– Господи, не хочу я жить с этими чертовыми депами, – прошептала она. – Я вернусь на Терру. Я могу вернуться, Чак, а ты – нет. Мне не нужно оставаться здесь и искать свое место в этом мире. Я не хочу того, что хочешь ты.
«Что ты теперь намерен делать, Чак?» – вмешался Раннинг Клэм.
– Я построю свое поселение, – ответил Чак. – И назову его Томас Джефферсонберг. Мазер пребывал в вечной депрессии, Да Винчи страдал маниакальным синдромом, Адольф Гитлер был параноиком, Махатма Ганди жил как гебефреник, а Джефферсон… Джефферсон был нормальным. Это место будет домом для нормальных людей. Пока что я буду жить там один, а дальше как пойдет.
«Да и с выбором делегата проблем не будет», – добавил про себя Чак.
– Дурак и есть дурак, – пренебрежительно добавил Строу. – Никто там вовек не появится. Вы проведете остаток своей жизни в изоляции. Через шесть недель сойдете с ума и вскоре будете готовы жить у паров, гебов, у кого угодно, лишь бы компания была. Без всякого сомнения, клан манов вне этого списка.
– Может, вы и правы, – согласился Чак.
Но ему не хватало уверенности Строу. Он снова думал об Аннет. Ей не многим пришлось бы пожертвовать. Она рациональна в своих суждениях, ее мировоззрение можно назвать правильным. Чак и Аннет весьма близки в этой жизни. Если есть она, то есть и другие. Чак ловил себя на мысли, что он не будет единственным обитателем Джефферсонберга. Но даже если и так…
Он будет ждать, сколько бы времени ни заняло ожидание. Ему помогут, он уже установил крепкие рабочие отношения с Габриэлем Бэйнсом. И они не пропадут зря. Если получилось с Бэйнсом, то, вероятно, получится и с остальными. За исключением подобных Строу манов и, конечно, гебов, чью нормальную жизнь уже не вернуть. У таких, как Игнат Ледебур, нет никакой личной ответственности.
– Мне нехорошо, – сказала Мэри, ее губы дрожали. – Ты приедешь ко мне в Коттон-Мазер-Эстейтс, Чак, навестишь меня? Я же не буду всю оставшуюся жизнь торчать среди депов, правда?
– Ты сказала…
– Я не могу вернуться на Терру. Я больна, тесты не врут. В нормальном обществе мне нет места.
– Конечно, я приеду, – ответил Чак. На самом деле он и сам рассчитывал провести большую часть жизни в других поселениях. Так что пророчеству Строу не суждено будет сбыться. Этому и многим другим.
«Когда я в следующий раз размножусь, – пообещал Раннинг Клэм, – нас станет много, и некоторые будут рады поселиться в Джефферсонберге. На этот раз мы будем держаться подальше от горящих автомобилей».
– Спасибо, – поблагодарил ганимедянина Чак. – Я буду тебе весьма признателен. Всем твоим «я».
Сидящий позади них Строу издевательски засмеялся. Казалось, высказанная слизевиком мысль пробудила в мане циничную радость. Остальные никак не среагировали, и Строу, пожав плечами, вернулся к своим наброскам.
Снаружи взревели двигательные установки. Корабль альфанцев ловко заходил на посадку. Долго откладывавшаяся оккупация Да Винчи-Хайтс вот-вот должна была начаться.
Чак открыл дверь и вышел на улицу. Кругом царила альфанская ночь. Он стоял и смотрел. Закурив сигарету, он прислушивался к нарастающим у земли звукам. Они звучали все ближе, и вдруг наступила казавшаяся извечной тишина. «Пройдет много времени, прежде чем они улетят. Возможно, меня уже не будет». – Стоя в темноте у дома Строу, Чак вновь ощутил, насколько реальна пришедшая ему в голову мысль.
Позади него открылась дверь. Его жена, или, точнее, бывшая жена, вышла и молча встала рядом. Они слушали грохот спускающихся кораблей и любовались огненными следами в небе. Каждый думал о своем.
– Чак, – резко начала Мэри, – мы должны сделать одну очень важную вещь… ты, наверное, не думал об этом, но, если мы собираемся обосноваться здесь, нам нужно найти какой-то способ привезти сюда наших детей.
– Ты права. – На самом деле Чак уже думал об этом. – Но стоит ли?
«Особенно Дебби, – подумал он. – Она слишком чувствительный ребенок. И если она будет здесь, то рискует перенять ненормальный поведенческий и религиозный жизненный уклад. Это будет непросто».
– Если я больна… – Мэри не договорила.
Слова были излишни, ведь, будь больна Дебби, ее психика уже была бы окутана тонкой паутиной психического расстройства, поймавшего в кокон недуга их жизни. Вред, если он и был нанесен ее сознанию и подсознанию, уже дал бы о себе знать.
Бросив сигаретный бычок в темноту, Чак обнял жену за талию и притянул к себе. Вдыхая теплый, сладкий запах ее волос, он поцеловал ее в макушку.
– Нам стоит рискнуть. Мы привезем детей. Быть может, они покажут местным ребятам другую жизнь. Они могут ходить в школу тут, на Альфе. Я готов рискнуть. Что скажешь?
– Ладно, – отстраненно согласилась Мэри. – Чак, ты действительно думаешь, что у нас с тобой есть шанс? Выработать новую основу жизни… благодаря которой мы сможем находиться рядом друг с другом достаточно долго? Или же мы просто… – она махнула рукой, – вернемся к тому, что было? К ненависти, подозрительности и прочим привычкам?
