– Сейчас увидишь, – сказала она и перевернула коробку. На ковер высыпалось множество фотографий разных размеров, одни лицом вверх, другие вниз. Я поняла, что это у Джози любимые картинки из ее прошлого, которые она хранит под кроватью, чтобы можно было подбодрить себя ими, когда захочется. Многие снимки сейчас наложились на другие, но я видела, что на большинстве из них Джози моложе, чем сейчас. На одних она была с Мамой, на других с Помощницей Меланией, на третьих с людьми, которых я не знала. Джози раскладывала их на ковре, потом взяла одну фотографию и улыбнулась.
– Морганс-Фолс, – сказала она. – Куда мы поедем в воскресенье. Ну, как тебе?
Она дала мне фото – я теперь стояла около нее на коленях, – и там была более юная Джози, она сидела под открытым небом за столом, сделанным из довольно грубых деревянных досок. Даже сиденье было из досок, и рядом с ней сидела Мама, не такая худая и с более короткой стрижкой, чем сейчас. Меня заинтересовала третья фигура за столом – девочки в короткой легкой хлопчатобумажной курточке, ее возраст я оценила в одиннадцать лет. Лица незнакомой девочки я не видела, она сидела спиной к фотографу. Солнечные фигуры, пересекая стол, были видны на них на всех. Позади Джози и Мамы было что-то смазанное и черно-белое. Внимательно рассмотрев, я сказала:
– Это водопад.
– Ничего себе. Ты что, видела водопад, Клара?
– Да. Видела один раз в журнале в магазине. И надо же! Ты ешь перед самым водопадом.
– Около Морганс-Фолс так можно. Сидишь за ланчем, а на тебя падает водяная пыль. Ешь, ешь, а потом чувствуешь, что рубашка на спине вся мокрая.
– Для тебя это не очень хорошо, Джози.
– Когда тепло, ничего страшного. Но ты права. В прохладный день надо садиться подальше. Мест, чтобы сесть, там хоть отбавляй, люди не так хорошо знают про Морганс-Фолс. – Она протянула руку, и я отдала ей снимок. Она посмотрела на него еще раз и сказала: – Может быть, только мы с Мамой думаем, что там что-то особенное. Вот почему там всегда не очень много народу. Но мы каждый раз отлично проводим время.
– Я очень-очень надеюсь, что ты к концу недели наберешься сил.
– Воскресенье всегда самый лучший день для Морганс-Фолс. Там хорошее настроение по воскресеньям. Как будто водопад знает, что это День Отдыха.
– Джози. Кто там с вами на фотографии? Кто эта девочка с тобой и твоей мамой?
– О… – Ее лицо стало серьезным, потом она сказала: – Это Сал. Моя сестра.
Она позволила снимку упасть на другие, а затем начала водить по ним обеими руками, перемещая их по ковру. Я увидела фотографии детей – в поле, на игровых площадках, около зданий.
– Да, моя сестра, – повторила она спустя долгое время.
– А где Сал сейчас?
– Сал умерла.
– Как печально.
Джози пожала плечами.
– Я уже не так хорошо ее помню. Я была маленькая, когда это случилось. Не то чтобы я по ней очень тосковала или что-то такое.
– Как грустно. Ты знаешь, отчего это произошло?
– Заболела. Нет, не той же болезнью, какой я. Гораздо хуже, и поэтому она умерла.
Я думала, что Джози ищет другой снимок, где сфотографирована ее сестра, но она внезапно собрала все фотографии и положила обратно в коробку.
– Тебе там страшно понравится, Клара. Надо же, только раз побывала снаружи, и тут вдруг прямо туда!
Джози с каждым днем делалась сильней, и поэтому перед концом недели, казалось, не было причин думать, что мы не сможем отправиться к водопаду. Вечером в пятницу Мама вернулась поздно – Джози давно поужинала. Мама позвала меня на кухню. Джози к тому времени уже поднялась к себе, и на кухне было очень темно, ее освещала только лампа в прихожей. Но Маме, судя по всему, хорошо было там стоять перед большими окнами, смотреть в ночь и пить свое вино. Я стояла у холодильника, где было слышно, как он работает.
– Клара, – сказала она через некоторое время. – Джози говорит, ты хочешь поехать с нами в воскресенье. К Морганс-Фолс.
– Если я не буду мешать, я бы очень хотела поехать. Джози, мне кажется, тоже этого желает.
– Безусловно. Джози очень к тебе привязалась. И, позволю себе сказать, я тоже.
– Спасибо вам.
– По правде говоря, поначалу я не знала точно, какие у меня будут чувства. Взять тебя в дом, чтобы ты была тут день за днем, ходила по комнатам. Но Джози с тех пор, как ты появилась, стала намного спокойней, намного приветливей.
– Я очень рада.
– Ты отлично справляешься, Клара. Хочу, чтобы ты знала.
– Огромное вам спасибо.
– Тебе понравится Морганс-Фолс. Многие мальчики и девочки берут туда своих ИД и ИП. И все-таки, разумеется, ты должна будешь и сама остерегаться, и за Джози присматривать. Там, на месте, могут быть неожиданности. А Джози иногда перевозбуждается во время таких вылазок.
– Понимаю. Я буду осторожна.
– Клара, тебе нравится здесь, у нас? Ты довольна, счастлива?
