А: Откуда появилась идея с медведем?
Д: Из газет. В то время в Джерси было много медведей. Они залезали к людям в кладовки и в чуланы, и открывали холодильники! Потому мы поняли: «Нам надо это сделать!» [Смеется.]
В сериале много кадров природы — деревья, например, вот и медведь возник отсюда.
Для меня медведь — это о природе.
А: На «Выпуск-2004» вас вдохновила статья в «Стар-Леджер»?
Д: Да. В ней говорилось о большом количестве освободившихся из тюрьмы, о целой группе отсидевших большой срок мафиози, вернувшихся на улицу.
А: Одним из таких вновь прибывших персонажей был легендарный Фич Ла Манна. Почему вы решили, что Роберт Лоджа тот самый актер, который может воплотить его?
Д: Я помню один фильм с Джеком Николсоном — «Честь семьи Прицци» (Prizzi’s Honor). Николсон, что бы он ни делал, велик, но Лоджа был единственным, кто в этой картине реально проникся духом Италии. Я также помню Лоджу в сериале под названием «Кот» (T.H.E. Cat), когда я был ребенком, он там играл кота-грабителя, который тоже был причастен к криминалу! [Смеется.] И в свои четырнадцать или около того лет я считал, что он классный. И когда я работал с ним, он тоже был классным.
М: Почему вы отправили Фича снова в тюрьму, а не убили его?
Д: Для разнообразия.
М: У вас есть определенные эстетические принципы в вопросах насилия?
Д: Для этого сериала — да.
М: Можем подробнее поговорить? Я думаю, это важно, потому что вас обвиняли в том, что вы упиваетесь насилием, садизмом, жестокостью. А вы вдруг говорите, что все это в духе фильма «Три балбеса» (Three Stooges) или Лорела и Харди [американский комедийный дуэт — Прим. пер.]?
Д: Интересно, что вы об этом сказали, потому что я большой фанат Лорела и Харди. В Музее современного искусства проводили мероприятие по поводу «Клана Сопрано», Ларри Кардиш брал у меня интервью[449] и спросил, кто влияет на меня. Я ответил, что Лорел и Харди, и я думаю, что это до сих пор так! Терри Уинтер — один из «Трех балбесов». И Терри лучше всего удаются сцены насилия.
М: Даже эмоционально насыщенное насилие, которое не должно быть смешным, содержит элементы фарса, как, например, драка между Тони и Ральфи, закончившаяся смертью Ральфи. Использование сковородки и спрея от насекомых напоминало драку героев в мультике.
Д: Илен [Лэндресс], бывало, мне говорила, что мне следует снимать именно фарсы. Не знаю, почему они больше не востребованы.
М: Не могу отрицать, что многое в сценах насилия смешно.
Д: Как вам понравилась Лоррейн Калуццо, которая мечется по гостиной с полотенцем?
М: Для меня это уже слишком. Трудно сказать, почему, но слишком.
Д: Поэтому я вас и спрашиваю.
М: Может, потому, что я не считаю смешным унижение, мне кажется, что это и меня самого унижает. В то же время, когда Ричи Април сбивает машиной Бинзи, я не чувствую себя униженным.
А: Что касается Лоррейн Калуццо. Есть сцена на парковке у «Шей-Стадиум», когда Джонни жалуется Тони: «Ей только драки и убийства нужны, убийства и убийства». Все время ощущаются некоторые намеки на Линду Стэси, телевизионного критика из «Нью-Йорк пост», которая написала в обзоре в конце четвертого сезона, что ей не хватает насилия[450].
Д: Помню, что я страшно разозлился. Подумал, что это идиотский комментарий.
Дело в том, что до этого [Стэси] приходила пробоваться на роль. Она попробовалась, не получила роль, а затем выступила с этим негативом[451].
М: Я хочу вернуться к фарсу. Одни типы насилия на экране приемлемы, другие — нет; одни очень спорны и проблематичны, другие — нет. Почему?
Д: Точно не знаю. Все, что я знаю, так это то, что никто из нас не хочет видеть насилия над животными. Над собаками, кошками и так далее. Это за рамками.
М: Почему?
Д: Потому что они действительно невинные создания. Как младенцы.
А: Страданий некоторых героев мы не видим. Самый спорный и запоминающийся момент насилия в пятом сезоне остается за кадром: Адриана пытается уползти от Сильвио, он поднимает пистолет, и вы не видите ее смерти. Почему мы не видим, что с ней происходит, однако других подробностей такого рода для нас сериал не жалеет?
Д: Отчасти потому что мне нравилось, как она ползет по листьям, какой был звук. И осень казалась такой уютной. Вы не видите ее смерти по эстетическим причинам, мы довольствуемся звуком выстрелов. И затем, позже, когда Кармела и Тони сидят вместе в лесу, мы вспоминаем об этом моменте.
А: Вы ввели историю Адриана — ФБР в конце третьего сезона, и мы следили за ней весь четвертый сезон и большую часть пятого. Вы предполагали закончить эту историю ее смертью?
Д: Нет.
А: Когда вы поняли, что персонаж должен умереть?
