Клан Сопрано — страница 12 из 93

[65].

Но наиболее удачные сцены эпизода все-таки связаны с Тони. Как и Мэссив Джиниус, Кузамано — его приятели — белые воротнички обожают все части «Крестного отца» и радуются возможности сыграть в гольф с боссом местной мафии. Однако для Тони это оборачивается ударом. Эта сюжетная линия в целом тоже поднимает тему ассимиляции, социальной мобильности и американских расово-этнических устоев. Она связана с поиском признания Мэссивом Джиниусом и ностальгией Хэша по прежним временам.

Сцены с Тони и друзьями Кузамано, а также с Тони и Мелфи показывают разные способы достижения итало-американцами статуса «белых людей». Американское телевидение редко высказывается на эту тему. Мы видим, как внутреннее стремление к превосходству, отражающее несправедливость, которой подвергает ту или иную группу большинство, проявляется в сообществе итало-американцев. Они воспринимают некоторых представителей своего народа как «более белых» и потому более уважаемых. Мы видим, как люди вроде Тони, чьи предки прибыли в Америку с юга Италии (то есть, скорее всего, они были брюнетами с карими глазами), борются с этими стереотипами (например, утверждают, что их обидчики используют усредненную копию итальянской культуры, как Поли в эпизоде «46-й размер»).

Но и это может стать ловушкой. Тони признается Мелфи, что Кармела заставляет его выбираться за пределы своего обычного круга общения и «знакомиться с новыми людьми… Такие парни, как я, выросли убежденными в том, что Meddigan[66] — скучные люди. Однако на самом деле среднестатистический белый не скучнее, чем сотый спор о том, кто должен был победить в бою — Марчиано или Али».

«Так я правильно понимаю, что вы не считаете себя белым?» — спрашивает Мелфи, лишний раз подчеркивая основную тему почти каждой сцены эпизода.

«Я не имею в виду расу», — уточняет Тони, а затем описывает «уважаемых» итальянцев как скучных людей, хотя только что это отрицал: «Я имею в виду белого человека вроде нашего друга Кузамано. Он итальянец, но при этом Meddigan. Так мой отец называл итальяшек, которые осели в пригороде. Ну те, которые покупают соус в магазине». Тони утверждает, что испытывает смешанные эмоции от общения с такими итало-американцами из-за своих «парней» (то есть тех, которых, как говорит Джуниор, «похоронят в спортивных костюмах»).

Его парни неспроста подозрительно относятся к итало-американцам из пригорода. Злоключения Тони в частном гольф-клубе заставили его почувствовать себя персонажем мультфильма, опасным бандитом, чья компания развлекает этих богачей; своеобразным эквивалентом запрещенных сигар «Монтекристо», которые Тони подарил Кузамано. Тони искренне пытается завести разговор о том, куда лучше инвестировать непредвиденную прибыль, но разговор всегда возвращается к мафии. Каждый раз, когда это происходит, взгляд Тони мрачнеет. Тот факт, что Кузамано (вероятно, единственный итало-американец из всей компании) имеет больше общего с «белыми», чем с Тони, делает это общение еще более унизительным.

Спустя некоторое время Тони решает ради развлечения им подыграть и рассказывает смешную историю про то, как Джон Готти[67] покупал фургон мороженщика. Розыгрыш, который он устроил Кузу — отдал ему загадочную коробку на хранение, чтобы тот ломал голову над содержимым — помог ему восстановить чувство собственного достоинства и подытожил тему серии: имеет значение не содержание, а видимость, внешняя оболочка. Кузу нужна была лишь загадочная коробка, которую можно показывать своим богатым дружкам. Что в коробке, его не волнует.

Сезон 1 / Эпизод 11. «Никто ничего не знает»

Сценарист — Фрэнк Ренцулли

Режиссер — Генри Дж. Брончштейн

Другая вечность

«Речь идет о нашем друге». — Тони


«Хит есть хит» делает паузу в одной из самых важных сюжетных линий сезона, а «Никто ничего не знает» выводит ее на финишную прямую. Этот эпизод наполнен дурными знамениями, смертью и разрушением, трагичной размытостью границ между семьей и Семьей.

В начале эпизода есть сцена, где Вин Маказиан сообщает Тони, что Биг Пусси стал информатором ФБР. Она любопытна не только из-за того презрения и отвращения, которое Тони испытывает к Маказиану, — это отношение, может, и не стало причиной самоубийства, но внесло свою лепту в ощущение безысходности, подтолкнувшего Маказиана к этому[68], — но еще и из-за погоды и манеры съемки. Один из самых недооцененных аспектов сериала заключается в том, как хорошо он передает погодные условия Нью-Джерси. Жара на севере штата ослепляет и бьет под дых, стоит только выйти на улицу, и операторская работа отлично это отражает. Новость о том, что один из его самых старых и близких друзей превратился в крысу, — один из самых страшных ударов для Тони Сопрано (по крайней мере, до того, как он услышит, что обсуждали его мама и дядя в «Грин Гроув»). Атмосфера вокруг Тони в этой сцене кажется поистине гибельной: небо заслоняют собой черные тучи, а ветер развевает его рубашку.

