А еще здесь есть Поли Уолнатс, который получает крайне важную для него информацию: оказывается, умирающая монахиня, которую он считал своей тетей, на самом деле его биологическая мать, а Нуччи — это тетка, которая забрала его, чтобы спасти репутацию сестры. И снова возникает реакция: горе мне, весь мир должен мне торт-мороженое за мое хорошее отношение. Он винит и свою «мать» за то, что она совершила преступление, вырастив его, и Джейсона Бароне (Крис Диамантополос) за то, что у него есть любящая мать (поэтому он вымогает у Джейсона 4 тысячи долларов в месяц — стоимость содержания Нуччи в «Грин Гров».)
И только один персонаж не стремится быть номером один. Это пенсионер, бывший сотрудник компании «Бел Лэбс» Джон Швинн (Хэл Холбрук[363]), страдающий от чего-то худшего, чем смерть: у человека, который любит поговорить, судьба отнимает речь.
А теперь перейдем к оптимистичному взгляду на способность Тони и его окружения пережить реальные, прочные изменения:
1. Повторяющаяся, как заклинание, фраза оджибве [индейский народ — Прим. пер.], мистическим образом помещенная на доске объявлений в палате Тони: «Иногда я начинаю жалеть себя, а в это время великий ветер несет меня по небу». Подразумевается, что Тони, как большинство людей, настолько занят эгоистическими интересами, что не может посмотреть на жизнь более широко, а на себя как на один из атомов «большого человеческого организма» (по словам Дэвида Милча, создателя фильма «Дэдвуд»). Слова о «великой жалости» — ироническое сожаление о повышенном внимании Тони к визуальной составляющей жизни. Ведь в игре задействованы такие серьезные силы, как судьба, предопределение и Бог.
2. Второй, третий и четвертый эпизоды сезона содержат больше аллюзий, связанных с моралью, духовностью и вечными ценностями, чем любые три серии подряд в предыдущих сезонах «Клана Сопрано». Кроме извинений Кармелы у постели мужа в госпитале и приключений Тони во время комы, мы видим множество персонажей, которые представляют некую версию праведника, поднявшегося над эгоистическими интересами. Скитания Тони по стране Кома приводят его к монахам, чью жизнь он в буквальном смысле слова превратил в ад из-за неисправной отопительной системы. Среди других религиозных посланников серии «Мясистая часть бедра» можно назвать новообращенного евангелиста, друга Аарона, пастора Боба (Роб Дивейни), бывшего кокаиниста и любителя стриптиза, биологическую мать Поли («Как так получилось, что ты оказалась плохой девушкой? — кричит Поли. — Ты же монашка!»), эпизодически появляющегося гладко выбритого отца Фила и изображение в телевизоре Дэвида Кэррадайна в роли Кейна — героя «Кун-фу» (Kung Fu), пожалуй, единственного телесериала, который можно рассматривать как духовное путешествие (Кейн был монахом)[364].
3. Сразу после того, как Тони прикоснулся к вечности, пастор Боб агитирует его за евангелическое христианство как устанавливающее непосредственную связь с Христом, без посредничества литургии. Пастор Боб искренен, и создатели сериала с уважением относятся к его рассуждениям. Однако стоит заметить, что его слова апеллируют к практической стороне натуры Тони; Боб — это продавец религии, предлагающий перспективному покупателю хорошую сделку, шанс получить указания непосредственно из источника.
4. Даже Джон Швинн выглядит почти святым человеком. В запоминающейся сцене в госпитале с участием Да Люкса и его группы[365] Швинн угощает Тони модифицированными дзен-монологами. Так, он говорит, что два боксера, чей бой показывают по телевизору, не настоящие противники, что они реально не разделены, а являются частью одного и того же континуума. Восприятие индивидуальности, своеобразия и отдельности есть иллюзия. И он говорит: «Форма существует лишь в нашем собственном сознании».
5. Динозавры. Динозавры. Динозавры. Кармела[366] приноси Тони книгу о динозаврах. Пастор Боб говорит Тони (в сцене, которая ставит под сомнения его более ранние высказывания), что ученые не правы, что динозавры жили рядом с людьми. Возможно, Тони, гангстер XXI века, — это вид динозавра, обреченного на истребление иными хищниками (другими преступниками, ФБР), потому что он не способен эволюционировать и приспосабливаться. Однако, согласно последним выводам и публикациям ученых, динозавры не вымерли полностью: выжившие виды эволюционировали в птиц[367]. Может быть, Тони способен эволюционировать в другого человека, сохранившего черты Тони, но при этом раскаивающегося и законопослушного, как это сделали птицы, сохранившие определенные характеристики своих предков-динозавров?
6. Тони после комы кажется более склонным к прощению и переговорам, чем к жадности и битве за каждый кусок. Как предсказывает Дженис, такое состояние будет длиться недолго, но все равно оно удивительно для тех, кто видит это.
