Я никогда раньше не была внутри автомобиля, но мы с Розой так часто видели, как люди садятся в машины и выходят из них, какие позы принимают, как пробираются к своему месту, как сидят, когда машина уже тронулась с места, что меня, когда я усаживалась на заднее сиденье, ничто не удивило. Оно оказалось мягче, чем я ожидала, и спинка переднего сиденья, которое занимала сейчас Джози, была очень близко, так что впереди мне почти ничего не было видно. Так или иначе, я не стала отвлекаться. Подробно рассматривать внутренность машины мне было некогда: я почувствовала, что напряженное настроение вернулось. Впереди меня Джози молчала, смотрела в сторону от сидевшей рядом Мамы, повернув голову к дому и Помощнице Мелании, которая шла к машине по рассыпанным камешкам с бесформенной сумкой, где помимо прочих вещей лежали лекарства для Джози на тот случай, если ей вдруг станет хуже. Мама положила обе руки на руль, как будто ей не терпелось поехать, а ее голова была повернута туда же, куда голова Джози, но я видела, что Мама смотрит не на приближающуюся Помощницу Меланию и не на дом, а на саму Джози. Глаза Мамы увеличились, и из-за того, что ее лицо было очень худым и костлявым, глаза казались еще больше, чем были на самом деле. Помощница Мелания положила бесформенную сумку в багажник и со стуком опустила его крышку. Потом открыла заднюю дверь со своей стороны и скользнула на сиденье сбоку от меня. Сказала мне:
– ИП. Ремень пристегнуть. А то плохо, сломаешься.
Я пыталась разобраться в механизме ремня, которым на моих глазах пользовалось множество людей в машинах, и тут Мама сказала:
– Думаешь, обманула меня, да, девочка?
После молчания Джози спросила:
– Ты о чем, мама?
– Не пытайся это спрятать. Ты опять нездорова.
– Мама, я здорова. Со мной все отлично.
– Джози, почему ты так со мной поступаешь? Всегда. Почему у нас так должно быть?
– Я не понимаю, мама, о чем ты говоришь.
– Ты думаешь, я не ждала этой поездки, не предвкушала ее? Мой единственный свободный день с моей дочерью. С ненаглядной дочерью, которая мне говорит, что с ней все отлично, хотя на самом деле она нездорова.
– Мама, это не так. Я правда хорошо себя чувствую.
Но мне слышна была перемена в голосе Джози. Слышен был отказ от усилия, которое она делала над собой до этого момента, и в голосе возникла внезапная усталость.
– Зачем ты притворяешься, Джози? Ты думаешь, ты мне этим не делаешь больно?
– Мама, клянусь тебе, я хорошо себя чувствую. Пожалуйста, давай поедем. Клара никогда не видела водопада, она так этого ждет.
– Клара этого ждет?
– Мама, пожалуйста.
– Мелания, – сказала Мама, – Джози нужна помощь. Выйдите из машины. Перейдите, пожалуйста, на ее сторону и помогите ей. Она может упасть, если попытается выбраться сама.
Новое молчание.
– Мелания! Что с вами такое? Тоже заболели?
– Может быть, мисс Джози не так слабая.
– Не поняла.
– Я помогаю там. ИП тоже. Мисс Джози нормально. Может быть.
– Так, дайте-ка я уразумею. Это что, ваша оценка? Что моя дочь в состоянии провести весь день вне дома? У водопада? Что-то мне уже и за вас тревожно, Мелания.
Помощница Мелания молчала, но по-прежнему не двигалась.
– Мелания! Мне так понимать, что вы отказываетесь выйти и помочь Джози покинуть машину?
Помощница Мелания смотрела в промежуток между передними сиденьями на дорогу впереди. Ее лицо выглядело озадаченным, как будто что-то выше по холму не давало ей себя распознать. Потом внезапно она открыла свою дверь и вышла.
– Мама, – сказала Джози. – Прошу тебя, можно мы поедем? Не надо, пожалуйста, так.
– Ты думаешь, мне самой нравится? Вот это вот все? Ладно, ты нездорова. Ты в этом не виновата. Но не говорить никому. Скрывать, довести до того, что мы все сели в машину, а впереди целый день. Это нехорошо, Джози.
– Нехорошо говорить мне, что я больна, когда я запросто могу…
Помощница Мелания открыла снаружи дверь, у которой сидела Джози. Джози умолкла, а потом ее лицо, полное печали, обернулось ко мне сбоку от спинки сиденья.
– Прости меня, Клара. Съездим в другой раз. Обещаю. Мне правда очень-очень жаль.
– Ничего страшного, – сказала я. – Мы должны поступать так, как лучше для Джози.
Я тоже собралась выйти, но тут Мама сказала:
– Клара, одну секунду. Джози ведь что мне сказала. Что ты очень ждала этой поездки. Ну так почему бы тебе не остаться сидеть, где сидишь?
– Прошу прощения. Я не понимаю.
– Ну как же, это так просто. Джози нездорова и ехать не в состоянии. Она могла бы сказать нам об этом раньше, но решила не говорить. Ладно, она остается дома. Мелания тоже. Но мы с тобой, Клара, можем поехать, почему нет?
Лица Мамы я не видела, слишком высоки были спинки. Но Джози сидела по-прежнему, оглянувшись в мою сторону мимо спинки своего кресла. Ее глаза потускнели, как будто им уже было все равно, что они видят.
– Так, Мелания, – сказала Мама более громким голосом. – Помогите Джози выйти. Аккуратно с ней. Она больна, не забывайте.