– Да, конечно.
– Странно спрашивать о таком ИП. Честно говоря, не знаю даже, не бессмысленный ли вопрос задала. Ты скучаешь по магазину?
Она глотнула еще вина и шагнула ко мне, так что на одну сторону ее лица упал свет из прихожей, а другая сторона, включая большую часть носа, оставалась в тени. Тот глаз, что я видела, выглядел уставшим.
– Я иногда думаю о магазине, – сказала я. – Вид из витрины. Другие ИД и ИП. Но нечасто. Мне очень хорошо здесь.
Мама смотрела на меня. Потом сказала:
– Можно такому позавидовать. Не томиться ни по чему. Не желать никуда вернуться. Не оглядываться то и дело. Все тогда намного… – Помолчав, она продолжила: – Ладно, Клара. Итак, в воскресенье ты с нами. Но запомни, что я сказала. Происшествия нам в поездке не нужны.
Я наверняка получала кое-какие сигналы в те дни, потому что совсем неожиданными для меня утренние события в воскресенье не стали, хоть они и заставили меня потом испытывать печаль и снова напомнили мне, сколько я еще всего должна узнать.
К пятнице Джози вполне уверилась, что ей хватит сил для поездки, и она много минут проводила перед длинным зеркалом внутри гардероба, примеряя разные наряды. Иногда спрашивала меня, что я думаю, и я улыбалась и старалась как могла ее приободрить. Но даже тогда я, должно быть, улавливала сигналы, потому что, хваля ее вид, всегда старалась удержаться от чрезмерных превозношений.
Я уже знала, что за воскресным завтраком может возникнуть напряжение. В другие утра, даже когда Мама задерживалась после своей чашечки кофе, все равно было ощущение, что каждый обмен фразами может стать последним до самого вечера, и хотя из-за этого и Джози, и Мама иногда говорили друг с другом резковато, коротко, завтрак не мог оказаться насыщен сигналами. Но по воскресеньям, когда Маме не надо было никуда ехать, создавалось чувство, что любой ее вопрос может повести к не очень приятному разговору. Когда я еще была новая в доме, мне думалось, что есть определенные опасные темы, связанные с Джози, и что если только не давать Маме находить подходов к этим темам, то воскресному утреннему уюту ничего не будет грозить. Но, наблюдая дальше, я увидела, что даже если избегать опасных тем – таких как учебные задания Джози или ее баллы за социализацию, – то избавиться от ощущения неуюта все равно удается далеко не всегда, потому что на самом деле оно идет от чего-то под этими темами; что Мама нарочно наводит разговор на эти опасные темы, чтобы вызывать у Джози определенные эмоции.
И поэтому я обеспокоилась, когда в то воскресное утро перед поездкой к Морганс-Фолс Мама спросила Джози, почему ей нравится играть на своей дощечке в игру, где персонажи постоянно гибнут в дорожных катастрофах. Вначале Джози ответила беспечно:
– Мама, ну просто игра так устроена. Набираешь в супербус все больше и больше своих, но, если не рассчитала маршрут, можно потерять всех лучших людей в аварии.
– И зачем тебе такая игра, Джози? Игра, где происходят такие ужасы.
Джози продолжала какое-то время отвечать Маме терпеливо, но вскоре улыбка ушла из ее голоса. Под конец она стала повторять, что это просто игра, которая ей нравится, а Мама задавала все новые и новые вопросы про эту игру и, похоже, сердилась.
Потом Мамино недовольство словно бы разом исчезло. Нет, веселой она все-таки не сделалась, но посмотрела на Джози нежно, и ее добрая улыбка преобразила все ее лицо.
– Прости меня, дружочек. Не надо было мне об этом сегодня. Так несправедливо с моей стороны.
И она встала со своей высокой табуретки, подошла к той, на которой сидела Джози, и обняла ее долгими объятиями, такими долгими, что в какой-то момент Маме пришлось начать слегка покачиваться вместе с Джози, чтобы длительность этих объятий не была так заметна. Джози, я видела, не была против, сколько бы это ни продолжалось, и когда они разъединились – я не поворачивалась от холодильника, пока не уверилась, что это так, – размолвка между ними была преодолена.
Так что завтрак, который, я боялась, мог в последний момент стать препятствием для нашей поездки к Морганс-Фолс, окончился в полной гармонии, и я почувствовала прилив волнения. Правда, совсем под конец, когда Мама и Помощница Мелания уже вышли к машине, я увидела, как Джози, продевая руки в рукава своей стеганой куртки, помедлила и пропустила через себя набежавшую усталость. Потом она надела куртку до конца и, увидев меня в прихожей, бодро улыбнулась. Тут мы услышали машину, рассыпанные камешки заскрипели под колесами. Помощница Мелания вернулась в дом с ключами в руке и жестом показала нам, что пора выходить. Но теперь, уже будучи настороже, я заметила еще один крохотный сигнал – что-то в торопливой походке Джози, когда она двинулась передо мной за дверь и дальше, на рассыпанные камешки.
Мама сидела за рулем, смотрела на нас через ветровое стекло, и мне сделалось боязно. Но Джози ничем больше себя не выдала – по рассыпанным камешкам сумела даже весело проскакать – и сама открыла переднюю пассажирскую дверь.