— Зачем вы его спровоцировали, сэр Эмберхарт? — с укоризной задал он вопрос, не погнушавшись собственноручно удалить полотенцем мне с лица лишнее, а затем воткнув между начинающих опухать губ сигарету.
Я с наслаждением сделал затяжку перед тем, как ответить:
— Мистер Стразе очень надеется произвести на меня достаточно болезненное воздействие, чтобы я отменил то, что его ждет после смерти.
— Это возможно?
— Нет.
— Значит, он тут лишний.
Мы продолжили разговор. Я не обманывался иллюзиями, прекрасно понимая, что обмен любезностями и откровениями ничего не даст. Здесь не может быть торговли. Но можно прояснить некоторые детали и потянуть время. Сейчас, когда Стразе убран со сцены, у местных слишком мало причин, чтобы сразу начать допрашивать меня по-плохому. На кону стоит вопрос выживания базы.
Выяснился момент «предательства». Он наступил приблизительно через два часа после того, как я передал демонический артефакт в виде канделябра северянину. Тогда до него дошло, что всё более чем всерьез, а предпосылок для выполнения поставленной задачи было не так уж и много. Испугавшись, Стразе решил сделать финт ушами и связался с Гиас.
Здесь сыграло мое недостаточное знание о демонологах. Некоторые из них с этими отшельниками поддерживали общение, торговлю и обмен информацией. Стразе был одним из этих немногих. Справедливо опасаясь, что моего разочарования он не переживет, Янус решил сыграть двойную игру. Гиас, в лице Тейграна, также повёл свою — не став разубеждать своего агента в том, что именно они занимаются геноцидом демонологов. Их интересом как раз стало уничтожение некоего индивидуума, способного проникнуть в любую защищенную крепость и ликвидировать цель. Меня. А если я не один — то предварительно пленить, чтобы извлечь всю необходимую информацию.
Второй целью Гиас стали сами демонологи. Убрать лишних, принять сговорчивых к себе, тем самым одним махом заведя целый внешний департамент клана, способный помочь в решении очень широкого ряда проблем, стоящего перед этим островом-базой. Стразе, несмотря на свою несдержанность, мастерски сумел найти, отобрать и договориться с нужными людьми. А дальше всё было сплошным спектаклем, призванным заманить в глубины острова меня и тех, кого предатели и Гиас обрекли на убой. К примеру, та самая постановка, на подходе к которой меня и взяли двое одержимых, была перестрелкой холостыми патронами. Всех «лишних» предатели и клановцы расстреляли вместе с наёмниками в самом удобном и подготовленном месте базы. Да и меня взяли как птенца.
Одна закавыка — сэр Эмберхарт что-то сделал с эфирным питанием. Эфир с двух вынесенных в океан станций не доходит до накопителей. Но это лишь досадная задержка.
Рассказывал мне это иудей почти без моей помощи, неспешно и вдумчиво. Ему требовалось время на составление собственных вопросов, на которые я старался отвечать. Острые темы вроде моего происхождения и возможностей лишь обозначались семитом, но невозмутимо откладывались на «потом». То есть на время, когда руки дойдут до пыток. Впрочем, намеки на то, что до пыток и смерти дело вообще может не дойти, если я стану сотрудничать целиком и полностью — были вполне прозрачны. Более того, слыша из моих уст информацию, имеющую отношения к новым технологиям, семит с трудом сдерживал возбуждение и интерес.
— Подумайте, юноша, — вкрадчиво говорил он, проводя рукой по одной из стен моей темницы, — подумайте о месте, в котором находитесь. Это совершенно особая камера, изолированная от любых внешних энергий. Мы в таких допрашиваем наших особых гостей вот уже почти восемь лет. За это время она прошла все возможные проверки. Понимаете, о чем речь? Вам никто не поможет, какими бы вы навыками и силами не обладали. Сюда не проникнет ничто и ничто отсюда не выйдет. У вас нет ни малейшей надежды на спасение.
— Допустим. И что? — с интересом спросил я.
— Отдаю должное вашему самоконтролю, — помолчав, кивнул иудей, поправляя очки, — Однако… однако, сэр Эмберхарт, я совершенно не уверен в том, что имеющийся у нас в наличии персонал, умеющий причинять страдания душе и телу, имеет сейчас в мире аналоги. Мы, Гиас, по сути, стали монополистами по демонологии. Мы можем и хотим доставить вам огромные страдания, вырвав у вас как можно больше знаний. Более того, вы даже не оставили нам выбора поступить как-то иначе или начать торговлю. Я горько плачу в душе, ведь такой источник знаний как вы — безнадежно будет испорчен, поделившись лишь малой толикой. Но увы, у нас другого варианта нет. Даже если вы сейчас скажете, что сюда идёт целый флот Инквизиции атаковать нас… это ничего не изменит.
— Нет никакого флота, — звякнув цепями, я изобразил пожатие плечами, — Вы меня переиграли всухую, мне и отвечать. Перед кем — вы знаете. Рассчитываю получить за эти бесспорно ценные сведения еще одну сигарету.
— Вы её получите, — закаменев лицом, кивнул Тейгран, — А затем… думаю, у вас будет что-то около суток на раздумья. Мне предстоит сейчас очень тяжелое совещание, в ходе которого мы не только обсудим взаимодействие с новыми членами клана, но и уточним приоритет вопросов, которые будут вам заданы уже… с пристрастием.
Понятно, с каким именно.
