– Майя! – грянул чей-то властный голос.
– Папа, помоги ей… скорее! Она превращается! – воскликнула Хоуп.
Она выпустила руку Майи и бросилась к отцу.
Йолан нахмурился. Он подошёл к старшей дочери, поднял её и встряхнул, заставив посмотреть себе в глаза.
– Проглоти свою волчицу! Проглоти её сейчас же! – прорычал он так резко и грозно, что воздух в комнате задрожал.
Звериная часть Майи немедленно замерла. Несмотря на то что она отчаянно хотела превратиться, умирала от желания почувствовать свободу, зверь не мог противиться приказу главы стаи. Это невозможно. Разочарованно скуля, волчица повернулась и ушла с поджатым хвостом, притаившись глубоко внутри девушки.
Кое-как отдышавшись, Майя с облегчением вздохнула.
– Спас… спасибо, папа.
Йолан грубо усадил дочь на пол и спросил:
– О чём ты только думала? С ума сошла?
Майя почувствовала, как сжалось горло.
– Конечно, с ума сошла, а ты чего ожидал? Я два месяца заперта в четырёх стенах! Я больше не могу! – выпалила она дрожащим голосом.
Йолан прищурился.
– И кто в этом виноват, м?
Майя сделала глубокий вдох. Разумеется, это она виновата в том, что Совет запер её в собственном доме. Она прекрасно знала, чем рискует, когда заключала договор с Бреганом, Нэл и Ваном. Она нарушила закон, и много людей погибло от её клыков – в этом не было никаких сомнений. Вот только, если она поступила плохо, почему совершенно не чувствует за собой вины? Почему её не мучают угрызения совести?
– Ты прав, это моя вина. Именно я в ответе за всё случившееся – ты это хотел услышать, да? Тогда ладно: это я виновата, мне некого винить, кроме самой себя, ясно? – процедила Майя, с вызовом глядя на отца.
Йолан подошёл к ней – так близко, что она услышала его сердитое сопение.
– Ты правда думаешь, что я хочу услышать именно это?
Откровенно говоря, Майя не знала ответа на этот вопрос. Йолан уже много дней с ней не разговаривал. Он не пытался ни понять, ни утешить дочь. Когда он был дома, то часами сидел у очага, мрачно хмурясь, погрузившись в тяжёлые раздумья.
– Послушай, я знаю, что разочаровала тебя, и мне жаль, что так вышло… правда.
Йолан вскинул брови.
– Разочаровала? Ты так думаешь?
Майя озадаченно посмотрела на отца, и тот покачал головой.
– Я не разочарован. Я в ярости, Майя.
– О… – пробормотала девушка. Внутри у неё всё сжалось.
В ярости? В этом всё дело? Отец поэтому отказывается разговаривать с ней и не хочет видеть её? Боится, что в порыве гнева причинит ей вред?
– Боже мой, Майя! Тебя изгнали! Как, по-твоему, я могу к этому относиться?
Майя побледнела. «Изгнали». Это слово было столь невыносимо, столь ужасно, столь пугающе, что его осмеливались произносить лишь шёпотом за закрытыми дверями. После того как Совет вынес решение, это слово давило на Майю каждую секунду, каждую минуту, каждый час.
– Понимаю, ты сердишься на меня. Я поставила тебя в трудное положение перед Советом и…
Йолан снова покачал головой.
– Ты снова ошибаешься, Майя. Я злюсь не на тебя, а на себя. Тогда я не сумел защитить тебя, а теперь снова ничего не могу…
Йолан осёкся и изо всех сил ударил кулаком по стене. Хоуп, которая молчала во время их разговора, испуганно вскрикнула. Майя подошла к ней и обняла за плечи, чтобы успокоить, а Йолан снова стукнул по стене, потом ещё раз и ещё.
Вопрос: как убедить самого могущественного лупаи успокоиться, если он вот-вот выйдет из себя? Ответ: даже не пытаться.
Майя и Хоуп терпеливо ждали, пока Йолан выпустит пар, отчаянно надеясь, что он не переключится на другие комнаты и не разнесёт весь дом. Ни одна из них прежде не видела, чтобы отец так себя вёл, но обе понимали, насколько серьёзно происходящее: Йолан ранен. Его душа и разум страдают, и последствия могут быть ужасными не только для него, но и для всех лупаи. Глава стаи воплощает в себе душевное здоровье всего клана, уравновешивает других волков. Он их вождь и заступник, он не даёт им погибнуть. Если он потеряет контроль, стая обречена на гибель.
– Папе грустно, да? – спросила Хоуп, поднимая глаза на Майю.
Та посмотрела на младшую сестру. Хоуп недавно исполнилось восемь. Круглолицая, с коротко подстриженными кудрями и большими карими глазами она походила на куклу.
– Да, – ответила Майя и через силу улыбнулась.
– Но… Но ведь старейшины могут передумать, правда? Папа может…
– Папа не может мне помочь, Хоуп. Потому-то ему и грустно.
– Ну и ладно, тем хуже. Тогда я уйду с тобой, – надувшись, заявила Хоуп.
Майя покачала головой и нежно взъерошила сестре волосы.
– Не говори ерунды.
Хоуп промолчала. Её лицо словно окаменело, она смотрела на Майю снизу вверх с таким отчаянием, что у девушки ёкнуло сердце.
– Это не ерунда. Если ты уйдёшь, я уйду с тобой.
