Сквозь сжатое горло Циу еле слышно просипел:
– Вэйюэ…
– Закрой пасть! Какая же у тебя плохая память, глупый мечник.
Хлесткая пощечина обожгла щеку Циу, в легкие совершенно перестал поступать воздух, его шею намеривались сломать прямо сейчас. Взгляд слезящихся льдистых глаз, полный раскаяния, скользил по лицу, что стало для него таким родным, как и прежде не теряя надежды разглядеть в глубине багровых глаз хоть частичку прошлого Вэйюэ.
– Тебе повезло. Раз уж ты сам явился, я готов сначала напомнить тебе, с кем ты имеешь дело. Но у меня нет желания марать руки о такую иссохшую тряпку. Куда бы ты ни истратил все свои силы, сначала восстановись, чтобы стать достойным умереть от моей руки.
Вэйюэ вдруг ослабил хватку и отпустил шею мечника. Стоило главе Западного Ветра сделать отчаянный хриплый вздох, как в его горячую плоть вошло ледяное лезвие. Не раздумывая, черноволосый даос пригвоздил его собственным мечом к стене. Он знал, что не позволит своему врагу так просто умереть. Для начала он доведет его до исступления рассудка, сведет с ума, заставит на собственной шкуре ощутить все прелести уготованных пыток. Перед смертью Циу сполна должен осознать, насколько опасно наживать себе врага в лице Вэйюэ.
Превозмогая рвущую на части боль внизу живота, Циу успел прошептать перед потерей сознания:
– Ты…жив… Это главное…
Голова безвольно пала на плечо Вэйюэ, заставив даоса поморщится от отвращенья. Из раны на животе сочилась густая жидкость, перекрашивая серебристые одежды в алый. Владыка резким движением выдернул меч из плоти и откинул в сторону. Звонкий лязг меча заставил вздрогнуть всех присутствующих в зале слуг. Пригвожденное тело, теряя последнюю сдерживающую опору, обмякло и полностью легло на мужскую грудь. Даос перехватил его, прикладывая руку к открытой ране, откуда извергался сильный поток густой крови, грозящий лишить жизни обладателя этого жалкого тела. Вэйюэ оказалось достаточно приложить ладонь к месту, откуда недавно торчал его меч, как новообретенные силы затянули сквозную рваную рану. Удовлетворившись результатом, Владыка приказал сектантам:
– Заковать его.
Ослабевшая хватка позволила Циу упасть на пол. Вэйюэ даже не обернулся на него, когда уходил. Насильно выкидывая из головы облик среброволосого мужчины, что так отчаянно смотрел на него, Владыка призвал духовный меч. По зову хозяина рукоять послушно легла в ладонь, что заставило затаить дыхание стоящего рядом темного заклинателя. В его памяти было еще слишком свежо вчерашнее воспоминание, как новый Владыка по самый корень вырезал язык слуге, посмевшему спросить лишнего про главу клана Западного Ветра.
В этот поздний час улицу накрыл мрак ночного неба. Скручивающая изнутри боль внизу живота выдернула Циу из бессознательного состояния. Он хотел потянуться рукой к месту, куда ранее Вэйюэ ударил мечом, но раздался лишь звон цепей. Запястья до хруста сжимали тяжелые кандалы. Мужчина оказался закован, буквально висел на цепях, с разведенными в сторону руками. Как парящая, обреченная на смерть птица. Лунный свет освещал его призрачную фигуру. В холодном помещении едкая сырость била в нос. Темнота вокруг толком не позволяла ничего рассмотреть, но он ощущал всем своим нутром, что он не один в комнате. В подтверждение его мыслям послышался насмешливый голос из самого дальнего угла, где тьма сгущалась сильнее всего:
– Глава Бай, я достаточно гостеприимен с тобой? Понравился мой прием? – Вэйюэ не спешил показываться из тени, но его взгляд с багряным свечением устремился на Циу.
Голос из мрака заставлял сердце издавать клокочущие удары. Закованный мужчина так сожалел. Больше всего на свете мечник хотел прикоснуться к нему и успокоить. Показать, что все еще можно исправить. Он не знал, какие слова подобрать, он даже злиться не имел права, ведь то, что Вэйюэ преисполнен ненавистью к нему, – целиком и полностью вина мечника. Циу сам ненавидел себя не меньше, но он должен до него достучаться. Пока еще не поздно. Пока в нем еще возможно пробудить остатки человечности.
– Освободи меня, ты должен увидеть… Это важно.
Бездушный смех, сопровожденный ритмичными хлопками ладоней, заставил нутро мечника сжаться от боли. Сейчас его желает убить самый близкий ему человек. Они не были родственными душами, они совершенно разные, но только они способны друг друга дополнить.
Циу был солнцем, а Вэйюэ луной.
Без света Циу Вэйюэ навечно погаснет.
В состоянии агрессивной агонии луна оттолкнула свой единственный источник света.
– Глупый мечник, ты не понял. Я освобожу тебя только тогда, когда решу, что тебе можно умереть.
Раскат звенящих цепей заставил Вэйюэ замолчать. Бай Циу попытался вырваться из сдерживающих оков, но у него ничего не вышло. Тогда он собрал всю свою волю в кулак, приказывая Владыке секты Карателей:
– Прекрати этот вздор! Я и сам знаю, как виноват перед тобой! Но ты должен увидеть!
