– Мне жаль, – перебила его Риттерсдорф, – но вы ошибаетесь. Это была федеральная больница, и вы должны принять и учесть сказанное мной при любых действиях, которые задумали относительно нас. Мне нет смысла лгать. Это правда.
– Quid est veritas? – пробормотал Бэйнс.
– Простите? – обратилась к нему доктор.
– Что есть истина? Вам не приходило в голову, док, что за последнее десятилетие мы здесь, возможно, решили наши первоначальные проблемы групповой адаптации и, – Бэйнс махнул рукой, – приспособились. Или как вы это назовете, мне все равно. В любом случае мы в состоянии поддерживать адекватные межличностные отношения. Вы свидетель тому здесь и сейчас, в зале Совета. Мы работаем вместе, а значит, мы не больны. И другой проверки не существует. Групповой труд – лучший показатель.
Довольный сказанным, Бэйнс откинулся на спинку стула.
– Вы коллективно объединились против общего врага – против нас, – с осторожностью ответила Риттерсдорф. – Но я готова поспорить: как только мы улетим, вы вновь превратитесь в разрозненных, недоверчивых, напуганных друг другом и не способных к совместной работе личностей.
Она обезоруживающе улыбнулась, что послужило слишком глубоким жестом, чтобы Бэйнс его понял. Доктор чересчур самоуверенно подчеркнула свое умозаключение.
Конечно, она права и указала им на очевидное. Коллективная работа велась непостоянно. Но был в ее словах и изъян.
Ее собственная ошибка. Она предположила, вероятно, в целях самооправдания, что источник страха и враждебности находится внутри Совета. Но на самом деле, именно Терра продемонстрировала враждебность. Прибытие корабля было фактически актом агрессии. Будь по-другому, они бы запросили разрешение на посадку. Своими действиями терране первыми выказали недоверие. Это они ответственны за сегодняшнюю картину взаимной подозрительности. Если бы они захотели, легко могли бы этого избежать.
– Доктор Риттерсдорф, – прямо сказал Бэйнс, – альфанские торговцы связываются с нами, когда хотят получить разрешение на посадку. Мы заметили, что вы этого не сделали. И у нас в отношениях с альфанцами нет никаких проблем. Между нами налажена постоянная и взаимная торговля.
Было очевидно, что Бэйнс бросил перчатку не зря. У оппонентки не нашлось ответа. Пока она размышляла, комната наполнилась шумом: со всех сторон звучали возгласы презрения и веселья, а в случае с Говардом Строу – нескрываемой агрессии.
– Мы решили, – прервала наконец свое молчание доктор Риттерсдорф, – если официально запросим разрешение на посадку, то вы нам откажете.
– Вы решили, – спокойно улыбаясь, ответил Бэйнс. – Решили, а не спросили. И теперь вы никогда не узнаете, что мы…
– Дали бы разрешение? – Ее голос, твердый и властный, обрушился на него, рассекая непрерывность его речи.
Бэйнс осекся и растерянно моргнул.
– Нет, вы бы этого не сделали, – уверенно продолжила доктор. – И вам это известно. Давайте будем реалистами.
– Если вы сунетесь в Да Винчи-Хайтс, – ухмыльнулся Строу, – мы убьем вас. Если вы не улетите, мы убьем вас. И следующий корабль, который попытается приземлиться здесь, никогда не коснется поверхности нашей Луны. Это наш мир, и мы будем защищать его, пока мы здесь. Мистер Бэйнс готов посвятить вас в детали того, как нас держали в стенах вашей так называемой лечебницы. Вся информация есть в манифесте, который подготовили я и другие члены Совета. Мистер Бэйнс, зачитайте нам.
– Двадцать пять лет назад, – начал Габриэль, – на этой планете была основана колония…
Доктор Риттерсдорф вздохнула:
– Наши знания о различных формах ваших психических заболеваний…
– Пусты! – взорвался Говард Строу. – Вы сказали «пусты»?
Его захлестнул приступ ярости, на лице проступили красные пятна. Строу встал.
– Я сказала: «обширны», – терпеливо повторила доктор Риттерсдорф. – По нашим сведениям, ваши боевые силы сосредоточены в поселении манов, другими словами, они в руках лиц маниакальной группировки. Через четыре часа мы свернем лагерь и покинем Гандитаун. Мы высадимся в Да Винчи-Хайтс, и, если вы вступите с нами в бой, мы ответим огнем терранских вооруженных сил линейного класса действия, которые находятся примерно в получасе езды отсюда.
В комнате снова воцарилось продолжительное тягостное молчание.
Едва слышно заговорила Аннет Голдинг:
– Габриэль, прочтите манифест.
Кивнув, Бэйнс продолжил. Его голос дрожал.
Его чтение прервал плач Аннет:
– Вы видите, что нас ждет! Они собираются вновь превратить нас в пациентов психбольницы! Это конец всему!
– Мы собираемся провести терапию, – ощущая некую неловкость, ответила доктор Риттерсдорф. – Это заставит вас почувствовать себя более… скажем так, расслабленными. В общении друг с другом вы будете самими собой. Жизнь станет приятнее и приобретет естественный смысл. Сейчас же вы все подавлены ужасным напряжением и страхами…
– Да, мы боимся, – пробормотал себе под нос Джейкоб Симион, – боимся, что терране вновь загонят нас в угол, как стадо диких зверей.
