Зато воскресные дни они почти всегда проводили вместе.
По праздникам, после обеда они часто ходили в город, посещали театры и читальни, любовались на Юзовский завод, где обжигался кокс и вырабатывалась каменноугольная смола.
Тут, над почерневшими от копоти заводскими постройками, возвышался целый лес массивных труб, вечно курящихся, никогда не остывавших.
Там, за стенами завода, в огромных каменных корпусах, в продолжение шести дней в неделю с грохотом и свистом вращались тяжелые маховики, двигались поршни, вертелись колеса разной величины; там человек, поработивший пар и электричество, управлял их силой, заставляя то двигаться, то останавливаться чудовищные машины.
Слабая рука, направляемая мозгом, как бы шутя управляла силами природы.
Воскресные дни были днями величайших радостей для мальчиков.
Иногда в рабочем клубе устраивались вечеринки, на которых молодежь плясала до упаду, бывали случаи, когда парни и девочки сбивались в компании и отправлялись куда-нибудь в поле, захватив провизию, и там проводили весь день.
После таких дней было тяжело спускаться в шахты.
Но жизнь ставила свои требования, и им надо было покоряться.
В один из таких послепраздничных дней Рябчик, спустившись в шахту вместе с Мишкой, направился к третьему штреку.
Идти им было по пути.
Надо было пройти одной из боковых галерей во второй штрек, а оттуда снова по другой боковой – в третий.
Освещая путь лампочкой, мальчики подвигались вперед, разговаривая друг с другом и вспоминая о вчерашних удовольствиях.
Из главного штрека прошли в боковую, оттуда во второй штрек и, наконец, вошли в другую боковую.
Эта была одна из давно заброшенных боковых галерей, по которой шахтеры даже избегали ходить, а если и ходили, то только для сокращения пути и с большой опаской.
Многие подпорки тут покосились, потолочные брусья осели и грозили падением. Пол был покрыт кучами осыпавшейся земли, и надо было идти очень осторожно, чтобы не споткнуться.
Мишка шел впереди.
Они уже прошли половину галерей, как вдруг Мишка остановился.
– Обвал, – проговорил он тревожно.
Рябчик подошел ближе.
Дальнейший путь был прегражден. По-видимому, потолок в этом месте не выдержал и рухнувшей землей завалило часть галереи.
Еще накануне праздника ничего этого не было.
На несколько минут воцарилось глухое молчание.
Но вот чуткое ухо Рябчика уловило странный звук.
Это был какой-то шелест, словно что-то осыпалось.
Рябчик насторожился.
Отец не раз говорил ему про этот предательский шелест.
Вероятно, где-нибудь треснул потолочный брус и земля осыпалась сквозь образовавшуюся щель.
– Слышишь, Мишка? – прошептал Рябчик.
– Пустое! Сыплется, ну и пусть себе сыплется, – беспечно ответил Мишка.
Но Рябчик был другого мнения.
По натуре впечатлительный, сторожкий и наблюдательный, он научился прислушиваться под землей к малейшему шепоту природы, подмечать незаметную другим опасность.
Путь вперед был перерезан, надо было возвращаться назад и идти в обход.
– Мишка, идем назад. Слышишь, ведь сыплется! – проговорил Рябчик.
И, не ожидая ответа, он двинулся к входу, освещая потолок и стены и внимательно вглядываясь в них.
Шорох осыпающейся земли теперь слышался очень явственно.
– Мишка, скорей! – крикнул Рябчик, поднимая выше лампу.
Почти над его головой, немного впереди, виднелись три толстых балки, переломанные посередине тяжестью осевшей земли. Сквозь образовавшиеся щели теперь сыпались тонкие струи земли.
«Как это я раньше не заметил этого?» – мелькнуло в уме Рябчика.
Тихий треск послышался как бы в ответ на эту мысль.
Рябчик вздрогнул всем телом и в несколько скачков проскочил через опасное место.
Как сквозь сон слышал он, как за его спиной что-то треснуло, гукнуло, и могильная тишина воцарилась в галерее.
Опоздай он на несколько секунд – и страшный обвал навеки похоронил бы его под землей.
Мысль о Мишке мелькнула в мозгу.
Дрожа всем телом, Рябчик остановился, и обернувшись, поднял лампу.
Мишки не было. Сзади галерея была завалена обвалившейся землей. Значит, Мишка остался посреди двух обвалов.
А может быть, он попал под самый обвал? Может быть, теперь уже завалилось и то пространство, где они оба стояли за минуту перед этим?
Недра земли хранили угрюмое молчание.
Им не было дела до людских страданий.
Рябчик растерялся, но не надолго. Он вспомнил, что у него нет инструмента и что опасность далеко еще не миновала. Забытая галерея могла завалиться вся, обвал мог ежеминутно произойти и в других местах.
Только с помощью многих людей можно было помочь беде.
Рябчик бросился бежать.
По временам он спотыкался, падал, но снова поднимался, не обращая внимания на боль, и снова бежал.
На его крик собралось десятка полтора откатчиков, возчиков и шахтеров.
– В третьей боковой, между третьим и четвертым штреками – два обвала! Мишка погиб… Завалило! – в десятый раз повторял Рябчик, по лицу которого текли слезы. – Братцы… Товарищи, спасите! Может, живой еще!