Владыка и не думал приближаться к нему. Еще не время. Жалкие приказы не спасут положение мечника, они лишь вызвали очередной приступ надменного смеха. Физически игрушка по-прежнему опустошена, сломана. С такой не интересно играть. Сейчас он бы слишком быстро его сломал, но Владыка желает ломать его медленно, мучительно долго.
Циу не знал, как заставить подойти этого упертого даоса, но ему необходимо это сделать. Тогда он решил пойти на уловку. Если обезумевший мужчина не желал подходить самостоятельно, то придется его заставить. И сильнее всего его могло вывести из себя особое обращение:
– Вэйюэ.
Надменный смех оборвался, алые вспышки заклокотали дьявольским пламенем в глазах черноволосого даоса. Циу знал, куда надавить, и это сработало.
Вэйюэ решительно приблизился к мечнику на непозволительно близкое расстояние. Рассчитывая застать его врасплох, он сильно сжал изящную шею рукой. Вэйюэ неистово злился на него, но иногда ему казалось, что на себя он злился гораздо больше. До этого момента он был уверен, что смирился с предательством, смирился с одиночеством и ему теперь чужды низменные человеческие чувства. Тогда почему его сердце сейчас бьется так взбалмошно?! Эти стеклянно-голубые глаза перед ним сводят его с ума, пробуждая в нем все окаменевшие чувства. Чувства, которым он не в состоянии подобрать определение. Или это и есть желание уничтожить?
Бай Циу с молящей надеждой вглядывался в багряные глаза напротив. Боль от сжимающей руки Вэйюэ отрезвляла. Из уголков глаз выбились слезы от невозможности сделать ни единого вдоха. Синяки на его шее от прошлого удушения вскоре дополнят новые, и неизвестно, сколько еще физической боли ему причинит Вэйюэ, но он вытерпит.
Он примет от него ровно столько, сколько решит Вэйюэ.
Медлить больше нельзя. Циу должен решиться сделать первый шаг, ведь момент скоро будет упущен. Вэйюэ либо снова вгонит в его тело мертвенное железо, либо просто уйдет. Но как передать ему воспоминания, если руки скованы, а тело полностью обездвижено? В голове метались мысли только об одном возможном способе, заставляющем щеки алеть. Лучше сделать это таким возмутительным образом, чем позволить Вэйюэ дальше сходить с ума. У него всего единственная попытка, пока неистово озлобленные глаза черноволосого даоса вплотную прожигают его лицо.
Мечник во внезапном порыве поддался вперед и неуверенно коснулся Вэйюэ. Тело Владыки вздрогнуло, словно тысяча молний ударили в сердце. Глаза широко распахнулись, хватка непроизвольно ослабла. Он попытался отстраниться, но Циу оказался настойчивее. Перед сияющей бездной багровых глаз Владыки замелькали воспоминания Бай Циу. Он словно оказался на его месте, ощущал все его эмоции. Он увидел встречу с древнейшим мудрецом, увидел себя скованного Нитями Ликориса глазами Циу. Почувствовал, как сердце среброволосого бессмертного в тот момент разрывалось, как тот презирал себя за свой поступок, который вынужден был совершить.
Первым делом, как Циу оставил Вэйюэ одного в пещере, он призвал Цилиня. Последняя надежда осталась на знания древнейшего духа, ведь самостоятельно в этом разобраться у него так и не вышло. Только вот даже Цилинь не смог ничего сказать по существу, он никогда ранее не сталкивался с разрушающимся золотым ядром и не знал, как стоит действовать. Но дух все же вселил призрачную надежду в Циу.
Легенды о мудреце, наблюдающем за бытием вселенной с вершины тысячелетней горы, слагали среди смертных и бессмертных. Циу еще ребенком слушал сказки о нем от матери перед сном. В его глазах мудрец так и остался бы детской сказкой, если бы Цилинь не подтвердил, что однажды ему удалось лично свидеться с мудрецом. Тогда возникли какие-то проблемы, известные лишь Небожителям, и для их решения требовалось много духовных сил. Настолько много, что пришлось даже подключить силы духов с горы Тайшань. Мудрец сопроводил Цилиня в свою пещеру, где собрались сотни Небожителей, даже ранее свергнутые боги вынуждены были явиться. И в помощь им пришли сильнейшие духи для завершения обряда заточения.
Цилинь рассудил, что если этот мудрец не знает ничего о странном разрушении ядра, то тогда уже никто не сможет помочь. Благо память у духа всегда была хорошей, и он отправился с Циу искать пещеру мудреца. Ведь гора, где спрятана пещера, таила в себе множество опасных ловушек и барьеров, а вход закрывали сами облака. Дух помнил, как они обходили ловушки и открывали барьеры, оставалось надеяться, что сейчас ничего не изменилось.
В конце концов, пройдя все затейливые испытания на своем восхождении в гору, они достигли своей цели. Циу стоял на входе в пещеру, под его ногами клубились плотные облака. Вся пещера состояла из белоснежной породы редчайших камней. Величественные статуи богов стояли в каждом ответвлении, некоторые оказались полностью разрушены, некоторые не щадили расползающиеся по искусному творению трещины. В огромной пещере преобладала тишина, каждый легкий шаг отдавался эхом в ее стенах. Цилинь остался ждать снаружи.