Тапок картинно щелкнул пару раз по экрану приватника, показывая, как идет процесс удаления данных с серверов клон-центров. Затем он взял маленькую паузу, переводя дыхание, ну а трое членов Совета с нескрываемым ужасом глядели на него. Кажется, до них дошло, зачем Тапок захотел с ними говорить — он оттягивает момент, словно бы наслаждается тем, что вот-вот его месть свершится.
— Знаете, г-дин Китано, в древности у ваших предков, японских бандитов-якудза, был обычай, — заявил Тапок. — Когда человек хотел получить прощение своего лидера, ойябуна, он публично отрезал себе ножом палец, заворачивал этот палец в платок и вручал боссу якудза, чтобы босс в свою очередь передал подарок ойябуну. Если тот принимал подношение, то человек считался прощенным. Но если нет, то человек должен был отрезать следующий палец. Число пальцев зависело от величины совершенного проступка. Не хотите попробовать?
Масахи в ужасе взглянул на Тапка, а затем медленно протянул дрожащие руки вперед.
— Нет-нет, я ни в коем случае не настаиваю, — усмехнулся Тапок, — но тогда я должен вас наказать. Я же бандитский босс, не в последнюю очередь благодаря Вам, мои дорогие члены Совета. Решать только вам. Тик-так! Десять секунд на раздумья, больше, увы, я вам дать не могу. Судя по моим датчикам, ваши люди уже на этаже. Сейчас их размажет, но надолго моих сюрпризов не хватит, ведь следом за этими придут другие… Время пошло, г-дин Масахи Китано. Тик-так!
Масахи колебался недолго. Видимо, он тоже знал, что такое обряд Юбицумэ, описанный Тапком. В оригинале отрезались фаланги пальцев, но этот вариант существовал для проступков не слишком большой тяжести. Китано взял все еще протянутый ему рукоятью вперед нож Тапка и в сомнениях огляделся. «Заботливый» Тапок подвинул к нему ногой офисный стул. Масахи Китано затравленно оглянулся на своих сотоварищей, но те лишь молча глядели на него. Мол, а мы что можем?
Собрав все свое мужество, Масахи, глубоко вздохнув, приставил лезвие к мизинцу. Зажмурившись, он нажал на нож, и клинок легко перерезал мышцы и кость, отделив палец от кисти. Кровь брызнула на рукава его делового костюма и разлилась по поверхности стула. Сам Масахи сжал до боли зубы, чтобы не заорать.
— Ты так низко расцениваешь вред от своего поступка для меня, Масахи? — послышался спокойный голос Тапка. — Это оскорбительно!
Масахи, прижавший к груди руку, исподлобья посмотрел на Тапка и нарвался на настолько «мертвый» ответный взгляд, что содрогнулся. Это был не взгляд человека. Наверное, именно таким взглядом смотрит смерть на свою жертву. Без ненависти, просто видя перед собой труп. Даже если он еще шевелится. Масахи понял — ему уже ничего не поможет. Тапок просто издевался над ним, играл, как кот с мышью.
— Мне надоело ждать, Китано! Твое время для извинений вышло, — заявил Тапок.
Незаметным для глаза движением Тапок выхватил из-за спины свой клинок. Катана (какая ирония, она была когда-то придумана именно предками Масахи) двумя короткими ударами обрубила ему сначала правую, в которой он сжимал нож Тапка, а затем и левую кисть. Те упали на пол, а Китано в шоке уставился на абсолютно ровные срезы на месте своих рук, в середине которых белели срезанные же кости. Тапок, улыбаясь, будто маньяк, наконец-то добравшийся до жертвы, которая умудрялась долго от него скрываться, менторским тоном продолжил:
— Вот этого было бы достаточно. Но ты не понял, Масахи. Вот степень твоей вины. Ты убил моих друзей, мою семь, испортил мою жизнь… Превратил меня в террориста, сделал в глазах общества психом и маньяком, хотя, как оказалось, лишь потому, что я всего лишь отказался от продолжения контракта с тобой. Оно того стоило? — Тапок с укором поглядел на изуродованного им же противника и спокойно, даже равнодушно заявил:
— Гори в аду, Масахи Китано!
Он четко, как на тренировке, нанес три удара мечом. Первый вскрыл Масахи брюхо, заставив пузырящиеся кишки вывалиться наружу. Рефлекторным жестом Китано попытался заправить их обратно обрубками рук, но сделать этого не смог.
Второй удар обрубил ноги у колен, третий витиеватым движением отсек обе руки посередине предплечий. К этому моменту кровь, льющаяся сплошным потоком, начала уже прямо-таки бить фонтанами, забрызгивая все вокруг, так что пытающиеся отойти подальше оставшиеся члены Совета вынуждены были быстро-быстро перебирать ногами назад, чтобы не замараться.
Тапок встал над телом и посмотрел в глаза умирающего, надеясь на…да черт его знает, на что. Но увидел там только звериный ужас умирающего… Отвернувшись, Тапок прямо по кровавой луже сделал пару шагов к Герману и Форосу. Те смотрели на него со смесью ужаса и брезгливости.
— Так, г-дин Форос, что вы хотели мне предложить?
— Послушайте, г-дин Тапок, вы уже расквитались с тем, кто был виновен в смерти вашей семьи. Что еще вам надо? Я не отдавал таких приказов! В чем моя вина? — залепетал он.
— Ваша? Ну как же, разработчик теории чистоты человеческого генома. Личный наставник Грача. Мало, что ли? — хмыкнул Тапок.
— Вы не докажете! — завизжал Форос.
