. Но перспектива услышать даже записанный голос грела душу. Маленькая частичка, которую она сможет хранить вечно. Единственное, что он ей оставил.
Звонок прошел.
Телефон Дэнни зазвонил.
Он здесь. Боясь поверить, она медленно встала и опустила свой телефон, чтобы он не мешал уловить звук.
Она вышла из комнаты в узкий коридор с ковром из пыли и сора. Повернула голову, закрыла глаза и прислушалась.
Телефон не в доме.
Значит, в сараях.
Она вернулась в комнату, из которой только что вышла, и выглянула в окно, пытаясь разглядеть двор за грязью. В раздражении расчистила рукавом на стекле неровный круг. Снова выглянула. Оглядела двор, но не увидела ничего – даже шерифа.
И наконец обнаружила источник звука.
Сердце екнуло.
Ее наполнил холод.
Телефон Дэнни был там, звонил, а теперь она его еще и видела. Он лежал экраном вверх – жуткое фиолетовое свечение заливало изнутри машину шерифа.
38
– Дурацкая смерть, – сказал Бо, опускаясь на землю, зажимая рану на животе окровавленной рукой.
Финч дышал, но едва. С каждым вдохом он словно втягивал в легкие кипяток, каждый выдох казался волной льда. Он не мог пошевелиться и даже не пробовал. От самой мысли его мутило.
Бо прислонился спиной к дереву.
– Детишки, – сказал он. – Кто бы мог поверить.
– Ты, – произнес хрипло Финч и попытался улыбнуться. Он лежал на спине, на холодной земле. Последняя стрела торчала из живота. Кровь текла рекой. – Ты мог заранее рассказать, как все будет, до последней детали.
Бо промолчал, и Финч уже решил, что тот умер, но тут он тихо произнес:
– Мог бы, но разве ты послушал бы.
У Финча пропала улыбка.
– Послушал бы? – спросил Бо.
– Нет.
– Ну, нашел, что искал?
– Кажется, оно нашло меня.
– Глубокая мысль, – сказал Бо и хохотнул. Смешок тут же стал кашлем. – Сука… Если хочешь звонить 911, не стесняйся. Не то чтобы я прям умираю. Если только передаешь эту почетную обязанность мне.
– И что мне сказать?
– Начни так: мы подыхаем. Дальше они наверняка сами догадаются.
– А потом?
– А по?.. Теперь дошло, почему в киношках умирающих просят не разговаривать. Потому что они несут бред. А потом пришлют кого-нибудь нас подлатать.
– Чтобы мы в полном здравии сели в тюрячку. По соседству с нами лежат два мертвых подростка, Бо.
Бо начал отвечать, но замолчал.
– Прости, – сказал Финч. – Я все запорол.
– Но по-другому и быть не могло, да?
– Наверное. Но прости, что потащил тебя за собой.
– Эй, – возразил Бо. – Не надо извинений. Я знал, на что шел.
– А я – нет, – сказал Финч и улыбнулся.
– Быть того не может. И что теперь?
– Наверное, – ответил Финч, – полежу спокойно и отдохну.
Бо подвинулся и застонал от боли.
– Ты всегда был ленивым засранцем. А я попытаюсь дотащиться до сраной хижины. Может, там есть аптечка, чтобы мне начинку зашить. Черт, может, даже телефон найдется.
По дороге сюда они не видели телефонных столбов, но Финч не стал тратить силы, чтобы об этом сказать. Бо и так все знал, но думать и болтать всегда лучше, чем умирать.
– Может, и мини-бар есть, – продолжал он. – И джакузи. Блин, да у них по-любому и бильярдная своя найдется. Если мы не видели, не значит, что их нет.
– Вертушки и караоке, – добавил Финч.
– Ага, и водяной матрас с розовыми подушками и шелковыми простынями.
Финч рассмеялся, несмотря на боль.
– В форме сердца.
Бо хмыкнул. Показалось, что звук перешел в стон.
– Барри Уайт по «Долби Сарраунду».
Хотя боль была невыносимой, Финч не мог сдержать сотрясающий его смех.
– Ног не чувствую.
– А зачем? – спросил Бо. – Так себе они были, твои ноги.
– Ох, бля, – сказал Финч, его голос надломился. – Как же мы облажались.
– Ну, вражеские ряды мы проредили, – ответил Бо. – Этим мы всегда и занимались. Снижаем угрозу, прямо как в пустыне. Некоторая херня – она, знаешь. Ну херня. Ее никак не остановить. Даже если бы мы стерли ублюдков с лица земли, есть миллион таких же, охотятся на людей под настроение. Мы бы мало что изменили, Финч. Несмотря на результат.
– Для себя что-то изменили бы.
– Для тебя, – сказал Бо. – Не для меня. Это не моя битва. Это как в школе, когда наезжают на младшего брата твоего друга. Этот друг тут же собирает линчевателей, и ты соглашаешься пойти и надрать задницу незнакомцам. Соглашаешься, потому что это нужно кому-то, а может, потому, что на каком-то уровне тебе нравится насилие, хоть и пытаешься это скрыть – даже от самого себя.
– Поэтому ты здесь?
– Я здесь, потому что я весельчак.
– Это что еще значит?
– Значит, только и умею, что пиздеть. Я видел, что ты сделал в пустыне, и скормил тебе какую-то… телегу про порядок вещей на войне. Блин, может, это и правда, но все равно неправильно. И это я не тебя подбадривал. А сам себя пытался заставить… поверить.
С большим усилием Финч повернул голову, чтобы взглянуть на Бо. Щеку укололи сосновые иголки. Глаза Бо были закрыты.
– Что ты там делал?
Возможно, Бо пожал плечами или это была игра сгустившихся вокруг теней, когда луна скользнула за облако.
