Глаза бойцов налились кровью.
Они то сталкивались рогами, то разбегались в стороны и снова налетали один на другого, стараясь поразить один другого ловким ударом.
Удары сыпались за ударами, отражались и снова наносились с удвоенной энергией и страшной силой.
Рога противников трещали.
По временам от крепких рогов летели отломанные куски.
Иногда, в припадке ярости, противники хватали друг друга зубами, и целыми клочьями отлетали куски окровавленного мяса.
Хриплые крики вылетали из груди.
Но вот молодой олень вдруг быстро отскочил в сторону, отбил направленный в него удар и изо всей силы ударил старого оленя левым рогом в левый бок.
Алая кровь брызнула из раны.
Удар был так силен, что раненый олень не устоял на ногах и тяжело грохнулся на землю, не будучи в состоянии предотвратить второго удара.
С удвоенной силой новый олень снова ударил его рогами, прорвав в нескольких местах бок врага.
Голова старого оленя свесилась.
Кровь сильными струями хлынула из ран, язык высунулся, глаза стали стеклянными, тусклыми. Жизнь отлетела от старого оленя.
Победитель выпрямился, гордо поднял голову, закинул рога и закричал на всю тайгу, возвещая этим криком свою победу.
Удивительно одно! Самки совершенно равнодушно отнеслись к убийству их старого хозяина. Оповестив тайгу о своей победе, новый олень подошел к стаду и как ни в чем не бывало занял место убитого.
Потоптавшись на одном месте, самки разбрелись и принялись мирно пастись на траве, а гордый победитель чутко стал прислушиваться, остерегая от неприятеля вновь приобретенное стадо. Рогач очень боялся нового оленя.
Победитель держал себя с самками очень ласково, но молодых самцов недолюбливал. Он боялся, вероятно, что они могут отомстить ему, когда подрастут, и поэтому частенько угощал их ударами своих рогов.
Между тем лето и осень прошли и наступили заморозки.
Все оленье стадо мало-помалу подвигалось к северу, по направлению к Ледовитому океану, на тундры.
Здесь с наступлением морозов можно было свободно ходить и было много вкусного мха.
Рогач живо научился добывать его из-под снега.
Бьет, бывало, и бьет копытами по снегу, пока не разгребет его до самой земли, очистит кусочек земной поверхности, покрытой мхом, и ест, сколько его оленьей душе угодно.
Выест один кусок, примется за другой.
Так в трудах и проходит весь день.
А когда наступить вечер, стадо выберет себе местечко побезопаснее, откуда видно и слышно на далекое пространство, ляжет на снег, прижавшись одни к другим, и заснет.
Только самец не спит, а лишь чутко дремлет и, чуть заслышит где-нибудь опасность, сейчас же разбудит всех.
Мало-помалу к такому сторожкому сну привыкали и молоденькие самцы и стерегли все стадо.
Не думал и не гадал наш Рогач, что беда уже подстерегает его и многих других.
III
Однажды, после трудового дня, все стадо улеглось спать.
Ночь прошла уже наполовину, когда старый олень вдруг встрепенулся и сильно потянул носом воздух.
Встрепенулся и Рогач.
Его нос тоже уловил какой-то странный и хотя незнакомый, но страшный запах, и тонкий слух различил какие-то неясные звуки.
Что бы это могло быть?
Но вот звук повторился, и сторожевой олень громко вскрикнул тревожным голосом, от которого моментально вскочили на ноги все самки и молодежь.
Теперь уже и Рогач понял ужасную опасность, понял, что к ним приближается гроза тайги, страшный тигр.
Не было сомнения в том, что зверь учуял слабых оленей и теперь быстро приближался к ним.
Моментально все стадо встрепенулось, самец поднял свою гордую голову, закинул назад рога и вместе с остальными понесся по тундре, словно стрела, пущенная из туго натянутого лука.
А сзади до них доносился яростный рев разъяренного животного, и расстояние между тигром и оленями все уменьшалось.
Олени летели вперед как птицы, едва прикасаясь к земле своими стройными, легкими ногами.
Рев раздался за самыми их спинами, тигр сделал последний, ужасный скачок, и одна из отставших самок упала, обливаясь кровью, под страшным ударом тяжелой лапы хищного тигра.
Как раненый, крикнул самец, заметив гибель одной из своих подруг, но о сопротивлении нечего было и думать.
Стадо продолжало скакать куда глаза глядят, не обращая внимания даже на то, что тигр давно прекратил преследование.
С перепугу бедные олени и сами не заметили, как выскочили на площадь, на которой было разбито кочевье тунгусов.
Вокруг юрт (кибиток) паслось стадо домашних оленей, глядевших теперь изумленно на своих диких собратьев.
Увидав диких оленей, тунгусы выскочили из юрт, наскоро словили в стаде нескольких оленей и помчались за дикими оленями.
Дикие олени поздно заметили опасность и кинулись было наутек, но не тут-то было.
Убегая от тигра, они ведь сделали по крайней мере верст двадцать пять и теперь были измучены и усталые, тогда как их преследователи сидели на свежих домашних оленях, скакавших за ними бодрым скоком и приближавшихся к ним все больше с каждой минутой. Одышка и усталость брали свое.