Новость вносит смятение в команду Тони и приводит к таким напряженным моментам, как тот, где Поли требует, чтобы Пусси снял рубашку перед незапланированным походом в швиц[69]. Однако неудивительно, что сложнее всего приходится самому Тони, особенно в потрясающей сцене, где он снова обращается за советом к доктору Мелфи. Пока Мелфи расписывает возможные причины психосоматической боли в спине, камера фокусируется на Тони: он интуитивно чувствует предательство друга, должен знать наверняка, потому что дружба значит много даже внутри Семьи.

Ливия сомневается гораздо меньше, когда подталкивает Джуниора к тому, чтобы тот заказал убийство ее сына. По истории с Бренданом Филоне мы понимаем, что Ливии ничего не стоит организовать смерть человека. И нам уже неоднократно давали понять, что ей не слишком нравится (о любви речь уже не идет) Тони. До этого момента она воспринимала походы Тони к психотерапевту как нечто раздражающее и дающее ей право жаловаться. Но продажа ее дома, равноценная пожизненному заключению в «Грин Гроув», — это уже чересчур, особенно после того, как Кармела называет ее манипулятором, который имеет больше власти, чем признает. И утверждение Кармелы подтверждается сценой, в которой Ливия подталкивает Джуниора к убийству Тони, изображая, будто подобные разговоры делают ей больно.

В этой сцене много ситуаций, в которых правдой может оказаться все что угодно. Сценарий и актерские работы оставляют зрителя в состоянии неопределенности. Боль в спине Пусси в прологе может быть как настоящей, так и ненастоящей. Агония, которую он изображает, достаточно правдоподобна, чтобы мы поверили, что Тони и Поли на нее купились, но лицо Вина, показанное крупным планом в борделе, пока парни помогают Пусси спустится по лестнице, снова заставляет зрителя сомневаться. ФБР устраивает налет на клуб, в котором Джимми и Пусси играют в карты, и находит там оружие и боеприпасы, и все это под «The Highs Are Too High» в исполнении Pretty & Twisted. Камера показывает нам то стоящего со сложенными руками Пусси, то агента ФБР, развлекающегося с бильярдным шаром. В этот момент задумываешься: спокоен ли Пусси, потому что ранее уже бывал в подобных ситуациях, или просто он знает что-то, чего не знают другие. Затем Пусси убегает, что моментально устраняет любые подозрения. Но его ловит стоящий за углом улыбающийся агент с наручниками наготове, и подозрения возвращаются.

«С чего это Пусси побежал? — говорит Кристофер, — ему тяжело даже поднять свой член, чтобы поссать». Сразу после этого Вин говорит Тони: «На нем прослушивающее устройство». Последующий разговор Тони и Пусси снова ставит вопрос о том, настоящие ли у него проблемы со спиной, и Пусси беспокоится, сможет ли он платить за колледж сына. Лишь когда Сильвио не обнаруживает, что Вин должен Пусси десятки тысяч долларов, мы начинаем сомневаться в том, что он — крыса. Самоубийство Вина после ареста в борделе отменяет его долг, но и не дает Тони подтвердить теорию Сильвио[70]. Все, что у него остается — слово его друга Пусси и свежие подозрения насчет Джимми, который приходит к нему домой и задает слишком много вопросов.

«Ты счастливый человек, Джимми, — говорит ему в подвале Тони вкрадчивым голосом, призванным замаскировать все скрытые намерения, — только такой счастливчик, как ты, попадется на хранении оружия, будучи на свободе под залогом, и к ужину вернется домой».

Последняя сцена эпизода, не считая кадра, где Тони смотрит во тьму, грозно надвигающуюся с неба, происходит в месте, которое нам еще ни разу не показывали. Это дом Майки Палмиси. Майки открывает своей жене, Джо-Джо (Мишель Сантопьетро), участь, уготованную бедному Тони, и свое собственное место в Семье. Майки — бандит, которые гораздо менее умен, чем кажется ему самому, но наблюдать, как он моментально все рассказывает Джо-Джо, очень увлекательно. Такой уровень доверия или неосторожности несравним с тем, что мы видели в доме Сопрано. Мы уже поняли, что Кармела кое-что знает о делах своего мужа (по крайней мере, знает, где хранятся оружие и деньги) и что она достаточно хорошо понимает контекст, чтобы избегать неудобных вопросов. Но Тони никогда не посвящал ее в дела семьи так подробно, как это делает Майки с Джо-Джо.

Секреты — суровая необходимость подобной профессии, но, как отмечает доктор Мелфи, секреты могут оказаться тяжелым бременем, как физическим, так и эмоциональным. Если бы все члены семьи (и Семьи) Тони вели бы себя друг с другом более открыто, возможно, кровавых последствий было бы больше, но не существовало бы этой страшной неопределенности — для Тони и зрителей — насчет того, что произойдет дальше.

Сезон 1 / Эпизод 12. «Изабелла»