и постоянно ноет: «Что случилось с Гэри Купером?»; служащий отеля на вопрос Тони о том, что произошло со старым, дешевым, но веселым мотелем, тупо повторяет: «Я не знаю»[418]. Герои Чейза очень редко понимают ту истину, что мир существовал до их рождения и будет существовать после того, как они умрут и их похоронят (возможно, в каком-то из подвалов Ньюарка). Когда в «Клане Сопрано» описывается жизнь мафии, жизнь обывателей или моменты психоанализа, фильм напоминает черную комедию. Но когда сериал показывает нам расстояние между тем, какими представляют себя герои, и тем, что видят другие, это уже документальный фильм.
Сезон 7 / Эпизод 4. «Погоня»
Сценарист: Мэтью Вайнер
Режиссер: Тим Ван Паттен
«Послушай меня, о’кей? Это хороший куш». — Тони
«За чем вы гонитесь? — спрашивает доктор Мелфи Тони Сопрано, чье компульсивное влечение к азартным играм разрушает жизнь. — За деньгами или ощущением опьянения победой?» Название эпизода «Погоня», похоже, обещает дать ответ, но это лишь увертка. На сеансе Тони не отвечает на вопрос Мелфи, но, видимо, он дает ответ позже, когда извиняется перед Кармелой за плохое отношение к ее бизнесу в области недвижимости. Она замечает нелогичность того, что Тони ставит огромные суммы в надежде на выигрыш, но при этом лишь увеличивает долги. Он отвечает ей: «Ты начинаешь погоню за удачей, и всякий раз, когда кажется, что ты вот-вот дотянешься до нее, тебя отбрасывает еще дальше назад».
Вот так Тони говорит, когда рассуждает о счастье. Не о случайном счастье, а о более глубоком удовлетворении, которое ощущаешь даже в трудные времена. В сезоне шесть плюс сериала «Клан Сопрано» Тони никогда не кажется действительно счастливым более нескольких мгновений — может быть, только когда испытывает гордость за достижения своих близких, или в компании старых друзей, которым он может доверять (опять же на мгновение). Но даже тогда меланхоличный настрой Гандольфини дает понять, что Тони что-то гнетет — смутная тревога, которая кажется более глубокой, чем физический страх смерти или тюрьмы.
С момента ранения беспокойство Тони становится более ощутимым. Он излучает печаль, и в повседневной жизни больше не способен скрывать это. Он говорит то, что приходит ему в голову, — импульсивно предлагая политически нереальную тактику, проигрывая огромные суммы на глазах у подчиненных, вызывая везде, куда бы он ни шел, недоуменные взгляды и шепотки: «Да что это, мать твою, с Тони?» Он ведет себя как человек, которому не нравится быть боссом мафии, как не нравится и все с этим связанное; кажется, будто он хочет выйти из бизнеса. Но он знает, что уйти не может, а потому бессознательно выражает свое желание, делая и говоря то, что раскачивает его привычную жизнью[419].
Вот почему работает всепоглощающая (и ранее остававшаяся незамеченной) зависимость Тони от азартных игр, которая является чем-то большим, чем обычный прием показа кризиса героя в телесериалах. Если персонаж нарисован убедительно, то детали его деструктивного компульсивного поведения не имеют значения; важно, что это совпадает с уже известными нам сведениями о герое и о том, что доводит его до критической точки в сюжетной линии. Здесь присутствует и то, и другое. У Тони масса проблем — брак, отцовский авторитет, отношения со своей командой и приятелями (включая Хэша Рабкина, его главного кредитора), а также с боссами дружественных организаций (например, с известным нам Филом Леотардо, который официально принимает трон Нью-Йорка на вечеринке, где ему поет серенады не кто иная, как Нэнси Синатра). Кажется, Тони во всем этом запутался.
Позже в эпизоде мы видим очень быструю смену кадров между двумя сценами — одна представляет собой самую отвратительную (и в конечно итоге самую душераздирающую) ссору с Кармелой, другая — поворотный момент в побочной сюжетной линии, где Вито Спатафоре Младший (Брэндон Хэннан), позиционирующий себя как гот, крайне проблемный сын убитого гангстера-гея, отвечает на оскорбления ребят в школьной душевой тем, что испражняется там. В основе сцены Тони-Кармела лежит более ранняя приглушенная ссора, которая произошла во время празднования успешной продажи дома (на самом деле лишь отчасти успешной, так как она сумела избавиться от строения, продав его кузену Брайану и его беременной жене). Тони предлагает большую часть полученной прибыли поставить на, как он говорит, «верное дело». Затем мы видим одетого в халат Тони, обвиняющего Карм в безжалостности и лицемерии, о чем она уже не раз слышала и о чем решила не думать (так же как Тони до недавнего времени не хотел зацикливаться на различных грехах, совершенных им ради увеличения состояния Сопрано). «Дело в том, что ты сраная бизнесменша, построившая свой сраный дом, который в любой день может рухнуть и прибить гребаного, еще не рожденного ребенка! — орет Тони и добавляет: — Теперь не будешь спокойно спать!» Кармела швыряет в него вазу и идет наверх; общий план — Тони выходит на задний двор, оставляя осколки вазы лежать на полу в прихожей.
