Кое-как они пристроились — питекантроп буксировал Семена, который держался за его плечи. Потом была вязкая илистая отмель, площадью с «хрущевскую» кухню, окруженная со всех сторон кустами. Семен стучал зубами и приходил в себя:
— Н-ну, и ч-что ж-же делать дальше?! Б-будем считать, что враг потоплен, а нам-то как выбираться?
Вместо ответа мокрый, но довольный, Эрек радостно закивал. Семен вздохнул и стал думать.
Он не сомневался, что ни один неандерталец не сможет вплавь преодолеть полтора десятка метров глубокой воды: «Катамаран развалился, но, конечно, не утонул — за него можно держаться. По-хорошему нужно выбраться на левый берег, найти Варю, собрать оружие и отправляться в поселок, но…»
Плешь между кустов, на которой они сидели, была южной экспозиции — солнце припекало весьма чувствительно. Семен пощупал шишку и ссадину на темени, осмотрел порез на ноге (мелочь!) и начал делать зарядку для ускорения процесса согревания. Быстро закончил ее и сказал питекантропу:
— У нас опять нет выбора — нужно плыть за ними. Готовься опять меня спасать.
Остатки катамарана они догнали метров через триста — уже после слияния этого рукава с основным. На стрелке был глубокий, но довольно быстрый перекат, где конструкцию окончательно развалило и запутало: левая долбленка перевернулась вверх дном, а правая, обремененная настилом, плыла на боку с торчащими наклонно вверх палками. Между ними остался какой-то ремень или веревка, не дающая элементам конструкции окончательно расстаться друг с другом. Семен был уже на пределе сил, но все-таки решил рискнуть.
Вдвоем они кое-как подтянули перевернутую долбленку к берегу. Как только она села боком на мель, Семен все бросил и пополз на сушу отогреваться. Более холодоустойчивый Эрек остался стоять по колено в воде и подтягивать за ремень вторую часть конструкции. Он что-то говорил, но за стуком собственных зубов разобрать Семен ничего не мог.
На сей раз небольшой галечный пляж находился в тени, и Семену пришлось активно делать приседания и отжиматься — другого способа быстрого восстановления кровообращения он придумать не смог. Однако закончить процедуру не удалось — испуганный Эрек потребовал его присутствия. Пришлось опять лезть в воду, тем более что до Семена наконец-то дошло значение выражения «ша тха» в устах питекантропа — «там кто-то есть». Понукаемая ремнем конструкция развернулась другим боком, и стало видно, что на борту, держась за обвязку, висит неандерталец — держится и тонуть не хочет.
Допросить живого кааронга было, конечно, необходимо, но перспектива рукопашной схватки с хьюггом Семена никак не устраивала. После многих боев он склонялся к мысли, что нормальный человек, будучи невооруженным, одолеть один на один взрослого неандертальца не сможет. Правда, было похоже, что данная особь после общения с водой — стихией смерти — живой себя уже не считает, и разжать руки ей мешает лишь инстинкт самосохранения.
— Не подтягивай ближе, — сказал Семен Эреку. — Пусть поплавает, а я сейчас.
Он старался действовать как можно быстрее, но, как всегда в таких случаях, ничего подходящего под рукой не оказалось. Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем Семен сумел найти и выломать палку подходящего размера. Сначала он просто хотел на приличной дистанции врезать ею незадачливому кааронга по черепу, но в последний момент передумал. Он зашел в воду и отрезал от лежащей на мели долбленки два приличных куска ремня. Один он привязал к концу палки и изобразил некое подобие свободной петли-удавки, другой закрепил на середине и оставил болтаться просто так. Вооружившись этим кривым тяжелым приспособлением, Семен подошел к Эреку — воды здесь ему было по пояс.
— Ну, давай подтягивай. Думаю, что драться он не полезет, но будь начеку!
Когда остатки катамарана оказались достаточно близко, Семен потянулся и накинул петлю на шею неандертальца. Тот не сопротивлялся. Успех придал уверенности: Семен взял нож в зубы, чтобы не тянуться за ним при необходимости, и полез еще глубже в воду: «Вряд ли он будет дергаться, пока ноги не коснулись дна».
Неандерталец, впрочем, вообще не был похож на живого — не двигался, не реагировал и непонятно, дышал ли.
— Сдаешься, гад? — прохрипел Семен, сжимая зубами лезвие. Ответа он, конечно, не получил — здесь такого понятия просто еще не существовало.
Опираясь кончиками пальцев в дно, чтобы не хлебать воду, Семен подобрался к неандертальцу и, готовый в любой момент схватить рукоять ножа, завязал второй ремень у него на запястье. Потом освободил собственный рот и сказал Эреку:
— Тяни к берегу — теперь, наверное, никуда не денется!
Когда остатки катамарана сели на мель, они вдвоем отодрали руки неандертальца от бортовых крепежей и поволокли его на берег. Там Семен на всякий случай привязал ему правую руку к соответствующей ноге, а все вместе — к дереву, и ослабил удавку на шее. Делать искусственное дыхание он не собирался, а просто стал ждать, злобно отбиваясь от слепней и комаров. Предстоял тяжелейший сеанс «ментальной связи», а эти насекомые решительно не давали сосредоточиться.
Этого мужика Семен, в общем-то, помнил. Он был обычным неандертальцем средних лет (наверное, около двадцати), умом и сообразительностью (в обычном понимании) не отличался, так что задача предстояла трудная: слово и мысль — глаза в глаза.
— «Кааронга?»
— «Да».
— «И давно ты им стал?»