Д: Ну, в начале сезона мы начали говорить о том, что случится с ней и Кристофером. Их отношения шли то вниз, то вверх. «Мы собираемся пожениться/ мы не собираемся пожениться». Наверное, после беседы с Крисом [Олбрехтом] мы начали думать: «Как мы поступим со всеми этими людьми?» Не знаю, когда я на самом деле решил, что она должна уйти, я только знал, что это будет великолепный эпизод. В нем будет много эмоций, и зрители будут на самом деле потрясены. Я знал, что ее уход окажется тяжелым.
А: В целом какая возникает атмосфера на съемках, когда кого-то должны убить, и это его последняя сцена? Актеры заранее узнавали, что их персонажа убьют? Когда они получали сценарий?
Д: В начале репетиций, прямо перед читкой. Я уверен, что секретность их огорчала, и было слишком много людей, которые хотели выяснить, что будет дальше!
А: Вы были первым сериалом на HBO, который отказался от рассылки скринеров критикам до окончания сериала.
М: Как фанаты пытались узнать, что будет дальше?
Д: Они рылись в мусорных баках в поисках страниц сценария. Люди кружили вокруг съемочной площадки, искали испорченные листы и забирали их. Подозревали, что и в команде есть предатель…
М: Кого-то уволили из-за утечки или за небрежность?
Д: Нужно моего ассистента спросить, Джейсона Минтера. Он очень много этим занимался. Следил за секретностью[452].
М: Вы помните план В на случай, если бы вы решили не убивать Адриану?
Д: Плана В не было.
А: Фрэнки Валли и Тим Дейли появляются в этом сезоне после упоминания их настоящих имен ранее в сериале. В «Христофоре» у Валли финальная ударная реплика, а отец Ноя Танненбаума говорит, что он агент Тима Дейли. Как бы там ни было, думали вы об этом, отбирая актеров?
Д: Нет. Фрэнки, правда, работал на читке пилота.
А: За кого читал?
Д: Может, за дядю Джуниора? Он к нам попал еще даже до дебюта сериала. Фрэнки Валли был из особого района Нью-Джерси и имел реальный опыт, который вдохновил его на сцену «Ну что, я забавен?» из «Славных парней». Мне сам Фрэнки Валли эту историю рассказывал.
М: Что Фрэнк Винсент привнес в роль Фила Леотардо?
Д: Огромную правдоподобность. В тех фильмах, где играл Фрэнк Винсент, и в «Клане Сопрано» он похож на реального мафиози за работой. Я думаю, он умнее, чем большинство этих парней. Есть у Фрэнка и что-то пугающее. А еще в «Клане Сопрано» он был глупым. Мог шутку сыграть, даже не указывая, что шутит. Очень трудно было.
М: Не думаю, что все понимали, какой он был хороший актер.
Д: Наверное, вы правы, может, потому что его часто в однотипных ролях снимали.
М: А еще есть момент: крупный план, без слов, без диалога. Он вспоминает об убийстве брата, сразу после эпизода «Тест-сон». Я видел Фрэнка Винсента в нескольких фильмах, но впервые я почувствовал, как плохо герою, которого играл Фрэнк Винсент. Очень болезненный момент. А ведь он даже ничего не говорит.
Д: Да. Он великий актер. Иначе для чего он три года в сериале носил клеймо антагониста, оттеняющего персонажа, заклятого врага?
А: До пятого сезона вам не присуждали «Эмми» за лучшую теледраму. Вы понимали, что скоро должны получить награду?
Д: Да. По правде сказать, я думаю, что было много зависти. Думаю, было много моральных установок. Думаю, было много мнений против Нью-Йорка, знаете — Гильдия писателей Запада и Гильдия писателей Востока, такие вот вещи. Насколько мне известно, сейчас этой напряженности нет. Но тогда все было.
Считалось, что операторы-постановщики из Нью-Йорка не столь хороши, как из Лос-Анджелеса. Наших операторов зажимали. Они были очень хорошие, но никогда ничего не получали. Я думал, что и наши серии ничего не получат — и вдруг! Для того времени просто революция! Я много думал об этом.
Мне кажется, что еще, вероятно, была определенная доля… пуританства. Я имею в виду, состояние телевидения в то время. Оно было слишком ванильным. И вдруг Академию просят дать награду чему-то совершенно иному. В то время я, правда, думал, что мы никогда не получим «Эмми». Я думал: «Наш сериал вне закона, и пусть остается вне закона».
Однажды я решил не продолжать, это было в год 9/11, отчасти из-за 9/11, но и из-за других соображений тоже. Я сказал [тогда исполнительному директору HBO] Джеффу Бьюкезу, что не хочу продолжать. А он сказал: «Показывать все это — часть твоей работы!» [Смеется.]
Часть шестая. «Мать вашу, парни!»
В которой беседа о предпоследнем сезоне приобретает неожиданный поворот относительно «Хольстена»
Мэтт: Вы считаете, что набор эпизодов от «Только для членов клуба» и до серии «Каиша» — это законченный, отдельный сезон?