— Придётся искать крупных инвесторов за рубежом, — задумчиво произнес Виктор.
— Если бы всё так просто, сын! Вообще структура нашей экономики очень зависима от внешних рынков, критически, я бы сказал. Последние семь лет весь наш экспорт магонефтехимии, углепрома, металлургии и продукции тяжелого машиностроения просто на грани рентабельности. Сформировался рынок покупателя, а не продавца, наши клиенты диктуют условия поставок, а не мы.
— И как же это исправить? — полюбопытствовал парень.
— В ближайшее пятилетие — никак. Но работать над этим надо уже сейчас, потому что ограниченная емкость мирового рынка приведёт к эффекту вытеснения нашей продукции американскими, британскими и германскими поставщиками. Поэтому Япония для нас так критиченски важна, хотя и мы для них важны — больше они нигде и ни у кого не купят сырьё по таким низким ценам.
«Как-то всё печально выходит», — Виктор расстроился, от услышанного пробудилось много воспоминаний по этой теме. — «Военным я точно быть не хотел тогда и не хочу сейчас, что может быть хуже этого?! А вот банковская сфера — это реальная власть», — он довольно много читал книжек, форумов и газет в свободное от шалостей и приколов время, готовясь к поступлению в Омский Финансово-Экономический Университет.
— Наша магонефтехимия сдаёт позиции, мы не можем профинансировать разведку и запуск новых месторождений, не говоря уже о новых заводах по обогащению сырья эндейсом. «Стандарт Ойл», «Галф Ойл», «Бритиш Петролеум», «И.Г. Фарбениндустри», «Азиенда Итальяно Петроли» — наши злейшие конкуренты. Если не принимать меры уже сейчас, через десять лет нас вытеснят с европейского рынка, через пятнадцать — с японского. И не поможет даже наш трубопровод, вокруг которого сейчас в Германии проиходит нездоровая свистопляска при явном потворстве тамошних партнеров Марковых.
«А что, если против Марковых и их иностранных партнеров на выборах зайти с неожиданной стороны?» — пришла вдруг Виктора в голову шальная мысль. — «Климатический вопрос — такого я в этом мире точно не встречал, это будет подход абсолютно новаторский, направленный сразу против наших внешних конкурентво и внутренних противников».
— Отец, я правительно тебя понимаю, что под аферой республиканского масштаба ты имеешь ввиду политику нашего центробанка по дальнейшему отходу от принципов золотого стандарта и финансирование бюджета через выкуп облигаций правительства?
— Соображаешь, сынок! — улыбнулся Колчак-старший. — Дефицит бюджета у нас увеличивается последние восемь лет, после начала падения цен на сырьё в мире. Фондовый рынок у нас далеко не такой сильный, как на Западе и в Японии, поэтому возможность финансирования проектов через размещение корпоративных облигаций очень затруднена, хотя наши люди в Думе постоянно работают над этим. Если брать нефтехимию, в прошлом году наш холдинг привлёк шестьсот миллинов по облигациям на внутреннем рынке и миллиард сто тридцать — на внешнем. У нас — под четыре процента годовых, у них — под два с половиной, однако финансовое законодательство в странах Европы крайне зарегулировано и больше привлечь нам не позволили при том, что центробанки Британии, Франции и Германии проводят скоординированную политику и держат ставку на едином уровне.
«Свободного трансграничного движения капиталов здесь нет и пока что не предвидится, всё крайне зарегулировано», — покивал Виктор.
— Только на внешнем вышло дешевле из-за высокой внутренней учетной ставки, — задумчиво произнес он. — А ниже ставку не сделаешь, потому что официальная инфляция и так большая.
Отец с интересом смотрел на него.
— Всё-таки мать была права — не стоит тебя делать военным, твоё призвание — финансы и политика. Насчёт инфляции — она у нас имеет исключительно монетарную природу, поскольку правительство Слащёва и центробанк этого мудозвона Юденича запустили трехлетний цикл финансирования дефицита бюджета через выкуп правительственных облигаций госбанком под пять процентов годовых. И вот что с этим делать дальше — это ключевой вопрос текущего момента.
— Пять процентов — это чрезмерно. Смотря сколько иностранцев покупает эти облигации, — почесал подбородок Виктор.
— Не менее трети всего выпуска после выкупа цетробанк размещает под пять с половиной процентов на Лондонской бирже, остальные — внутри страны. И это с каждым месяцем создаёт всё более опасный дисбаланс для нашего бюджета.
— Ну да, вместо того, чтобы направить деньги на развитие и строительство, они будут уходить на погашение таких высоких процентов иностранцам.
— Именно. Поэтому нам любой ценой необходимо переформатировать правительство и свалить Юденича с центробанка, а Юденич — это креатура Марковых, они зубами будут держаться и за цэбэ, и за минфин, и за контрразведку. На всё пойдут. Поэтому вопрос стоит ребром и схватка будет жаркой.
— Интересно, почему только треть облигаций идёт на Лондон? — нахмурился Виктор.