— Мистер Тейгран, пока вы не ушли, можно попросить вас о одолжении? — поинтересовался я, — Я вам расскажу маленький, но чрезвычайно любопытный для вашей братии кусочек информации, но очень хочется, чтобы в первую очередь из ваших уст его услышал Янус Стразе.
— Слушаю вас, сэр, — подобрался семит.
— В демонологии нет разделов, позволяющих пересмотреть сделки с демонами, либо получить в них преимущество, — раздельно произнес я, глядя в угольно-черные глаза демонолога, — Совершенно нет. Вся эта наука от первой до последней буквы составлена Адом и учитывает в первую очередь интересы Преисподней. Понимаете, мистер Тейгран? Надежды нет ни у одного из вас. Ни малейшей. Ни легчайшего шанса, ни исключения, ни намека. И никогда не было.
— Б-благодарю, — запнувшись, коротко кивнул иудей, — Я… передам.
И вышел из камеры, закрыв дверь на внешний замок. Всё, что мне осталось — это висеть в цепях и медленно курить тлеющую сигарету, чей дым безжалостно резал мне обоняние и жег глаза. Но я всё равно курил медленно. Глава Гиас мне поверил безоговорочно. А значит, я его уже убил. Каким бы человеком науки он не был, каждый из людей в душе лишь испуганный ребенок. Просто обучивший себя не думать о монстрах под кроватью.
— «Не ожидал от тебя такого малодушия, Алистер», — почти презрительно проговорил демон, дождавшись, пока я, кашляя и морщась, не выплюну докуренный бычок куда подальше, — «Ты… сдался? Утешаешь себя тем, что слегка подпортил человеку настроение?»
— «Я вишу здесь в цепях толщиной с руку взрослого человека. В центре горы. Что мне остается? Просить тебя о помощи?»
— «Меня?!», — демон захохотал, — «Этот белый сказал тебе то же, что и я до него! Отсюда нет входа и выхода! Я отрезан от Ада! Даже желай я тебе помочь — канала энергии нет!»
— «Да?» — я ухмыльнулся, напрягая опухшие и окровавленные губы. Так, что корочка на свежих разрывах треснула, заставляя капли свежей крови падать вниз, на пол, — «Вот и отлично».
— «Ты сходишь с ума, смертный?», — удивился демон, — «Я не ожидал от тебя подобного. Этот носатый был прав — тебе отсюда некуда деваться. Тебя заманила в западню стая обезьян. Прислужников у столь слабых сущностей, кого я, в свое время, не допускал в свои дворцы нижайшими из слуг. Что ты видишь отличного? Удиви меня в последний раз!».
— «Это ловушка не на меня, Эйлакс. Её приготовили для тебя».
Проговорив это, я улыбнулся еще сильнее.
Глава 22
В кои-то веки не болит голова. Даже лучше. Намного лучше. Все эти распаковывающиеся знания, полноводной рекой текущие в мой мозг, превратились из полноводного потока в настоящее вливающееся море, но так даже легче. Намного легче. Взгляд и разум перестают цепляться за обрывки формул, за куски статей, за цифры и символы. Процесс просто идёт с намного большей скоростью, чем раньше. А голова не болит.
Сталь нагрета почти добела. Но я еще подожду. Не буду спешить. Не хочется. Мне хорошо.
Было бы совсем хорошо, если бы не вой сидящего внутри демона. Хотя… он, этот тоскливый, пробирающий звук, разносится теперь по всей камере. Его издает моя глотка. Не имею ничего против. Просто вишу и наслаждаюсь, в ожидании, пока сталь станет белой. Затем я её порву.
Есть некая изощренная ирония, в том, что я впервые получил то, что мне должно было достаться по праву рождения, лишь предав всё и вся в этом мире.
Демон воет. Или я вою? Неважно, наши эмоции с Эйлаксом разделены, а вот ртом я ему могу позволить пользоваться для выражения обуревающих его чувств. Он мне пока не нужен.
Что мне нужно, так это когти. Острые, тонкие, крепкие настолько, что гладий показался бы подтаявшим сливочным маслом. То, что нужно, чтобы аккуратно надрезать толстые кандалы, а затем, дёрнув рукой, освободить конечность. За остальными дело не встает — коготь аккуратно режет размягчившийся металл, затем следует рывок и…
Я свободен.
Дверь выбиваю с ленивого пинка, делая шаг наружу. Затем оглядываюсь. Никого нет. Действительно, кризис. Припахали всех, кого могли. Тем лучше. Размышляю пару секунд, не поискать ли свою одежду, затем прихожу к выводу, что незачем. Она просто сгорит на мне… да и не соответствует мой внешний облик сейчас размерам, по которым её шили. Я крупнее, шире, с чуть более длинными руками, маленькими черными рожками на лбу и длинными когтями на руках. Горящие угли глаз внушают. Не так уж и изменился. Но зато исходящий от моего тела жар заставляет зеркало лопнуть.
Одержимость. Да, отец, знал бы я, что это… так ощущается, то чувствовал бы тогда себя куда более обделенным. А теперь ты можешь мной гордиться. Ни один Эмберхарт еще не становился одержимым сущностью такого порядка.
— «Заткнись!! Предатель!!»
— «Я бы рад над тобой пошутить, сказав, что был в курсе происходящего, но увы, Эйлакс, не могу», — говорю я беснующемуся демону, неспешно идя обнаженным по коридору, — «Это будет совершенной неправдой».