– Клара, – сказала Джози. – Ты что, правда поедешь с ней к водопаду?
– Я благодарна твоей маме за это предложение, за ее доброту, – сказала я. – Но, может быть, лучше будет на этот раз…
– Постой, Клара, – перебила меня Мама. Потом она сказала: – Как же так, Джози? Только что ты была озабочена из-за бедной Клары, которая никогда не видела водопада. А теперь уговариваешь ее остаться дома?
Джози смотрела и смотрела на меня, а Помощница Мелания по-прежнему стояла около машины, протянув руку, чтобы Джози могла за нее взяться. Наконец Джози сказала:
– Ладно. Может быть, тебе стоит поехать, Клара. Вам с мамой. Нет смысла портить целый день из-за такой ерунды, из-за… Простите меня все. Простите, что я все время болею. Не знаю почему… – Я подумала, что потекут слезы, но она удержала их и продолжила тихо: – Прости, мама. Я правда виновата. Вечно всех подвожу. Клара, а ты поезжай. Ты придешь в восторг от водопада.
Ее лицо скрылось за спинкой сиденья.
Несколько секунд я не знала, как мне быть. Теперь обе они, и Мама, и Джози, выразили желание, чтобы я оставалась в машине и ехала к водопаду. И я понимала, что, если поеду, то, вполне вероятно, обогащусь новыми, возможно, критически важными наблюдениями, касающимися Джози и ее ситуации, и смогу потом лучше ей помогать. И все же ее печаль, когда она шла обратно по рассыпанным камешкам, была очевидна. Ее походка теперь, когда стало нечего скрывать, сделалась ломкой, и она не стеснялась опираться на руку Помощницы Мелании.
Мы смотрели, как Помощница Мелания отпирает дверь и они вдвоем входят в дом. Потом Мама запустила мотор, и мы отправились.
Это была моя первая поездка в машине, и поэтому я не могла толком оценить нашу скорость. Мне показалось, что Мама едет необычайно быстро, и на мгновение мне стало боязно, но потом я вспомнила, что она въезжает на этот холм каждый день, и заключила, что не стоит ничего опасаться с ее стороны. Я сосредоточилась на деревьях, проносящихся мимо, и на больших пустых промежутках, внезапно возникающих то справа, то слева, через них я видела с высоты холма кроны деревьев, растущих ниже. Потом дорога перестала подниматься, и машина поехала через большое поле, пустое, если не считать сарая вдалеке, очень похожего на тот, который видно из окна Джози.
Потом Мама в первый раз заговорила. Она была за рулем и потому не поворачивалась ко мне назад, и, не будь я одна с ней в машине, я, может быть, и не догадалась бы, что она обращается ко мне.
– Всегда они так, всегда. Играют с твоими чувствами. – Потом, чуть погодя, она продолжила: – Может быть, на посторонний взгляд, я жестко себя веду. Но как еще они научатся? Они должны научиться понимать, что у нас тоже есть чувства. – Потом, опять немного помолчав: – Она думает, мне нравится быть не с ней, день за днем, день за днем, черт бы все это взял?
Теперь появились другие машины, и, в отличие от улицы перед магазином, они ехали в обе стороны. Встречные машины возникали вдалеке и неслись в нашу сторону, но водители никогда не ошибались, и никто с нами не сталкивался. Вскоре все вокруг начало меняться с такой быстротой, что упорядочивать эти картины стало затруднительно. В какой-то момент одна секция сделалась наполнена машинами, тогда как соседние секции были заняты частями дороги и окружающего поля. Я, как могла, старалась сохранять при переходе из одной секции в другую гладкую линию дороги, но картины менялись постоянно, и в итоге я сдалась и позволила дороге всякий раз, как она пересекала границу, прерываться и начинаться заново. Несмотря на все эти трудности, окружающий простор, обилие видов и огромное небо очень сильно меня взволновали. Солнце часто закрывали облака, но иногда я видела Его фигуры, протянувшиеся поперек долины или ровного участка земли.
Когда Мама заговорила снова, было понятнее, что ее слова обращены ко мне.
– Славно иной раз, наверное, не иметь никаких чувств. Я тебе завидую.
Я обдумала это и сказала:
– Мне кажется, у меня много чувств. Чем больше я наблюдаю, тем больше чувств мне доступно.
Неожиданно она засмеялась, я даже вздрогнула.
– В этом случае, – сказала она, – тебе, может быть, не стоит так усердствовать в наблюдении. – Потом добавила: – Прости меня. Не хотела тебя обидеть. Я уверена, что чувств у тебя хватает.
– Когда Джози сейчас не смогла с нами поехать, я почувствовала печаль.
– Ты печаль почувствовала. Ладно. – Она замолчала – возможно, сосредоточилась на езде и на встречных машинах. Потом сказала: – Было время, не так давно, когда я думала, что чувствую все меньше и меньше. Каждый день чуть поменьше. Я не знала, рада я этому или нет. Но сейчас, последнее время, я, кажется, делаюсь сверхчувствительна ко всему. Клара, посмотри налево. Ты там как, в нормальном состоянии? Посмотри налево, туда, вдаль, и скажи, что ты видишь.
Там, где мы сейчас ехали, земля не поднималась и не опускалась, и небо все еще было очень большим. Я видела плоские поля, ни сараев, ни фермерских машин, и эти поля протянулись далеко. Но у горизонта было что-то похожее на небольшой город, состоявшее из одних металлических ящиков.