— Верно мыслишь, Виктор! Мы с трудом провели это ограничение. Нам европейцы занимать позволяют в ограниченном объёме, однако спрос на наши облигации в Европе, да и в мире огромен, они гарантированы нашим золотым резервом, поэтому если бы в конце декабря мы не провели с таким трудом ограничение на внешнее размещение, Юденич весь объём эмиссии влил бы в Лондон и их бы расхватали, как горячие пирожки — наша ставка на два процентных пункта выше среднерыночной общеевропейской и гарантируется золотом.
«И в Японии сильно не разместишь и не займёшь — у них фондовый рынок завязана на Штаты, пакт Гувера — Фукуды. Получается, что инвестиционные, конвертируемые и сберегательные государственные облигации — это абсолютно разные финансовые инструменты, и юнкера мне впарили чисто внутренние, которые правительство выбросило на внутренний рынок под пять с половиной процентов вместо денег, однако они не гарантируются золотом и могут быть выкуплены по биржевому курсу ниже номинала», — вспомнил парень про свои бумажки, полученные в парке.
— Сберегательные облигации, которые выдают вместо стипендий — тоже большая проблема, — сказал он.
— Там хотя бы у минфина есть маневр с биржевым курсом, что само по себе — уже афера, а вот инвестиционные государственные облигации уже через год лягут тяжким грузом на бюджет! — сжал кулак отец. — Всё это разгребать мне и Корнилову, хотя это его бездействие и лавирование привело к углублению дыры в бюджете.
Виктор решил благоразумно промолчать насчёт того, кто был у власти до этого и чья в том числе промышленная политика привела к такой общей ситуации, и пока родитель плеснул себе коньяк в бокал, решил озвучить свою идею.
— Отец, я когда учился в этой шараге, читал разные газеты, общался с обычными людьми, и нигде и никогда не слышал, чтобы кого-то волновали вопросы экологии или изменения климата. А ведь после падения метеорита это должно волновать многих!
— А чего это должно кого-то волновать, тем более многих? — усмехнулся родитель.
— Не в том плане, что реально волновать, — криво ухмыльнулся Виктор, — а в плане того, что это сильный инструмент влияния.
— Сын, не особо понимаю твою мысль, — довольно доброжелательно улыбнулся Колчак-старший и видя молчание парня, легко взмахнул рукой: — Давай-ка тезисно свои идеи!
«Блин, получится его убедить или нет? Это реально такая ерунда в этом мире, что никто просто в принципе не задумывается об этом, хотя падение метеорита должно было этому поспособствовать!» — несколько секунд Виктор молчал, собираясь с мыслями.
— Отец, я объясню своими словами, потому что сама идея пришла мне в голову только что и требует серьёзной проработки, — сказал он.
— Что ж, давай, — кивнул отец.
— Насколько я понимаю структуру мировой и нашей энергетики, то вся энергия добывается из угля и нефти, в том числе обогащенной эндейсом, а потому более эффективной, — начал Виктор, слегка волнуясь. — Очень малая часть электроэнергии вырабатывается с помощью гидростанций, и я вообще ничего не слышал про ветряные генераторы. Про ядерную энергию вообще нет смысла говорить в текущих технологических реалиях.
— И что же? — префект отхлебнул коньяк и затянулся сигарой.
— Я не знаю точные объёмы добычи нефти, газа и угля в мире и у нас, однако объём растёт и конкуренция добытчиков с каждым годом всё более острая, так? Это значит, что кого-то постепенно будут вытеснять с рынка, и задача состоит в том, чтобы вытеснили не нас, так?
— Верно. И?
— Где наибольшая добыча угля и его использование в экономике? В Германии и Англии. А значит, там сильные выбросы и загрязнение воздуха.
— В Японии тоже, как и на северо-востоке Штатов, — дополнил Колчак-старший. — Но особенно загрязнён Рур.
— Вот! Почему никто с этим не борется? — хитро улыбнулся парень.
— Ха-ха-ха, а какая этому альтернатива? — развеселился отец.
— Да, альтернативы реальной пока что нет, однако мы должны сделать так, будто она есть. Вбросить такую идею в Германии или Британии среди партий левой направленности.
— Так-так, и что это даст?
— Возможно, что снижение добычи угля в том же Руре. Допустим, мы создаём какое-нибудь подставное агентство за чистоту воздуха в Руре, привлекаем активистов, которые призовут производить ветряные генераторы и использовать их вместо угольных электростанций, чтобы уменьшить выбросы и очистить воздух. Благородная цель, разве не так? Технически это будет сложно, долго и дорого, если вообще возможно, однако в Германии это вызовет серьёзные внутриполитические осложения, их угольная отрасль пострадает.
Колчак-старший некоторое время молчал, обдумывая услышанное.
— Допустим, теоретически это возможно. Кто помешает немцам или англичанам вбросить такие же идеи нам?
— Ну, у нас вряд ли кто выйдет на экологические протесты, а вот у них общество более демократическое, там идея быстро завладеет массами, начнутся забастовки на шахтах, а это срыв добычи. А ещё мы сделаем главное! — заявил Виктор с легким торжеством в голосе.
Родитель взмахнул рукой — он явно был заинтригован.