Кажется, что Тони лучше понимает мир, находящийся за пределами его воспаленного разума. Как диалоги, так и средства кинематографии поддерживают такое толкование. Покидая госпиталь, Тони наслаждается естественными звуками, которые он раньше игнорировал, считая их фоновым шумом. Затем, в великолепной финальной сцене, Тони сидит у себя на заднем дворе, слушая ветер, шумящий в листве, а камера движется слева направо над деревьями, что перекликается с движениями камеры в мире Комы в конце серии «Хаос». Съемка сверху показывает, что деревья есть не только во дворе Тони, а еще и на реке Пассейик, где Поли Уолнатс, нарушая условия договора, заключенного Тони, сбивает с ног Джейсона Бароне. Режиссер сталкивает миры Тони и Поли, подтверждая мысль о том, что они неразделимы. Мы снова видим, как камера, скользя над деревьями слева направо, перемещается во двор дома Тони. Этот прием повторяется в третий раз: камера возвращается к деревьям над Поли, который выходит из финального кадра эпизода.
7. Переведите фразу оджибве на язык Сопрано, и что вы получите? «Ах ты бедненький».
Сезон 6 / Эпизод 5. «Мистер и миссис Джон Сакримони приглашают»
Сценарист: Теренс Уинтер
Режиссер: Стив Бушеми
«Если они могут заставить его плакать и он проявляет такую слабость, то что еще они, мать твою, могут заставить его сделать?» — Фил
Обычно когда персонажи «Клана Сопрано» наряжаются, чтобы куда-то вместе пойти, как это происходит в эпизоде «Мистер и миссис Джон Сакримони приглашают», то речь идет о похоронах. На сей раз в теории дело касается свадьбы дочери Джонни Сэка по имени Аллегра (Кейтлин Ван Зандт). Однако в конце эпизода все похоже на похороны одного босса, и напоминает о том, что другой босс совсем недавно стоял на пороге смерти, и в этот же момент третий, желающий быть боссом, получает «черную метку». Джон теряет лицо перед своими людьми: он плачет, когда федералы надевают на него наручники прямо на глазах у гостей. Еще не оправившийся от операции Тони боится, что он выглядел слабым, когда упал в обморок на пороге церкви. А коллеги Вито видят его в специфической кожаной одежде в гей-баре, где он пытается расслабиться после трудного дня, когда приходилось притворяться гетеросексуалом.
Вито приходится играть примерного семьянина более убедительно, чем обычно, ведь он находится среди неумолимо гетеронормативного праздника любви. Он думает о кольце своей жены, когда Аллегра и ее жених произносят клятвы, снова не может удержаться от комплиментов Финну («Посмотрите на этого молодого дантиста, как он красив в костюме от Кельвина Кляйна») и, в конце концов, чувствует себя таким несчастным, что рано уводит семью с праздника, а потому может ускользнуть из дома и предаться тому, что ему на самом деле нравится[368]. Сцена в баре как-то неудачно пробуждает в сознании фильм с Аль Пачино — карикатурно гомофобный триллер 1980 года «Разыскивающий» (Cruising). Образ Вито в кожаном наряде делает героя глупым, несмотря на то что в этом сезоне он убедительно выглядел темной и сложной фигурой.
Однако эпизод компенсирует это навязчивым использованием «Трех колоколов» Браунса, когда Вито уезжает в мотель, где он скрывается в ожидании известий, насколько распространились новости о его «преступлении», — песни, которую мы также недолго слышим в предыдущей сцене серии, когда Джейсону Бароне подробно объясняют, в чем состоял бизнес его отца. Песня рассказывает нам о жизни Джимми Брауна (не имеющего отношения к Браунсам): три строфы посвящены трем главным событиям: рождению, браку и смерти. Описание «скрытой долины» перекликается с памятью Тони, блуждающего в стране Кома, а также с желанием бежать, выраженным в историях Юджина Понтекорво и бедняги Вито.
Классическая композиция в духе времен Эйзенхауэра с ее марципановой аранжировкой — это музыкальная машина времени, переносящая слушателей в реальную Америку 1950-х годов: так думали и чувствовали американские белые воротнички из среднего класса. Это погружение в длинную реку памяти этой страны. Циклы человеческой жизни представлены как бесстрастное изложение фактов, каждый из которых сопровождается звуком колокола[369] и молитвой прихожан Богу, который, может быть, слышит, а может быть, не слышит их, но в любом случае он кажется приличным парнем. Это идиллическая американская жизнь, которую, вероятно, вел Джейсон Бароне, укрытый от родственников, которые вот-вот надерут ему задницу на причале. А Вито лишь притворяется, что живет, но он никогда не сможет оценить это по-настоящему. Фасад его жизни начинает разрушаться, свадьба напомнила ему, что он так и не нашел долину, где мог бы быть собой.
Эпизод содержит отсылки к известной свадьбе из «Крестного отца» постоянным повторением, что дон мафии должен делать дары в день бракосочетания своей дочери