Вот в воздухе взвился аркан и со свистом обвил молодую шею Рогача, свалив его на землю.
Дыхание сперлось.
Рогач не видел дальнейшего преследования и испуганно смотрел на окружавших его людей, которые весело кричали что-то, махали руками и хлопали его по шее и бокам.
Спустя несколько минут его освободили от аркана, надели на шею петлю вроде недоуздка и повели в кочевье.
Тунгус, к которому он попал, остался им очень доволен и, глядя на него, повторял:
– Самец! Хороший олень! Как же тебя назвать? Ну, будь ты Рогачом. У тебя рога будут хорошие.
С этого дня он и получил свою кличку.
Дни шли за днями.
Сначала Рогача держали на привязи, потом его загнали в загородку и пустили к нему двух самок, с которыми Рогач сдружился очень быстро.
Есть ему приносили тунгусы, и через месяц Рогач совершенно забыл о своей неволе, убедившись, что в плену живется не так-то скверно.
К тому же в его загородку пригнали еще трех самок и, значит, веселое общество еще увеличилось.
Наконец в один прекрасный день Рогач заметил, что ворота в загороди совсем открыты. И странно, когда он выскочил на свободу и убедился в том, что за ним никто не гонится, он как-то ошалел.
Сначала он весело и звонко закричал, приглашая своих самок удрать поскорее от людей и жилья. Но самки не слушались и остановились недалеко от общего стада.
Рогач пробежал с версту, убедился в том, что за ним никто не следует, и почувствовал скуку, с которой никак не могло совладать его сердце, когда-то вольное и дикое, а теперь порабощенное.
Он остановился.
Несколько минут постоял, посмотрел и… медленно пошел к своим собратьям, не желавшим свободы.
С этого дня Рогач стал ручным оленем.
К людям он привык, перестал их дичиться и мирно пасся с общим большим стадом, перекочевывая со своими хозяевами по тундре с места на место.
Он окреп, рога его выросли совсем и разветвились, давая ежегодно по одному новому ростку.
Рога у него росли интересно.
Когда они были еще совсем молодыми, они были очень нежны, пористы и словно пропитаны кровью.
А сверху они были словно обтянуты кожицей, на которой рос нежный желтенький пух.
Тунгусы не льстились на молодые рога.
Это только китайцы очень ценят такие молодые рога и называют их пантами, добывая их на охоте в непроходимых дебрях.
Когда у оленя растут новые рога, он еще не может защищаться, и поэтому уходит далеко в тайгу, где его очень трудно найти.
Поэтому такие рога очень трудно добыть и они у китайцев ценятся очень высоко и употребляются для каких-то снадобий в медицине.
Конечно, если бы не тигр, так Рогач никогда бы не наскочил на людей, но хищник загнал его в неволю.
Но тунгусы – не китайцы и не ценят молодых рогов, так как не хотят убивать оленей только ради того, чтобы овладеть их рогами.
Рогач тихо и мирно зажил среди людей.
Каждый день тунгуски приходили в стадо, доили самок и уносили с собой молоко для питья и приготовления сыра и разных кушаний.
Рогач ничего не имел против этого и спокойно смотрел, как женщины доят его подруг.
Когда он окончательно окреп, его начали понемногу приучать к работе, то есть к верховой езде.
Когда молодой тунгус в первый раз вскочил на его спину, Рогач страшно бился, стараясь сбросить с себя непрошеного седока, брыкался, даже падал на землю, но удары плети скоро покорили его.
Мало-помалу он привык и не выкидывал уже никаких штук, когда на него садились люди.
К запряжке он привык тоже довольно скоро.
Летом их никогда не запрягали, потому что у тунгусов нет колесных экипажей и телег.
Только зимой оленей запрягают в длинные, легкие санки, называемые партами, и олени бодро и быстро скачут с ними по снегу.
Что бы делал тунгус без оленя?
Олень ему и пищу дает, и шкуру для одежды, и мясо для питания, и лошадь собой вполне заменяет.
А за это тунгус любит оленя и заботится о нем, как о собственном ребенке.
Привольно жилось Рогачу.
Один только раз познал он горе.
Как-то раз в стадо пришел хозяин со своим старшим сыном.
Они долго о чем-то разговаривали, затем поймали одну из самок Рогача и, не обращая внимания на ее крик, поволокли ее к юртам.
Обозлился Рогач, обидно стало ему за свою самку, которую уводили от него так бесцеремонно.
Склонил он свои ветвистые рога и бросился на хозяев, желая отбить свою подругу, но на него посыпались такие удары плети, что он не вынес и обратился в бегство.
Тунгусы подвели самку к юрте, связали ее, повалили и на глазах всего стада перерезали ей горло.
О, как тоскливо закричал Рогач, когда увидел алую струю крови, брызнувшую из нежного тела.
Но горе скоро забылось.
У Рогача оставалось еще большое стадо, и он не долго оплакивал свою преждевременную потерю.