутного времени. Немецкий наемник Конрад Буссов, служивший не только царям, но и "воровскому" атаману Болотникову, говорил, что истощение казны началось еще во время Бориса Годунова. В годы повального голода царь вынужден был раздавать до 500 000 копеек в день. Самозванец, сменивший Годунова на троне, тоже особо не скупился и щедро оплачивал услуги и польского наемного воинства, и донского казачества. И Исаак Масса, и Конрад Буссов, и другие очевидцы позднее представляли целые реестры ценных вещей и драгоценностей, отправленных Лжедмитрием в Польшу в качестве подарков своей невесте и будущему тестю. Только эта часть сокровищ, оказавшихся за пределами страны, обошлась казне в 200 000 гульденов. Самому себе самозванец повелел сделать трон из серебра с позолотой, опирающийся на серебряных же львов.
С приходом Лжедмитрия к власти в царской казне насчитывалось примерно 500 000 рублей. Когда же его свергли, там обнаружили всего лишь 200 000. Бояре, не зная, как отчитаться, в недоумении разводили руками: "Черт его знает, куда он раскидал деньги за один год".
Еще большую тягость испытала казна в годы правления Василия Шуйского. Все соплеменники в один голос сообщали в своих записках о немыслимых тратах этого царя на формирование, снаряжение и содержание войск, направляемых сначала против восставших под предводительством Болотникова, а потом и против Лжедмитрия II (Тушинского вора). Василий Шуйский, как, впрочем, и его предшественники, постоянно просил помощи у монастырей и не только деньгами, но и золотыми и серебряными сосудами. Правда, денег на войну все равно не хватало.
Однако тот факт, что Василий обращался к царским закромам, не подтверждается ни одним приказным документом той поры. Похоже, полякам и явным недоброжелателям царя Василия Шуйского было выгодно приписать растраты именно ему К последним свидетелям относились дьяк Иван Тимофеев и келарь Троице-Сергиева монастыря Авраамий Палицын. Каждый из них имел к царю свои претензии. Первого по царскому указу перевели из столицы в Новгород, понизив статус и тем самым уязвив его самолюбие. Второй был недоволен тем, что царь слишком много взял из монастырской казны. Иное дело, если в разграблении кремлевских богатств принимали участие польско-литовские интервенты. От этих всего можно было ожидать.
Уже позднее, после освобождения Москвы, дьяками московских приказов был составлен своеобразный "отчет" о расходах царской казны на содержание польских и немецких наемников в период 1611–1612 гг. По нему значилось, что жалованье иноземным войскам выплачивалось не только деньгами, но и золотыми сосудами, ювелирными украшениями и ценностями московских монастырей.
Как только поляки обосновались в Кремле и повели себя как хозяева, они тут же попытались наложить руку на "государеву казну". Сам пан Гонсовский предлагал Сигизмунду III выгодное дело: прислать в Москву мастеров монетного дела и перечеканить имеющееся в Кремле серебро и золото в польские деньги. Вырученная от этого сумма могла бы покрыть не только многочисленные задолженности наемному воинству, но и принести немалый доход польскому королю.
По каким-то причинам королевские монетчики в Россию не прибыли, и поэтому жалованье наемникам решили выплачивать "натурой" — захваченными золотыми и серебряными изделиями. Некий Николай Мархоцкий вспоминал впоследствии: "Наши, обуреваемые жадностью, не пощадили и Господа Иисуса (золотая статуя, весом, наверное, в 30 000 червонных зачатых), хотя некоторые предлагали отослать его в целости в Краковский замковый костел — в дар на вечные времена. Но получив "Иисуса" из московской казны, наши разрубили его на куски и поделили между собой. Такая практика получила название "залога в уплату жалованья".
Воинским частям Гонсовского, покидавшим Москву в конце 1611 г., вместо денег выдали: "корону, подаренную императором Максимилианом московскому великому князю Ивану, и ту, что приказал изготовить Лжедмитрий" (обе короны в дорогих каменьях), посох "из единорога, концы которого были украшены каменьями", "царское седло, тоже с каменьями". Столь же ценным был и залог, полученный солдатами Сапеги: "две крытые золотом и украшенные каменьями шапки, которыми москвитяне обычно коронуют своих царей, скипетр и державу, тоже золотые и в каменьях".
Таким образом, мы видим, что из казны и царских покоев были вывезены даже основные царские регалии. О том, что поляки вывозили с собой коронационные регалии, сообщал тот же Конрад Буссов. Он писал, что содержимым сокровищницы были оплачены услуги польского королевского воинства до 1612 г. На это ушло семь царских корон, три скипетра, из них один — из цельного рога единорога и очень богато украшенный рубинами и алмазами, и множество редких драгоценностей.