Люди волновались, бегали, кричали.
Нельзя было медлить ни минуты. У всех было лишь одно желание: во что бы то ни стало спасти товарища, попавшего в беду.
Подземный мир не знал пощады, и каждая минута была дорога.
Моментально о случившемся дали знать наверх. Явился перепуганный штейгер с плотниками, подоспел инженер, руководивший работами, шахтеры вооружились лопатами и кирками, и вся партия направилась по указанию Рябчика.
VIII
Инженер и штейгер внимательно осмотрели галерею как со стороны третьего, так и со стороны четвертого штреков, разделили людей на две партии, и с двух сторон одновременно закипела работа.
Вооружившись лопатой, Рябчик работал изо всех сил. Пот капал с него градом. Он сбросил куртку и продолжал кидать землю. Каждая минута казалась ему вечностью, мысль о товарище жгла мозг, заставляла болезненно сжиматься сердце.
Лежит ли он уже мертвый, раздавленный обвалом, сидит ли он, полумертвый от страха, между двумя обвалами? Может быть, ему не хватает воздуха и он уже задыхается, в исступлении царапая ногтями лицо и тело, ежеминутно ожидая мучительной смерти?
При этих страшных мыслях Рябчик вздрагивал и с удвоенной силой принимался за работу.
Подгонять никого не приходилось.
Сознавая важность каждой минуты, люди работали не щадя сил.
По мере того как галлерея очищалась от земли, плотники укрепляли брусьями стены и подводили потолки. В темной галерее, тускло освещенной шахтерскими лампочками, слышалось учащенное дыхание работающих людей и стук топоров.
И все же всем казалось, что время тянется мучительно медленно.
По временам Рябчик приостанавливался.
– Мишка! Мишка! Слышишь ли ты?! – громко кричал он.
Но в ответ не слышалось ни звука.
Прошел час, другой, третий, а люди все продолжали работать.
Но вот, когда в десятый раз Рябчик громко окрикнул товарища, из-за завала послышался слабый, заглушенный звук человеческого голоса.
– Жив! Это он! – вне себя от радости крикнул Рябчик.
– Жив, жив! Налегай, братцы! – загудели голоса.
Человек боролся с мертвой природой.
И эти маленькие людишки, казавшиеся крошечными червячками в подземной глубине, преодолевали теперь давление миллионов пудов земли, прокладывая пути в темных недрах.
Жизнь боролась со смертью.
– Миша! Мишка! – кричал по временам Рябчик.
Теперь в ответ уже ясно слышался заглушенный земляной стеной голос Мишки.
Новые и новые усилия!
Лопата одного из шахтеров врезалась в землю, плотники подвели под потолок новый брус, и в земляном валу показалось отверстие.
– Мишка!
– Я здесь, не бойтесь! – ответил голос.
Сердце Рябчика забилось так сильно, что он даже схватился рукой за грудь.
На глазах помимо воли навернулись слезы.
Дыра быстро увеличивалась. Но лезть в нее было опасно. Земля могла снова завалиться и погубить смельчака.
И только спустя полчаса Мишка, бледный как мертвец, вышел из своего заточения и бросился на шею Рябчику.
Почти одновременно был прорыт и второй обвал.
Довольные счастливым исходом дела, рабочие разошлись по местам, забив предварительно наглухо входы в опасную галерею.
IX
– Чай, страху натерпелся? – расспрашивал Мишку Рябчик, сидя вечером дома за самоваром.
Иван ушел в гости, и друзья чаевничали вдвоем.
У Мишки при воспоминании о пережитом точно мороз пробежал по спине.
– И не говори! Сроду ничего подобного не переживал, – заговорил он взволнованно. – Ну, словно в могиле! Ведь я думал, тебя придавило. Я и сообразил: коли тебя задавило, так про меня никто и не узнает. Значит – крышка. Уж я плакал, плакал, все глаза выплакал.
– Эх ты!
– Да, брат! А тут еще духота. Лампа тусклее гореть стала. Взял я да потушил ее, чтобы воздуху мне больше осталось. Сижу и к смерти готовлюсь. Вот, думаю, пройдет несколько часов, я и задохнусь. Да что там говорить! Плохо, брат, живому в гробу лежать!
Он на минуту умолк и вдруг, стукнув кулаком по столу, проговорил:
– Баста!
– Чего баста? – переспросил Рябчик.
– Не пойду больше в шахту. Боюсь я, – произнес Мишка.
Оба замолчали.
– Завтра возьму расчет и уеду, – первый прервал молчание Мишка.
– Куда? – тихо спросил Рябчик.
Мишка задумчиво посмотрел на товарища.
– Куда? Не знаю. Хоть в Харьков поеду, хоть дальше, – ответил он. – Для работы место найдется.
Он оживился.
Ему радостно было думать, что теперь он начнет новую жизнь, среди солнечного блеска, покинет жуткий мрак подземного мира.
В воображении рисовались такие заманчивые, красивые картины, полные красок, света и радостей.
Рябчик грустно слушал его.
Нет, ему не удастся последовать примеру товарища…
Он останется тут, в этом закоптелом поселке, он не покинет темные недра земли.