– Не знаю, – ответил он, и это было правдой.
– Солги мне, – взмолилась она, – скажи, что у нас получится.
– У нас все получится, – повторил за ней Чак.
– Ты действительно так думаешь? Или ты врешь мне?
– Я…
– Скажи, что ты не врешь, – настойчиво потребовала она.
– Я не вру, – серьезно ответил Чак. – Я знаю, что мы справимся. Мы оба молоды, активны и не так твердолобы, как пары и маны. Я прав?
– Прав. Но скажи мне, Чак, ты и впрямь любишь меня, а не эту поли? – беспомощно спросила Мэри. – Скажи честно.
– Я люблю тебя. – Чак вновь ответил честно.
– А как насчет той девушки, которую Альфсон сфотографировал? Ты и эта Джоан, как-ее-там… Я имею в виду, у тебя ведь с ней что-то было.
– Я все равно выберу тебя, – убежденно сказал Чак.
– Почему меня?
– Ты так же больна и озлоблена на эту жизнь, как и я.
На самом деле Чак не мог этого объяснить. Это напоминало некую загадку, что таилась в нем.
– Удачи тебе на новом месте, – сказала Мэри. – Терранин и дюжина слизевиков, – она рассмеялась, – безумная компашка. Да, нам стоит привезти сюда детей. Раньше я думала, что я… Ну, ты понимаешь. Непохожа на своих пациентов. Они больны, а я нет. Теперь же…
Она замолчала.
– Разница не так уж и велика, – договорил за нее Чак.
– Ты ведь не чувствуешь этого, правда? Что ты не такой, как я? Что мы разные? У тебя все хорошо, а у меня не очень.
– Все эти различия лишь у нас в головах, – искренне сказал Чак.
Он не раз задумывался о самоубийстве, а позже думал убить свою жену, однако тесты ничего не показали. Мэри не хотела прыгать из окна или лишать его жизни, но результаты тестов оказались иными. Какая ничтожная разница! Все они, включая даже Говарда Строу, боролись за равновесие и понимание. Это было естественным стремлением всех живых существ. Надежда всегда оставалась надеждой. Даже для жителей Гандитауна. Пусть и очень слабой.
«Как и для нас, терран, лишь недавно прилетевших на Альфу, – подумал Чак, – надежда эта призрачна».
– Я все поняла, – хрипло сказала Мэри. – Я люблю тебя.
– Как скажешь, – согласился Чак.
Вдруг над ними раздались прерывистые мысли ганимедянина:
«Раз уж настало время признаний, предлагаю вашей жене разложить на столе полный отчет о ее романе с Банни Хентманом. Мне не стоило говорить “разложить на столе”, эти слова могут прозвучать двусмысленно. Однако моя точка зрения остается неизменной: Мэри была весьма озабочена тем, чтобы ты получил хорошую должность…»
– Дай я скажу, – перебила его Мэри.
«Пожалуйста, – согласился слизевик. – Я заговорю только в том случае, если вы будете небрежны в отношении полноты отчета».
– У меня была интрижка с Хентманом, Чак, – не стала отрицать Мэри, – перед тем, как мне надо было улетать. Это было один раз.
«Это не все», – возразил Раннинг Клэм.
– Мне в подробностях рассказать? – огрызнулась Мэри. – Мне доложить, когда и где мы…
«Речь не об этом. Я говорю о другой стороне ваших отношений с этим человеком, миссис Риттерсдорф».
– Я поняла. – Мэри покорно кивнула. – Все эти четыре дня, – продолжала она, обращаясь к Чаку, – я говорила Банни, что, опираясь на свой опыт, я предвидела твое стремление убить меня. Если бы не удалась твоя попытка самоубийства…
Мэри замолчала, а потом продолжила:
– Не знаю, зачем я ему это говорила. Может, мне было страшно. Мне нужно было поделиться с кем-то, а я провела с ним довольно много времени.
Значит, это была не Джоан. Узнав правду, Чак почувствовал, как на душе у него стало легче. Вряд ли он мог винить Мэри за то, что она сделала. Удивительно, что она не обратилась в полицию. Она не врала, сказав, что любит его. Чак увидел все в новом свете: тогда на опушке леса она могла выстрелить, но не стала.
– Может, мы родим еще детей, пока будем жить здесь, – сказала Мэри. – Как слизевики… мы прилетели, нас станет все больше и больше, пока мы не станем легионом. Большинством.
Она рассмеялась позабытым мягким смехом и расслабилась в объятиях мужа, чего не делала уже целую вечность.
В небе продолжали появляться альфанские корабли. Мэри и Чак молчали, думая о том, как забрать к себе детей. «Это будет непросто, – трезво осознавал ситуацию Чак, – возможно, даже сложнее, чем все, что мы делали до сих пор. Но, скорее всего, оставшиеся на Терре люди Хентмана смогут нам помочь. Или кто-нибудь из бесчисленных знакомых Раннинга Клэма. Шанс был и там и там. А еще агент Хентмана в ЦРУ, Джек Элвуд… Но теперь он за решеткой. Как бы то ни было, если, к несчастью, наши усилия не увенчаются успехом, как сказала Мэри, у нас будут еще дети. Это не уменьшит горечи нашей потери, но это будет хорошим знаком для всех».
– Ты любишь меня? – опять спросила Мэри, почти касаясь губами его уха.
– Да, – честно ответил Чак и вдруг воскликнул: – Ай!
Мэри укусила его, едва не оторвав мочку.