Майя отвела взгляд и вместо ответа лишь сильнее прижала сестру к себе. Нет. Этого не будет. Никогда. Она этого не допустит. Хоуп должна жить, расти, быть счастливой. Хоуп должна прожить жизнь, которая была бы у Майи, если бы её не изгнали, если бы она могла жить. Хоуп должна жить за них обеих.
– Хоуп, послушай меня: я хочу, чтобы ты позаботилась о папе, когда меня здесь не будет. У него останешься только ты, понимаешь?
– Но…
– За меня не волнуйся, я как-нибудь выкручусь, со мной ничего не случится. А когда ты подрастёшь, я буду время от времени тебя навещать, – солгала Майя, стараясь говорить как можно убедительнее.
– А тебе разрешат?
– Ну конечно, – снова соврала Майя. – У Совета нет причин отказывать.
На лице девочки засияла радостная улыбка.
– Ну ладно, тогда всё в порядке.
Майя тоже улыбнулась, но это улыбка не коснулась её глаз. Потом она обернулась и посмотрела на Йолана. В комнате повисла тишина. Воздух, казалось, загустел. На полу лежали обломки стены, а взгляд волка был таким пустым, что у Майи упало сердце.
– Папа?
Йолан медленно повернулся к ней.
– Мне так жаль, – хрипло проговорил он.
Майя медленно кивнула.
– Знаю, – ответила она, потом снова посмотрела на Хоуп. – Мне нужно поговорить с папой, ты не могла бы оставить нас на минутку?
– Ладно, но потом я вернусь.
– Разумеется, вернёшься. Ты же прекрасно знаешь, что я скучаю, когда тебя нет рядом, мелкая надоеда, – с притворной весёлостью ответила Майя.
Она подождала, пока сестра уйдёт, и бросилась в объятия отца.
– Прости! Я не понимала… Я… думала, ты меня ненавидишь, думала, ты так на меня сердит, что тебе плевать, что со мной будет…
– Глупышка! У меня нет права бросать твою сестру, но… если бы это зависело только от меня, я бы ушёл вместе с тобой. Ни секунды не колебался бы.
Слова застряли у него в горле. Он крепко сжал дочь в объятиях, и это разрушило стену, которую Майя возвела вокруг своего сердца, которая позволяла ей держаться с тех пор, как её приговорили к изгнанию. Она разрыдалась.
– Мне страшно, так страшно, если бы ты только знал…
Йолан сжал лицо Майи в ладонях.
– Нет причин для страха. Ты моя дочь. Ты сильная и понимаешь хатегаи лучше, чем любой другой член стаи. Если ты продолжишь жить по этим правилам, то не утратишь человечности. Никогда.
Хатегаи? Да, Майя понимала хатегаи, их общий закон. Этот свод правил позволял им оставаться людьми и не давал застрять в форме дикого зверя. Этот закон позволял им жить в гармонии с двумя своими половинами: животной и человеческой. Этот закон позволял им просто «быть».
– Но… Я же буду одна, совершенно одна…
Йолан не мог лгать дочери, когда она смотрела на него таким чистым взглядом. Он снова обнял её.
– Это ненадолго, мы обязательно что-нибудь придумаем. Я найду способ вернуть тебя, даже если для этого мне придётся по очереди сразиться со всеми членами этого проклятого Совета и собственноручно их убить, – проговорил он.
В его голосе клокотал такой гнев, что все волоски на теле Майи встали дыбом.
3
– Где ты был? – требовательно спросила Лена.
Она взирала на Брегана, недовольно поджав губы. Молодой тайган захлопнул за собой дверь и повернулся к матери. Взгляд тигрицы был тяжёлым, Бреган видел: ещё чуть-чуть и клокочущая в ней ярость выплеснется наружу.
– Ходил подышать свежим воздухом. Почему ты так сердита? Что-то случилось? – поинтересовался Бреган нарочито небрежным тоном.
Лена, миловидная темноволосая женщина средних лет, худенькая и хрупкая, была заметно ниже сына.
Большинство людей, имевших возможность её повстречать, полагали, что перед ними всего лишь безобидная маленькая женщина, которую легко обидеть – что лишний раз доказывало, как плохо люди разбираются в ёкаях.
– Ты сбежал от своей охраны. Почему? – с прищуром спросила Лена.
Бреган помрачнел. После недавних событий и его вылазки на земли людей Совет тигров постановил, что рядом с их «принцем» постоянно должен находиться личный охранник, якобы для безопасности Брегана, на деле же – чтобы за ним следить.
– Мне нужно было побыть одному.
Глаза Лены метали молнии.
– Болван! Ты что, совсем ничего не понимаешь?! Неужели ты не осознаёшь, что теперь Совет не простит тебе ни малейшей ошибки?
Молодой тайган выгнул бровь.
– И?
– Что ты себе вообразил? Что у тебя единственного в жилах течёт королевская кровь? Давай, расскажи мне, что ты будешь делать, если Совет выберет другого короля!
Бреган вздохнул. Он прекрасно знал, что его дядя Врир уже несколько недель пытается убедить членов Совета провозгласить своего сына Сируса наследником вместо него.
– Думаешь, сейчас это моя главная забота? Мы скоро вступим в войну, кланы никак не могут договориться и выработать единую стратегию…
– Что? Ты снова про тот случай с людьми? Люди – ничтожества, они ничего не могут!
В глазах Брегана вспыхнул гневный огонёк.
– Не думаю, что всё так просто. Позволь тебе напомнить: на этот раз они собрали небольшую армию.