Потом переход сцены: мы видим, как в школьной душевой гомофобы дразнят Вито Младшего. Смесь равнодушия (да пошли вы все на…), притворного увлечения готами и нездоровой ранимости читается на лице парня — если не скрытного, то слишком чувствительного подростка для школьного мачо-зоопарка. Его психические отклонения спровоцированы смертью отца, убитого не за то, что он сделал, а за то, кем он был. В ответ на продолжающее осквернение памяти отца такими же отморозками, как те, которые виновны в его смерти, парень смело смотрит в лицо своим мучителем, испражняется на их глазах и размазывает фекалии голой ногой. Это социальный терроризм — визуальное и обонятельное оскорбление находящихся в помещении, что могло совершить лишь человеческое существо, которое не способно понять и тем более определить источник своего несчастья, но которое решило: если нельзя улучшить или разрушить свою окружающую среду, то нужно испортить ее.
Это поступок подростка, который так сильно ненавидит себя и всех остальных, что просто хочет выйти из ситуации, не особенно задумываясь как. Конечно, ребенок не ожидал, что посреди ночи его выдернут из постели бесцеремонные работники молодежного лагеря в Айдахо — самая тревожная во всем сериале сцена, несмотря на отсутствие в ней кровопролития, так как она синхронизируется с ситуацией в предыдущем эпизоде — рассказе о том, как отец Тони, Джонни Бой, приказал сыну совершить первое убийство в 1982 году. В обоих случаях (Джонни Бой толкает сына на порочную жизнь, полную насилия, которой он мог бы избежать, если бы его не принуждали; и Вито Младшего увозят (по приказу матери и предложению Тони) в лагерь для промывки мозгов, задачи которого насильно превратить его в того человека, которого хотели бы в нем видеть окружающие) мы видим потенциально свободную и уникальную душу, озверевшую от самой жизни, а затем перепрограммированную на принятие этой жизни и следование примеру своих мучителей. (Мари Спатафоре предлагала подобный способ действия несколько эпизодов назад, советуя мужу-гею подумать о конверсионной терапии.)
Мы наблюдаем за реакцией Тони после новости об ужасном поступке Вито Младшего в душевой. Тони решает дать матери мальчика, Мари, 100 000 долларов на переезд, о чем она умоляла его в начале эпизода. Он не сумел убедить новоиспеченного босса Нью-Йорка Фила Леотардо выплатить ей эти деньги, а между тем Фил — родственник Мари и виновен в убийстве ее мужа. Тони собирает нужную сумму, а затем проигрывает ее; этот поступок дестабилизирует и его семейную жизнь, и его работу. В обеих историях — Вито Младшего и Тони — мужчины «реализовывают активы», чтобы восстать против жизни, которая душит их, которая принуждает их лгать.
Как многие эпизоды шестого и седьмого сезонов, «Погоня» следует тематически параллельным сюжетным линиям, иногда позволяя им пересекаться или даже сталкиваться, так что создается впечатление, будто истории оценивают и анализируют друг друга. Самым очевидным примером является сцена, где Тони, не раз игравший роль приемного отца, приходит в дом Мари и ведет разговор с Вито Младшим в чуть менее жестокой манере, чем это делал Фил. Когда мужчина и мальчик сидят друг напротив друга, кажется, будто они на свидании в тюрьме, только мы не знаем, кто узник. Призывая Вито повзрослеть и стать мужчиной в доме, потому что больше некому, Тони мог бы адресовать эти слова самому себе, когда был мальчишкой. Можно, перефразируя Ливию, сказать, что в его подсознании живет темное существо, подсказывающее ему, что делать и говорить. Обратите внимание: когда Тони ругает других, он будто бы говорит о самом себе закодированными фразами. Он нападает на Кармелу, обвиняя ее в нежелании признавать факт собственной коррупции: пойдя на компромисс ради удобства и выгоды, она построила дешевый дом, который может убить его обитателей. Позже Кармела использует сходный образ, сравнивая Тони с мультяшным героем, беззаботно идущим по жизни, в то время как над его головой на веревке висит пианино. Хотя разница все же есть: Тони обвиняет Кармелу в причастности к коррупции — коррупции, которой он сам и способствовал. Кармела же, со своей стороны, видимо, предупреждает его о физическом, а не о моральном наказании — между строчками звучит что-то вроде: «Нельзя остаться сухим в воде».
Против чего восстает Тони, когда он разрушает свое гнездо? Наверное, не против того, что положительно в его жизни: крепкий, но при этом неустойчивый брак с женщиной, по-настоящему любящей его и родившей ему двух детей, которые уважают его, несмотря ни на что; уверенность, что он поднялся в своей профессии (организованной преступности) выше, чем кто-либо мог ожидать, и что он нажил состояние, которое позволяет ему выбросить 3,2 миллиона долларов на яхту (по словам Хэша) и дать взятку строительному инспектору, чтобы его жена, построив, возможно, смертельно опасный дом-ловушку, начала карьеру в области недвижимости. Но чем дальше, тем более неловко он чувствует себя с людьми, которых использует для своего удобства. А нехарактерная для фильма (и, возможно, намеренно) небрежная работа оператора делает ощущение неопределенности еще более выразительным. Тони кажется духовным кузеном Юджина и Вито — парней, которые хотели выйти из дела и вышли, парней, которые слишком поздно обнаружили свою подлинную личность, нарушив тем самым жизненный баланс и способствуя своей гибели. Когда же мы смотрим на мир «Клана Сопрано», то у нас складывается впечатление, что он так же распадается, как разум Джуниора.