– Пытался выжить. Как и все.
– Знаешь что забавно?
– Расскажи скорее, не тяни.
– Сколько себя помню, меня все бесило. Единственный раз, когда было получше, – когда я встречался с Карой. И все равно я ее оттолкнул, дал своей злости зацепить и ее. И вот она со мной рассталась, а я тут же обвинил ее в бессердечности.
– Что же тут забавного? – сказал Бо. – Надо поработать над твоим чувством юмора.
– Ага.
– Из меня хлещет, как из свиньи, – сказал Бо. – Если хочу позвать на помощь, надо поднимать задницу.
Финч задумался, а когда заговорил, чтобы сказать Бо, что для того, кто спешит, он не очень далеко ушел, ответа не услышал – только насекомых в кустах и птиц высоко в деревьях. Он слушал их словно целую вечность, а потом его глаза медленно закрылись. На него опустился покой – чужеродный, незнакомый, – и он его принял.
В темноте материализовалось лицо Кары. Он подумал позвонить ей, но понял, что ему не хватит дыхания, чтобы выдавить нужные слова, – может, оно и к лучшему. Ему нечего было ей сказать, чего бы она и так не знала.
Клэр хотелось спрятаться, сбежать или искать черный выход, но нерешительность приковала к месту. Она стояла в комнате с чудовищной кроватью за спиной, глядя, как шериф входит в коридор и направляется к ней. Напротив окна была дверь наружу, и она легко могла воспользоваться этим выходом, пока шериф ищет ее, но на простом засове висела цепь, а на ее звеньях – ржавый амбарный замок. Она уже пробовала – дверь приоткрылась едва ли для того, чтобы просунуть руку.
– А вот и вы, дамочка, – весело объявил шериф. Так весело, что ее охватили сомнения. Может, он нашел телефон на дороге, дома у Пита или у доктора? Столько вариантов, как он мог на него наткнуться. Почему она мгновенно выбрала самый зловещий? Клэр не позволяла себе расслабиться. В последний раз она видела этот телефон в кармане рубашки Дэнни. Теперь Дэнни мертв, а телефон – в машине шерифа, хотя ему незачем там быть. Он должен был вернуть его матери Дэнни. И что насчет звонка? Ощущения, что ее кто-то слушает?
За спиной она спрятала проволоку, оторванную от кровати. Та была скручена, но кончалась зазубренным шестисантиметровым наконечником, который послужит хорошим оружием, чтобы выиграть время, если понадобится.
Шериф хромал, заметила она. Это тоже станет преимуществом, если дело дойдет до погони. Однако оружие в кобуре перечеркивало все ее шансы, и вдруг Клэр пожалела, что Пит бросил ее одну. Хотя она его не винила: сама не дала повода оставаться.
– Меня звать шериф Маккиндри. Вы Клэр, я так полагаю?
– Вы правы.
Маккиндри продолжал пробираться по заваленному коридору, время от времени бросая неприязненные взгляды на предметы на полу. Из-за мерцающих мигалок машины его большая тень дергалась на стене коридора.
– Меня прислала ваша сестра, – сказал он. – Жуть как переживает.
– Не сомневаюсь.
В машине перестал звонить телефон Дэнни – она захлопнула свой и сунула в карман.
– Откуда у вас мобильник моего парня? – спросила она, когда шериф выбрался из коридора и с заметным облегчением вошел в мрачную комнату.
– Ась?
– Мой парень. Те, кто тут жил, убили его. Я искала его телефон и позвонила ему. Телефон зазвонил у вас в машине.
– Ну а как же, – сказал Маккиндри с широкой улыбкой, которая обнажала заметную щербинку между передними зубами. – Мне его отдал Седой Папа.
Клэр нахмурилась.
– Кто?
– Ну, Седой Папа, – он понимающе кивнул. – Конечно, откуда тебе знать, как их звали.
Клэр почувствовала, как грудь сдавило.
– Звали?
– Как звали тех, кто тя мучил и твоих друзей порешил, – он подошел ближе, но это потребовало усилий: прежде чем наступить на забинтованную ногу, он оценивал, сколько веса может на нее перенести. – Главный – Седой Папа. Мама – Лежачая Мама, – сказал он, показывая на кровать. – Она уж померла, и поделом старой суке. От нее только кошмары снились. И конечно, ты видала детишек: Айзека, Джошуа и Аарона. Прибила ты Мэтта. Люк был старшой. Им потом пришлось из-за него поволноваться. Говорили, взбрело на ум невесть что. По мне – так здравый смысл.
– То есть вы знаете, что они делали?
– А то. Папа, когда все кончилось, сдал мне ваши кошельки, побрякушки, телефоны и прочая.
Клэр не могла поверить тому, что слышит.
– Зачем?
– Скажем, гостинец, чтоб языком не трепал, – ухмыльнулся он. – А меня еще все спрашивают, чего я тут торчу, если торчать незачем. Обычно просто пожимаю плечами, дескать, закон везде нужен, но это первостатейная брехня. По чесноку – и это между нами – я здесь ради часиков, колечек, бумажников, золотых зубьев, радиво: это все легко загнать, когда знаешь кому. Но самая прибыль – с машин. Да уж. Их мне сплавили немало. Я их перегоняю братцу Уилларду в Арканзас. Он туповат, понимаешь ли, зато машины продает в мгновение ока. Я ему, значит, отстегиваю процент, а сам живу на остальное. Хотя не так просто жить на широкую ногу, когда всякие чинуши смотрят так, будто у тебя в кармане мышь повесилась, а на деле ты их можешь купить с потрохами. Копил на пенсию, и, хотя еще думал поработать пару лет, из-за твоего побега пришлось пораскинуть мозгами. Не порадовала ты меня, прямо скажем, но что уж там – ты не виновата.