щего под уздцы лошадь.
И лошадь, и фигура были немного больше человеческого роста.
Дух добра был молод, краснощек и весело улыбался самой добродушной улыбкой, скаля свои ровные, белые зубы.
Одет он был в светло-голубой, отороченный золотом халат, из-под которого спускались розовые шелковые штаны.
На голове его был блестящий шлем, украшенный золотом и кораллами.
Лошадь духа добра была белой масти.
Под голубым шелковым седлом, отделанным тоже золотом, и взнузданная золотой уздечкой, она стояла смирно, гордо согнув свою крутую шею.
Совершенно не таков был дух зла.
Одетый в черные стальные латы, обвешанный с ног до головы оружием, он представлял собою олицетворение зла.
Черты лица его были уродливы и дышали злобой, глаза почти выскочили из орбит, страшные зубы страшно оскалились под твердыми, торчащими усами.
Шлем с уродливой маской был сдвинут на затылок.
Одной рукой он держал огромный меч, а другой – своего коня.
Его конь был не менее ужасен, чем хозяин.
Черный, со свирепо вытаращенными глазами и оскаленными зубами, он, казалось, не хотел спокойно стоять на месте.
Правая передняя нога его была высоко поднята, хвост и грива стояли торчком, и весь он дышал злобой.
Четыре тяжелых острых меча висели над духом зла на потолке, свешиваясь вниз остриями.
– Гм… странно… – пробормотал Верлов. – Эти мечи внушают мне подозрение. Надо испробовать. Дайте-ка мне длинную палку.
Суравин кинулся во второй двор и вскоре вернулся назад с длинной жердью в руках.
Взяв ее за конец, Верлов стал тыкать ею духа зла и его лошадь.
Но ничего не выходило.
Дух зла и его конь оставались неподвижными и молчаливыми.
– Правая нога! – произнес Верлов и ткнул шестом в правую переднюю ногу лошади.
И в ту же секунду все четыре меча, сорвавшись со своих мест, полетели вниз.
Одновременно раздался громкий звон нескольких гонгов, на которые упали мечи.
Не подумай Верлов ткнуть ногу лошади сначала жердью, а залезь он к ноге сам, – правый передний меч неминуемо вонзился бы ему в спину.
Но если Верлов, благодаря своей осторожности, и не погиб, то это еще не значило, что опасность миновала окончательно.
Звон гонгов всколыхнул дремавший воздух, и шум их должен был привлечь внимание обитателей храма.
– Живо, все ко мне! Торопитесь, друзья, иначе мы погибли! – крикнул Верлов. – Николай Саввич, бегите к кораблю и выстрелом предупредите об опасности!
С этими словами Верлов нагнулся и вместе с Бромбергом и Чи-Най-Чангом подлез под брюхо черной лошади.
Выхватив из-за пояса топорик, он принялся рубить копыто.
Едва только правое переднее копыто отлетело от ноги, во втором дворе грянул выстрел.
Схватив добычу, Верлов, Бромберг и Чи-Най-Чанг кинулись к кораблю.
Во втором дворе царила суматоха.
Звон гонгов привлек внимание служителей храма.
Трое бонз и несколько второстепенных служителей выскочили из своих домов и кинулись во двор храма.
Но Суравин заметил их тотчас же, лишь только они появились в воротах.
Выстрелом в упор он произвел замешательство в рядах священнослужителей, спешивших на выручку бога зла.
Не ожидая отпора, они отпрянули назад, и этого момента было достаточно, чтобы выручить всю компанию.
– Стреляйте на воздух! Живо на корабль! – скомандовал Верлов, влетая во второй двор.
Три новых выстрела и появление новых людей обратило служителей алтаря в окончательное бегство.
С дикими воплями кинулись они к выходу.
Между тем путешественники, не теряя минуты, вскочили на воздушный корабль.
Улица за стенами храма вдруг ожила.
Окрестные жители, привлеченные воплями бонз и шумом выстрелов, со всех сторон бежали к храму.
И вдруг гигантские крылья, приведенные в движение твердой рукой Бромберга, шумно задвигались.
Воздушный корабль плавно поднялся на воздух как раз в ту минуту, как огромная толпа готовилась ринуться, по указанию бонз, к воротам.
Но лишь только крылатое чудовище с шумом поднялось над стенами храма, толпа с диким воем, охваченная паническим страхом, ринулась врассыпную, давя друг друга и сбивая встречных.
А сверху до нее доносился веселый хохот путешественников, который суеверные китайцы принимали за хохот злых духов.
Несколько минут, и корабль, поднявшись на недосягаемую высоту, плавно понесся к северу.
– Чи-Най-Чанг, на дежурство! – приказал Верлов. – Курс прямо на север, ход средний!
Когда китаец вышел, все присутствующие собрались в каюте около Верлова.
Взяв в руки отрубленное деревянное копыто, он внимательно осматривал его со всех сторон.
Затем, взяв стамеску, он осторожно стал соскабливать с копыта краску.
– Ага! Вот и потайной ящичек! – воскликнул он наконец, указывая на четырехугольную щель, которую сначала совершенно скрывала краска.
Той же стамеской он захватил край ящичка и вытащил его из копыта.
Глазам присутствующих представился маленький, удлиненной формы ящичек, в котором лежал небольшой сверточек.