— «Был всегда».
«Это совсем не означает, что от момента физического рождения, — расшифровал Семен. — Оно для них значит не больше, чем дефекация. Рождение — это получение имени или обозначения, которое проявит особь в этом мире. Кроманьонцы данную процедуру называют посвящением, но суть та же — настоящее рождение. А до такового данная личность не существовала, так что он не врет».
— «Кто из будущих людей (детей-подростков) может стать кааронга?»
— «Любой. Но не все».
«Происходит отбор самых достойных, — Семен пытался освоить не столько слова, сколько их многослойные смыслы. — Не лучших, а пригодных. Вероятно, со средним интеллектуальным уровнем и хорошими физическими данными. Вундеркинды для этого, наверное, не годятся».
— «Кто главный кааронга?»
— «Амма».
«Ну, конечно, а кто же еще?! В родном христианстве всевозможных орденов и сект было и есть неисчислимое множество, и каждая группа считает, что именно она имеет высшую санкцию. Эти же полагают себя не приближенными к божеству, а как бы непосредственными исполнителями его воли».
— «Кто ближе всех к Амме? Через кого люди (в смысле — кааронга) узнают его волю?»
— «Никто. Все».
«Врет. Врет на грани правды: сообщенная информация не соответствует объективной реальности, но соответствует субъективной. То есть он действительно так считает. Ладно, тогда по-другому…»
— «Кто из вас лучший (самый умный, самый красивый)?»
— «Все».
«Вот это другое дело! — обрадовался следователь. — Сказать вслух можно что угодно, но в памяти при этом мелькают образы. И некоторые из них, кажется, можно даже узнать».
Семен несколько раз повторил вопрос, меняя его аранжировку и напряженно «всматриваясь» в смутные «мыслеобразы». После третьей или четвертой «прокрутки» он пришел к выводу, что этих крутых кааронга пятеро, и троих из них он знает: двое были на катамаране, а одного он когда-то застрелил в распадке, справедливо приняв за главаря нападающих. Семен зацепился разумом за оставшихся двоих, попытался конкретизировать их облик и перекинуть пленному:
— «Они живы? Где они?»
— «Здесь».
— «Здесь — это что, это как?»
Дальше пошла почти бессмысленная тягомотина, связанная с различием в мышлении. Присутствуют ли означенные особи среди живущих? Да, конечно, но это совсем не значит, что они сами живы. Кааронга вообще как бы и не умирают, а перевоплощаются, что ли… В общем, изрядно помучившись, Семен пришел к выводу, что речь идет, скорее всего, о посторонних из прошлого этого неандертальца, о покойниках, наверное. Во всяком случае, повода для подозрений, что они затаились в «деревне», вроде бы нет.
— «Что делают кааронга? В чем их цель и смысл?»
— «Сохранить (спасти) мир людей».
— «От чего или кого сохранить? В чем главная беда, что несет основную опасность?»
— «Нируты».
Вот тут — под этим коротким звуковым и мысленным ответом — раскрылась информационная бездна. Точнее — океан. Правда, с берегами — ну, не является этот парень интеллектуалом, как, скажем, Мгатилуш или хотя бы Тирах из того давнего приключения. «Главное свойство мира, делающее его пригодным для жизни, — это неизменность, неменяемость. Эта неменяемость должна поддерживаться вот ими — кааронга. Любое неприятное событие является следствием того, что кто-то что-то не так сделал. Если же мир вообще рушится (или уже рухнул), то причина вовсе не в том, что кто-то изготовил наконечник не той формы, а в том, что появились нируты. Мир был стабильным и относительно уютным, пока в нем не появились нелюди — кроманьонцы. Никаких аргументов или доказательств не требуется — это очевидный факт, сомнению не подлежащий». Эта убежденность, не идущая ни в какое сравнение с верой человека иной современности в шарообразную форму земли, так Семена потрясла, что он решил сделать передышку и вышел из состояния контакта.
Для прояснения мыслей он подошел к берегу и стал плескать воду себе в лицо: «Все это знакомо, все это уже было — и в том, и в этом мирах. Важно другое: у всяких таких сообществ — хоть у комсомольцев, хоть у „детей леопарда“ — обязательно должна быть некая внутренняя структура, некая иерархия. Да и само посвящение обычно многоступенчатое (октябренок — пионер — комсомолец — член…). Вот это-то все и нужно обязательно выведать, иначе кааронга не дадут спокойно спать ни мне, ни своим сородичам. И еще — не менее важное — должна быть метка. Таких организаций без меток не бывает!»
Семен просидел на берегу минут 10—15, осваивая полученную информацию и формулируя новые вопросы: «Понятно, что для неандертальцев плосколицые кроманьонцы все одинаковы — что лоурины, что имазры. Но кто сообщил, что по реке можно добраться до поселка нирутов? Кто дал команду организовать экспедицию?» Интеллектуальные усилия оказались напрасными: когда Семен вернулся, неандерталец смотрел на него и улыбался. Точнее, так казалось, поскольку мужик был мертв. Что там к чему привязано, понять, наверное, оказалось несложно и, пока Семен отсутствовал, он сумел затянуть удавку на своей шее. Продолжать допрос в Нижнем мире Семен не собирался. Метку, однако, он нашел — внизу живота под кожаным фартуком. Этот не слишком сложный узор, вероятно, был получен путем надрезания кожи и втирания в рану красителя — скорее всего, сажи. Осталось выяснить пустячок — свидетельствует ли данный рисунок о принадлежности к кааронга, или он с этим союзом не связан?