— Что будем делать с Джуниором?
— Он в тюрьме.
— Старый маразматик, пусть там и гниет. Ничего не будем делать.
— Он стрелял в собственного племянника.
Я знал его дольше других. Может, он был гомиком, и ему было не с кем поговорить?
— Дотенгемский шериф. Полцарства за Мортаделлу, а?
— Здесь делают отличные сэндвичи.
— А как ваша болезнь, которую вы подцепили в Глистостане, или как там его?
— Это сойдет за лекарство.
Невероятно. Когда-то у тебя было столько волос, что женщина могла в них вцепиться обеими руками.
Все будет хорошо, Тони. Твои друзья, твои дети, они все очень любят тебя.
Альцгеймер… это смертный приговор. Лет десять-пятнадцать ты шут, а потом умираешь делая под себя. Я знал людей с болезнью Альцгеймера.
— А как вас зовут?
— Не все ли равно? Скоро я сам это забуду.
— Тебе это не кажется диким?
— Что?
— Наша семья. Отец, которого подстрелил наш чокнутый дядюшка.
Знаешь, что интересно? Это заметила Дженис: когда Эйджей говорит о Тони, он не употребляет слово «папа», он говорит: «Энтони Сопрано не умрет».
Привет, Ахмед. И вы тут? Над этим баром пора шатер ставить.
Дядя Джуниор ответит за это, не беспокойся. Я с детства наблюдал, как ты был добр к нему, он не смел так поступать. Это ему не сойдет с рук. Ты мой отец. Я всажу этому чертовому маразматику пулю в башку. Я обещаю. Я не верю, что мы не будем больше все делать вместе. Потому что будем. Я серьезно.
В какой-то степени все белые люди похожи.
Когда-нибудь мы все умрем, и станем такими как это дерево. Не будет ни меня, ни вас, но пока нам нужно тепло, нам нужен тот, кто возьмет на себя ответственность.
Как писатели, мы все немного помешаны на собственной навязчивой идее, мы мифологизируем нашу внутреннюю сущность.
— Он вроде как еще жив, когда они режут его на куски.
— Он замечает это на следующий день.
— На мое первое свидание он принес нам с матерью по дюжине роз, а отцу электродрель за двести долларов.
— Нетипичная история любви.
— Я даже не знаю, любила ли я его несмотря на это, или за это.
— О, Мадонна! Он ужасно выглядит!
— Дядя Поли, так нельзя говорить, только о хорошем.
Парень пригласил меня позировать для мужского постера. Он был гомик, но мне все равно это польстило. А сейчас? Вот, смотри, в морщинах, как дырка у старухи.
— Мы должны отвезти ей ее долю.
— Это все равно, что признать свою вину.
— Тони пришел в себя, когда он лежал в коме, все были там и разговаривали с ним, сестра, Кармелла. Кто знает, что они наговорили, может он ждет эти деньги.
Иногда я предаюсь унынию, но ветер могучий ведет меня к небесам.
— А че бы тебе не прокатиться с могучим ветром, да не вздремнуть на облачке?
— Ты думаешь, это я повесила? Не я.
Слушай, Бобби, ты нормальный парень, но нельзя прикрываться всей этой родственной туфтой. Мужчина ценен, когда достигает всего сам.
— Вы слышали благую весть?
— Господи Иисусе!
— Верно.
— Я подумал, надо зайти и помолиться вместе.
— Развлекуха для убогих.
— Крутые парни тоже молятся.
— Миссис Сопрано, мы тут беседовали с вашим мужем, собирались помолиться.
— Они собирались.
— О, боже мой!
— В чем дело, доктор?
— Да тут красная шапочка с бабушкой.
— Смотри, кого я привел.
— Ух ты, принц свалок и помоек!
Биопсия бумажника? Вон из моей палаты, долбанутая!
Ты мошенница и обманщица. А она еще хуже, потаскуха. Моя мать — шалава.
— Простите, приветствую. Вы ведь друг Энтони? Я бы хотел узнать как он.
— Да уж получше ваших чертовых монахинь.
— Я надеюсь, вам удалось вчера поспать. Я храпел как сукин сын.
— Надеюсь, вам тоже удалось. От моего пердежа всем уши закладывает.
— Твоя тетя, она ведь монахиня? Всегда было интересно, а у них там волосня есть?
— Ага, газончик.
— А эти свадебные кольца? Они в натуре думают, что замужем за Иисусом?
— Насколько я знаю, да.
Отвечаю, каждый здесь сам по себе, борется на ринге за свою жизнь, как вот этот бедолага безмозглый.
Представьте, что эти боксеры две волны в океане или два воздушных потока, два торнадо, к примеру. Вроде бы две разные вещи, да, два отдельных явления, но это не так. Эти торнадо просто ветер, и кривые потоки которого движутся в разных направлениях. Суть в том, что каждый не сам по себе, все взаимосвязано.
— Вселенная — это суп из молекул, бурлящих в огромном котле, но своим сознанием мы воспринимаем лишь отдельные формы.
— Умник, ты лучше телек почини.
Самое страшное — я не тот, кто я есть. Будто моя жизнь — шутка. Охеренно злобная шутка.
Зацени: говорят, если историю планеты представить в виде высоченного небоскреба, то период жизни людей на земле будет всего лишь крышей этой высотки.
Спасая душу, ты не просто избегаешь ада после смерти, ты обретаешь еще себя при жизни. Надеюсь, выписавшись из больницы, вы примкнете к лону церкви, дарующему любовь спасителя.
— Моему сыну тоже нравятся динозавры. Любопытно…
— Что?
— Кто — то хочет, чтобы вы верили, что динозавры жили миллионы лет назад, это неправда. Господь сотворил землю шесть тысяч лет назад. И я говорю своим детям: «Помните, динозавры и люди жили в одно и то же время».
Эволюция — это козни дьявола, ведущие к отрицанию господа. Эволюция и спасение — взаимоисключающие понятия.
— Он считает, что динозавры жили бок о бок с Адамом и Евой?
— Да, наверное.
— Нифига! Тираннозавры в райском саду? Адам с Евой были бы постоянно в бегах, они боялись бы до усрачки, но в библии сказано, что там был рай.
Знаешь, я лежал в коме, но я ничего не помню. Но перед тем как очнуться, я чувствовал, что меня хотят куда-то утянуть. И очутиться там снова я не собираюсь.
Знаешь, я вот тут подумал, сделаешь мне одолжение или как это у вас там называется, уберешь меня? Прости, хреново сострил.
— Опять один ходишь?
— Ну а что мне, Вито ждать? Этот парень уже полтора часа гадит. Из его говна уже дамбу ваять впору.
Дженис, я чуть не умер, но я выжил. Я самый счастливый парень на свете. Слушай, после всего этого каждый день для меня дар.
Секи расклад, сосунок херов: подгоняешь мне по четыре тонны в месяц! И мне насрать, из оленьей ли ты долины или из долины смерти.
Мышцы с соусом моринара, итальянский силач.
— Тон, хочешь, я прослежу, чтоб ты вовремя принимал лекарства? Когда у матери была волчанка, упокой господь ее душу, я за ней сутками ухаживал. Поил лекарствами, кормил, помогал мыться.
— Человек есть пытается.
— Я просто. Пошел бы в медицину, жизнь сложилась бы по-другому, мне правда нравилось это.
— Как насчет пластыря на хлебало? Мы играть пытаемся.
Так, а почему валить его должен я? У вас своих бойцов как семечек в бабушкином подсолнухе.
— Она будет прекрасной невестой, Тони.
— Все невесты прекрасны.
— Алегра — это ж вроде лекарство от простуды.