«Четыре часа, – подумал Бэйнс, – недолго мы продержались». Читая манифест, он ощущал дрожь собственного голоса. Все происходящее казалось ему пустой тратой времени, ведь он понимал: нет ничего, что могло бы их спасти.
После того как Совет завершился и доктор Риттерсдорф ушла, Габриэль Бэйнс изложил свой план коллегам.
– Да кто ты вообще такой? – с презрительной насмешкой спросил Говард Строу. Его лицо исказила гримаса, превратив в пародию на себя самого. – Ты собираешься соблазнить ее? Боже мой! Все-таки она права. Нам всем место в психушке!
Он откинулся на спинку стула, угрюмо хрипя себе под нос. Его отвращение было столь велико, что он больше не мог прибегать к оскорблениям, предоставив это остальным членам Совета.
– С самомнением у тебя все в порядке, – выслушав Бэйнса, сказала Аннет.
– Все, что мне нужно, – продолжал рассуждать Габриэль, – это человек с достаточными телепатическими способностями, чтобы сказать мне, прав ли я.
Он повернулся к Джейкобу Симиону:
– Разве этот геб, Игнат Ледебур, не имеет, по крайней мере, малой способности к телепатии? Он вроде как мастер на все руки.
– Насколько я знаю, нет, – ответил Симион. – Но ты бы мог и Сарой воспользоваться.
Он весело подмигнул Габриэлю.
– Я свяжусь с Гандитауном, – решил тот, снимая телефонную трубку.
– Телефонные линии в Гандитауне отключены, – напомнил Симион. – Опять. Уже шесть дней как. Тебе придется туда поехать.
– Тебе все равно пришлось бы туда поехать, – подал голос Дино Уоттерс, очнувшись, наконец, от сна бесконечной депрессии. План Бэйнса, казалось, был интересен ему одному. – В Гандитауне возможно все. Дети там у каждого и от каждого. Быть может, она тоже проникнется.
Хмыкнув в знак согласия, Говард Строу сказал:
– Тебе повезло, Габи, что она в клане гебов. В подобной обстановке она должна присмотреться к тебе.
– Если это единственный приличный для нас способ, – сухо произнесла мисс Хибблер, – думаю, что мы заслуживаем гибели. Я и впрямь так считаю.
– Вселенная, – отметил Омар Даймонд, – обладает бесконечной возможностью самореализации. И даже подобным решением пренебрегать не стоит.
Он с грустью опустил голову.
Не сказав больше ни слова и даже не попрощавшись с Аннет, Габриэль Бэйнс покинул зал Совета, спустился по каменной парадной лестнице и вышел на стоянку, где сел в свой автомобиль и со скоростью семьдесят пять миль в час направился в Гандитаун.
«Если на дороге не будет препятствий, – прикидывал Бэйнс, – то я успею приехать на место до отбытия терран в Да Винчи-Хайтс».
Времени у него оставалось менее четырех часов. Мэри Риттерсдорф уже вернулась в Гандитаун. Бэйнс клял свою к чертям устаревшую летающую развалюху, одну из тех машин, которыми еще пользовались на Альфе и на которую ему в теперешней ситуации приходилось рассчитывать. Но именно это и был их мир, их реальность, то, за что они боролись. Став сателлитами Терры, они обретут современные средства передвижения… но это никак не возместит их потерь. Лучше ехать со скоростью семьдесят пять миль в час и быть свободным. «Да-да, – подумал Бэйнс, – отличный лозунг».
Тем не менее это его пусть и немного, но раздражало, если учитывать важность его миссии. Одобрил Совет его действия или нет, значения не имело.
Спустя четыре часа и двадцать минут уставший физически, но с ясной головой и чуть взвинченными нервами Бэйнс достиг усыпанных мусором окраин Гандитауна. Ему сразу ударил в нос сладковатый запах гнили, смешанный с едким зловонием бесчисленных костров – традиционная для гебов атмосфера.
Во время перелета его посетила новая мысль, поэтому сейчас он направлялся не к хижине Сары Апостолес, а к месту, где жил Игнат Ледебур.
На заднем дворе в окружении детей и кошек святой геб возился с древним ржавым бензиновым генератором. За этим занятием его и застал Бэйнс.
– Я видел то, что вы задумали, – поприветствовал его Ледебур, поднимая вверх руку, дабы освободить Габриэля от объяснений.
– Тогда ты наверняка знаешь, чего я от тебя хочу.
– Да, – Ледебур кивнул, – в прошлом я успешно пользовался им с несколькими женщинами. – Он положил молоток и направился к хижине. Кошки двинулись следом, а ребятишки продолжили возиться с железяками. Бэйнс пошел за ним.
– Шансы ваши ничтожно малы, – укоризненно сказал геб и усмехнулся.
– Ты умеешь читать будущее? – поддел его Бэйнс. – Тогда можешь сказать, получится у меня или нет?
– Я не провидец, – отозвался Ледебур. – Другие могут предсказывать, но я предпочитаю молчать. Подождите минутку.
Он вошел в хижину, Габриэль проследовал за ним. Под ногами путались кошки, бегали, прыгали и мяукали. Ледебур снял с полки над раковиной банку с чем-то темным, отвинтил крышку, понюхал, покачал головой, закрыл и поставил емкость на место.
– Не то, – определил он и побрел дальше, открыл ящик со льдом, порылся внутри, вытащил пластиковую коробку и внимательно ее осмотрел.