— А я и не собирался, — усмехнулся Тапок. — Я просто вас казню, вот и все.
— Стойте! Я могу дать вам любые деньги, абсолютно любые! — заорал Форос.
— Правда? — Тапок поднял бровь. — М-м-м…двести миллионов кредов?
— Хоть сию секунду… Прямо сейчас, — забормотал Форос, вновь учуяв возможность спастись. Сейчас его не интересовали деньги, он готов был отдать все, лишь бы выжить. А вот когда он вырвется отсюда, когда спасется, почувствует себя в безопасности, тогда уже можно задуматься над остальным. А он нисколько не сомневался, что с его изощренными мозгами сможет быстро вернуть потерянные деньги или даже заработать столько же, а о деньгах, отданных Тапку, он может забыть и не вспоминать. Главное — выжить сейчас, а дальше…это уже проблема вторичная.
— Валяйте… — вдруг согласился Тапок.
Форос защелкал голографическими кнопками на навороченном планшетнике. Приватник на запястье Тапка пиликнул, сообщая о приходе средств на его личный счет…
— Да уж, хорошо быть сильным мира сего, — улыбнулся Тапок. — Я недавно попал на двадцать миллионов, так все вокруг считали, будто таких денег вообще не существует. А вы — хоп, и перевели такую дикую сумму на счет!
— Это все? — в глазах Фороса явно мелькнула мысль, что настолько легко он не отделается.
— Да. Пожалуй, это все.
И Тапок одним коротким движением катаны просто снес голову с плеч одного из самых богатых людей в известном космосе. Пока голова взлетала, выражение лица успело измениться на бесконечно удивленное. Свен был уверен, что его то точно никогда не коснется чаша искупления грехов. А уж если он заплатил кому-то деньги, то купил его сразу и с потрохами. И тут такой облом. Тапок его просто обманул…
— Что ж, остались только вы и я, г-дин Вирт. Хотя нет, вон то, что осталось от Масахи, еще булькает… — заявил Тапок.
Потомок немецких воителей гордо вскинул голову.
— Если вы надеетесь, что я буду умолять пощадить меня или выпрашивать что-то у вас, участвуя в вашей садисткой игре, то не дождетесь. Я не страшусь смерти! — весь пафос фразы пропал, когда в самом конце на слове «смерти» Ганс громко «выпустил ветра».
— Да-да, и Вотан примет вас в свои объятия, — кивнул Тапок, — хотя нет, не примет. Для этого нужно умереть смертью воина, а ее я вам не дам. Быть зарезанным как баран– путь в Хель. Знаете ведь мифы своего народа?
Оппонент молча глядел на Тапка, и тот продолжил.
— Объясните мне только одно: вы поборник «чистоты нации», расист и ксенофоб. Отчего ваша ксенофобия не мешала вам троим действовать заодно с чужими, которые ничто иное, как враги человечества?
— Вы не поймете, Тапок. Это выше, чем любая ксенофобия. Это возможность. Возможность избавить все человечество от гнета нашей дурацкой культуры и дать всем людям шанс на новую, правильную жизнь. Без всяких Ассамблей сверху. От каждого по способностям, каждому по потребностям. Сначала наведем порядок среди своих, а дальше уже и с чужими разберемся…
— Ага, была и такая сказка. В начале 20 века на Земле. Кончилось все ожидаемо — ничем. Те, кто пришел к власти, стали куда «ровнее» тех, кто остался внизу, и их потребности все росли. При этом любой, спросивший про способности, быстро оказывался в тюрьме как противник воли народа. Ну а с проклятыми империалистами разобраться руки так и не дошли… А еще один древний философ сказал очень мудро: «Тот, кто не хочет кормить свою армию, кормит чужую».
— Чужим не нужны наши планеты!
— Всем чужим? Или только отдельным их видам? Жуки точно не отказались бы.
— Они четко дали понять, что им не нужна война, это мы, люди, ее начали! Они разумные и миролюбивые!
— И как вы, такой наивный, нажили огромное состояние и добились таких высот? — рассмеялся Тапок. — Людям ведь наверняка так не доверяли…
Вирт промолчал, исподлобья глядя на Тапка.
— Ладно, я понял. Вы качественно косите под идиота. Не люблю беседовать с идиотами. Прощайте, г-дин Вирт!
— Постойте. А что вы хотите услышать, Тапок? Ну вот что?
— Правду. Все ваши проекты всегда нацелены на получение прибыли. Какую прибыль вы хотели заграбастать сейчас?
— Прибыль? Речь не идет о просто прибыли. Это власть, г-дин Тапок! Такая, знаете, всеобъемлющая власть. Когда рухнет Ассамблея, то у власти окажутся те, кто будет смелее и сильнее. А если ты заранее готов к такому раскладу, то у власти будешь именно ты.
— То есть предательство собственно расы ради…власти?
Вирт посмотрел на Тапка с превосходством.
— Вам не понять. Ваш ограниченный ум видит только черное и белое. Вы не хотите смотреть глубже, г-дин Тапок.
— Ну почему же…сейчас посмотрим глубже. Вы знаете, я тоже большой любитель старины. Так вот, у норманов была одна прекрасная кара, предназначенная специально для предателей…думаю, вам, как их потомку, должно понравиться.
К моменту, когда на двери в смежное помещение рванула последняя мина, сметя «Шутер» и десяток Чистильщиков, опрометчиво укрывшихся за ним, перед Тапком красовалась «инсталляция», представляющая собой страшным образом изуродованное тело последнего члена Совета. У Тапка не было времени делать все по заветам предков, так