Ненависть к Строу придавала его голосу хрипоту; Бэйнс сам не узнавал себя.
- Официально отдаю свой голос за то, чтобы собрать все силы в кулак и отбить Гандитаун. Мы должны начать сопротивление именно там.
"Прямо посреди отбросов, испражнений животных и ржавого железа", - подумал он и содрогнулся.
После некоторой паузы Аннет произнесла:
- Я тоже голосую "за".
Произошло голосование. Только Говард Строу высказался против. Таким образом, предложение Бэйнса было принято.
- Строу, - отрывисто проговорила Аннет, - теперь вы обязаны использовать чудесное оружие, которым так хвалились. Раз вы, маны, столь воинственны, то вы и должны возглавить атаку на Гандитаун. - Для Бэйнса она добавила:
- А вы, пары, организуете ее. - Теперь, когда все было решено, она казалась совершенно спокойной.
Ингрид Хибблер вкрадчиво заговорила, обращаясь к Строу:
- Позволю себе обратить ваше внимание на следующий факт: если война разразится в Гандитауне или вблизи него, она не должна затронуть другие поселения. Думали ли вы об этом?
- Представляю себе, что значит сражаться в Гандитауне, - пробормотал Строу. - Идти по пояс в… - он замолк. Потом повернулся к Якобу Симиону и Омару Даймонду:
- Нужно собрать всех шизских и гебских святых, провидцев и парапсихологов. Много ли их в ваших поселениях и можно ли задействовать их?
- Думаю, да, - ответил Даймонд. Симион кивнул.
- Помимо чудесного оружия с Да Винчских Высот и талантов гебских и шизских святых, - сказала Аннет, - все остальные кланы тоже должны внести свой посильный вклад в сопротивление захватчикам.
Госпожа Хибблер сказала:
- Если бы удалось узнать имена пришельцев, мы смогли бы составить на них астрологические карты и отыскать их слабые места. А если бы у нас имелись точные даты их рождения…
- Я говорю о том, - прервала ее Аннет, - что оружие манов плюс организаторские способности паров в сочетании с парапсихологическим даром гебов и шизов окажутся гораздо более полезными.
- Спасибо вам, - сказал Якоб Симион, - за то, что не бросили Гандитаун. - Он с немой благодарностью уставился на Габриэля Бэйнса.
Впервые за много месяцев, а возможно и лет, Бэйнс почувствовал, как его настороженность тает; он ощутил легкий приступ эйфории, отдохновения. Он кому-то нравился. Пусть даже только гебу - для него и это значило слишком много.
Возникшее чувство напомнило ему детство. То беззаботное время, когда он еще не нашел царское решение.
Глава 7
Пробираясь по грязной, заваленной мусором центральной улице Гандитауна, доктор Мэри Риттерсдорф говорила:
- Никогда в жизни не видела чего-либо подобного. Типичный клинический случай помешательства. Все эти люди больны гебефренией и страшно, ужасно опустились.
Внутренний голос все настойчивей призывал ее убежать, скрыться, уехать отсюда навсегда. Вернуться на Землю к своей Я спокойной профессии семейного психолога и позабыть о том, что увидела здесь.
Теперь сама мысль о попытке лечения этих людей казалась ей абсурдной…
Ее передернуло. Даже усиленная лекарственная терапия и лечение электрошоком вряд ли помогут. Болезнь зашла слишком далеко - к подуживотному состоянию, откуда нет возврата.
Шедший рядом с ней молодой сотрудник ЦРУ Мэйджбум произнес:
- Значит, ваш диагноз - гебефрения? Я могу официально доложить об этом на Землю?
Он взял ее под руку и помог перебраться через остатки скелета какого-то большого животного; под ярким полуденным солнцем ребра торчали посреди дороги, словно побелевшие зубья гигантской бороны.
- Да, это очевидно, - ответила Мэри. - Вы обратили внимание на обглоданные куски мертвой крысы, которые лежали на пороге хижины? До сих пор не могу справиться с тошнотой. Сейчас на Земле в таких условиях давно никто не живет, даже в густонаселенных районах Китая и Индии. Мы как будто вернулись в каменный век, к питекантропам и неандертальцам. Только там не валялась повсюду ржавая техника…
- Мы можем немного выпить, когда вернемся на корабль, - предложил Мэйджбум.
- Нет, спиртное тут не поможет, - отказалась Мэри. - Знаете, что мне напоминает это место? Ту грязную комнату в старом доходном доме, куда мой муж переехал после развода.
Мэйджбум вздрогнул и посмотрел в сторону.
- Вы же знаете, я была замужем, - сказала Мэри. - Я рассказывала вам об этом.
Ее немного удивила реакция молодого человека на случайно возникшую у нее ассоциацию. Во время перелета она рассказывала ему о своих семейных неурядицах, обнаружив в Даниэле прилежного слушателя.
- Не могу согласиться с вашим сравнением, - сказал Мэйджбум. - Здешний упадок - признак группового психического заболевания, а ваш муж никогда не жил в таких условиях, ведь он нормальный человек. - Мэйджбум внимательно посмотрел ей в глаза.