– Тайна Чи-Най-Чанга оказалась правдой! – весело воскликнул Бромберг.
– Теперь мы завладеем кладом и узнаем еще одно великое изобретение! – ответил Верлов, кидая взгляд на инженера.
Сверток оказался древним пергаментом, на котором было начертано несколько непонятных, замысловатых знаков.
– Древнекитайское письмо! – сказал Верлов, рассматривая их. – Гм… посмотрим.
Он отложил пергамент, достал из своего походного сундука страшно старую книгу в кожаном переплете и, раскрыв ее, стал отыскивать в ней знаки, подходящие к знакам на пергаменте.
Книга, принесенная им, была древнекитайской азбукой, содержавшей пять тысяч букв, или, вернее, знаков.
Долго длилась его работа.
Пролетев над городами Жу-Чжоу и Хонь-Коу, воздушный корабль спустился на землю, а Верлов все еще не кончил своей работы.
Но вот, наконец, после шестичасового труда, он радостно кликнул своих товарищей.
– Ну что?.. Нашли?.. – посыпались на него вопросы.
– Да, – радостно ответил Верлов. – Надпись на пергаменте есть не что иное, как указание местности, притом очень точное. Переведя ее на русский язык, надо читать так: «мыс под 151-м градусом северной широты и 59-м градусом восточной долготы».
– Вы смотрели на карту? – спросил Бромберг.
– Да. По всей вероятности, это мыс Елевин. Если сопоставить последние данные с первыми двумя планами, то место клада выясняется совершенно точно. На мысе Елевин мы найдем ручей, дойдем до его начала и там откроем то, чего ищем. В плане на пергаменте есть еще указание: «Три локтя глубины, под камнем». По всей вероятности, около начала ручья есть камень, выдающийся среди других, под ним на глубине трех локтей лежит то, чего мы ищем.
– Браво! – подхватили присутствующие.
Верлов с гордостью взглянул на друзей.
– Да! – произнес он. – Мы скоро, очень скоро завладеем огромным богатством, с помощью которого я осуществлю свою заветную мечту!
Поздно ночью заснули на этот раз друзья, проведя время за разговорами о будущем, строя планы и рисуя самые радужные картины.
XI. На волос от смерти
Лиу-Пин-Юнг был вне себя от ярости.
Чертовски жадный и скупой, старик никак не мог помириться с мыслью о потере богатства, которое он уже привык считать своим.
Лишь только воздушный корабль исчез из его глаз, он быстро пришел в себя.
Со всех ног пустился он бежать к ближайшему селению, рассчитывая там узнать, куда затащили его белые черти.
Вскочив в селение, он подбежал к первой фанзе.
– Что это за селение? – спросил он вышедшего китайца.
– Янь-Дя-Фы, – ответил тот, глядя с изумлением на запыхавшегося бонзу.
– А какой город от вас ближе всего? – спросил Лиу-Пин-Юнг.
– Я-Чжоу, – послышался ответ.
Бонза завыл от ярости, сразу сообразив, что его оттащили от дому по крайней мере на триста верст.
– Я бонза Лиу-Пин-Юнг, – заговорил он. – Я могуществен и богат, но злые разбойники ограбили меня и завезли сюда.
Услыхав имя знаменитого бонзы, китаец поклонился ему в ноги.
– Я бедный раб, жду приказания величайшего из служителей богов! – произнес он набожно. – Приказывай, и для меня будет величайшим наслаждением повиноваться тебе!
– Великий Будда сократит за это срок скитания твоей души, – милостиво ответил Лиу-Пин-Юнг. – А теперь беги в поселок и отыщи мне самую быструю лошадь и седло. Я заплачу за все.
Китаец бросился исполнять приказание.
Весть о том, что великий бонза зашел в поселок, мигом облетела всех.
Мужчины, женщины и дети бросили работу и поспешили к нему.
Но бонза был мрачен и неразговорчив.
Лишь только ему привели коня, он расплатился, не забыв, впрочем, хорошенько поторговаться, вскочил в седло и карьером понесся к городу Я-Чжоу.
Часа через два он был уже в городе.
Тут он заехал к знакомому бонзе, переменил коня и снова понесся дальше.
Жадность придавала ему силы.
Меняя лошадей по дороге и едва поспав часа четыре в одной из деревень, он на вторые сутки прискакал в Лунь-Ань.
Можно себе представить, какой фурор произвело его появление в городе, из которого он был похищен на воздух почти на глазах всех жителей.
Огромная толпа собралась вокруг него.
И хитрый бонза не замедлил использовать свое положение.
– Вы видели, о сыны Небесной империи, – заговорил он, – как страшный дух зла с десятью крыльями похитил меня от вас?! Ему ненавистна была моя благочестивая жизнь, ему мешали мои молитвы, и он решил уничтожить меня! Своими огромными лапами он схватил меня при помощи двух чертей, занес меня за облака и бросил меня, чтобы я разбился вдребезги. Но великий Будда, бесконечный в своей доброте и справедливости, не оставил меня. Отец и творец неба, солнца, луны и земли, воздуха, ветра, огня и воды сгустил вокруг меня облако, и я, цел и невредим, спустился на землю в трехстах верстах отсюда…