Мэри остановилась и проговорила:
- А откуда вы знаете? Вы же с ним не знакомы. Чак давно болен. Это не вызывает сомнений: в его характере всегда присутствовали скрытые признаки гебефрении… Он постоянно пытался уйти как от социальной, так и от сексуальной ответственности. Я уже рассказывала о моих попытках подыскать ему приличную работу.
"Зачем это я? - подумала Мэри. - Мэйджбум ведь сам работает в ЦРУ и вряд ли поймет меня. Пожалуй, лучше вообще оставить эту тему. В таком удручающем месте не стоит предаваться воспоминаниям о неудавшейся семейной жизни".
По сторонам дороги стояли гебы - так они называли себя; это было, очевидно, сокращение от точного клинического термина "гебефрения", обозначавшего легкую, подростковую форму шизофрении, - и неподвижно глазели, бессмысленно скалясь. На их лицах даже не было заметно любопытства. Мэри увидела большого белого козла, бежавшего навстречу. Мэри и Мэйджбум отпрянули в сторону, так как не имели понятия, как обращаться с животными. Козел пробежал мимо.
"По крайней мере, эти люди абсолютно безобидны", - подумала Мэри.
У гебефреников, независимо от стадии морального разложения, начисто отсутствовала агрессивность. Мэри следовало искать носителей более опасных синдромов упадка. Она думала, в частности, о личностях с маниакально-депрессивным психозом, которые, находясь в своей маниакальной фазе, имели поистине неистребимую страсть к разрушениям.
Но существовала еще более зловещая категория больных, к встрече с которой готовила себя Мэри. Агрессивность маньяков ограничивалась отдельными импульсами, вспышками ярости, которые выражались, например, в оргиях по разбиванию окружающих предметов. Такие вспышки, в конце концов, проходили.
Однако истинная паранойя предполагала систематическую, постоянную враждебность, которая не только не снижалась с течением времени, а, напротив, становилась все более изощренной. Параноик обладал аналитическим, оценивающим складом ума; он находил тщательно обоснованную причину своих поступков, подгоняя их под определенную схему. Его враждебность могла выражаться не столь откровенно… Однако на значительном отрезке времени она принимала более настойчивые и глубокие формы. Поэтому для таких больных - прогрессирующих параноиков - полное излечение или даже проникновение в суть болезни было практически невозможно. Причем, подобно гебефреникам, параноики могли "приспосабливать" свои взгляды к окружающей действительности.
И в отличие от маниакально-депрессивных и гебефреников - или даже простых кататонических шизофреников - параноики мыслили ЯКОБЫ рационально. Формальный образец их логических построений казался ненарушенным. Однако в глубине души параноик страдал от величайшего умственного расстройства, которое только может случиться с мыслящим существом. Параноик был неспособен к сопереживанию, не мог поставить себя на место другого человека. Окружающие для него как бы не существовали - он воспринимал их как объекты, которые затрагивали или не затрагивали его собственное благополучие. В течение десятилетий было принято считать, что параноик не способен любить. Но это был весьма поверхностный взгляд. На самом деле, параноик испытывал любовь во всех ее проявлениях. Однако как раз здесь и крылся один нюанс.
Параноик воспринимал любовь как некую форму ненависти.
Для Даниэля Мэйджбума Мэри сказала:
- В соответствии с моей теорией люди с разными формами психических заболеваний должны функционировать в этом изолированном мире наподобие классов, напоминающих касты в древней Индии. Гебефреники, например, должны считаться классом неприкасаемых, маньяки - одним из высших классов, классом военных.
- Как самураи в Японии, - заметил Мэйджбум.
- Да, - кивнула Мэри. - Параноики, или параноидальные шизофреники, должны действовать, как класс политиков, то есть разрабатывать политическую идеологию и социальные программы, так как у них имеется глобальная концепция государственного устройства. Простые шизофреники… - Она задумалась. - Они, скорее всего, должны принадлежать к классу поэтов, хотя некоторые могут быть религиозными пророками - так же как часть гебефреников. Гебы, однако, могут выделять из своей среды аскетических святых, в то время как шизофреники - религиозных догматиков. Что касается полиморфных психопатов, то они должны действовать как созидательная часть общества, генерируя новые идеи. - Она попыталась сообразить, какие еще категории больных могут существовать. - Еще могут встретиться личности с преобладанием навязчивых идей - психического расстройства, являющегося развитием мягкой формы невроза навязчивости, так называемого промежуточного расстройства мозга. Эти люди, вероятно, должны стать клерками, конторскими служащими, педантичными бюрократами, из-за своей неспособности создавать нечто новое, оригинальное. Их консерватизм Должен уравновешивать радикализм полиморфных психопатов и придавать обществу стабильность.
- Ваша схема кажется мне весьма любопытной, - заметил Мэйджбум. - Но, в таком случае, чем же она отличается от нашего нормального земного общества?
Некоторое время Мэри соображала. Вопрос был очень хорош.