раздумья об отброшенной поездкой тени мне, как оказалось, было отпущено немного: через несколько дней состояние Джози резко ухудшилось.
Она слишком ослабела, чтобы спускаться к Маме по утрам, когда та пила свою чашечку кофе. Так что вместо этого Мама сама поднималась к ней в спальню и стояла над спящей Джози, очень прямо держа спину и не меняя осанки ни из-за глотков из чашечки, ни из-за взгляда, опущенного на кровать.
Когда Мама уезжала на работу, ей на смену приходила Помощница Мелания: придвигала удобное кресло к кровати и сидела со своей дощечкой на коленях, глядя то на экран, то на спящую Джози. И в одно такое утро, когда я стояла в спальне у самой двери, готовая помочь, Помощница Мелания повернулась ко мне и сказала:
– ИП. За спиной все время. Жуть наводишь. Иди вон, иди наружу.
Она сказала: «наружу». Я повернулась к двери и тихо спросила:
– Прошу прощения, помощница. Наружу – значит, из дома?
– Из комнаты, из дома, какая разница. Как покричу, быстро назад.
Я никогда еще не выходила наружу одна. Но было понятно, что Помощница Мелания ничего против этого не имеет. Я аккуратно спустилась по лестнице, проникаясь новым волнением вопреки беспокойству о Джози.
Когда я вышла на рассыпанные камешки, Солнце было высоко, но казалось уставшим. Я не знала, как поступить с входной дверью, но в конце концов, потому что прохожих не было и я не хотела, когда буду возвращаться, беспокоить Джози дверным звонком, просто притворила дверь, не приводя в действие замок. Потом двинулась дальше наружу.
Слева я видела травянистый холм, откуда Рик запускал своих птиц. После холма виднелась дорога, по которой Мама уезжала каждое утро – и по которой я ехала с ней к Морганс-Фолс. Но я отвернулась от этой картины и пошла по рассыпанным камешкам в другую сторону – за дом, откуда открывался ясный вид на поля.
Небо было бледное и большое. Поля вдалеке постепенно поднимались выше, и поэтому сарай мистера Макбейна был виден, хоть я смотрела уже не с высоты, не из заднего окна спальни. Узкие листья травы были четче различимы, чем из окна, но главная перемена была в том, что теперь я видела дом Рика, поднимающийся из травы. Я поняла, что, будь заднее окно расположено чуть левее, дом Рика был бы виден и из спальни.
Но о доме Рика я думала мало, потому что мой ум снова наполнили заботы о Джози и в особенности вопрос о том, почему Солнце еще не послало ей Свою особую помощь, как Попрошайке и его собаке. Первые ожидания этой помощи у меня появились в те дни перед Морганс-Фолс, когда у Джози возникла слабость. Потом я согласилась, что, может быть, правильно было тогда с Его стороны подождать; но теперь, когда Джози гораздо больше ослабела и многое, от чего зависит ее будущее, так неопределенно, Его промедление меня озадачивало.
Я и раньше много размышляла на эту тему, но сейчас, оказавшись снаружи одна, в такой близости от полей и под высоким Солнцем, сумела свести несколько мыслей воедино. Я могла понять, что при всей Своей доброте Солнце очень занято; что Его внимание требуется не только Джози, но и многим другим людям; что даже Солнце, вероятно, порой упускает из виду такие отдельные случаи, как этот, тем более что Джози, может показаться, находится под надежной защитой матери, помощницы и ИП. И мне подумалось теперь, что, для того чтобы она получила особую помощь Солнца, может быть, необходимо привлечь Его внимание к положению Джози каким-то особенным и заметным способом.
Я шла по мягкой земле, пока не оказалась у забора, где начиналось первое поле, перед деревянной калиткой, похожей на раму для картины. Калитка открывалась просто, только поднять веревочную петлю, накинутую на столб, и я увидела, что смогу тогда выйти в поле беспрепятственно. Трава в нем выглядела очень высокой – и тем не менее Джози и Рик, когда еще были маленькими детьми, сумели пройти сквозь нее весь путь до сарая мистера Макбейна. Мне видно было начало сотворенной ногами прохожих дикой тропы через траву, и я задалась вопросом, как бы могло так получиться, что я совершаю такое же путешествие. И еще я подумала про то, как Солнце дало Свое особое питание Попрошайке и его собаке, и провела важные различия между его обстоятельствами и случаем Джози. Во-первых, Попрошайка был знаком многим прохожим, и, когда он ослаб, это произошло на оживленной улице, на виду у водителей такси и бегунов. Любой из этих людей мог привлечь к их с собакой положению внимание Солнца. И я вспомнила о еще более важном, случившемся незадолго до того, как Попрошайка получил особое Солнечное питание. Об ужасающем Загрязнении, которое устроила КОТЭ-машина, принудив даже Солнце отступить на время, и о начале свежей новой эпохи, когда жуткая машина уехала и Солнце, свободное и полное радости, смогло оказать Свою особую помощь.
Я побыла некоторое время перед калиткой-рамой, глядя, как трава гнется то в одну сторону, то в другую, размышляя, какие еще тропы могут быть в ней скрыты и как бы я могла помочь избавить Джози от ее болезни. Но я еще не привыкла быть снаружи одна и чувствовала, что возникает дезориентация. Поэтому повернулась к полям спиной и двинулась обратно к дому.
В этот период часто приезжал доктор Райан, а Джози подолгу спала днем. Солнце каждый день изливало Свое обычное питание, Его фигура часто пересекала тело спящей, однако признаков Его особой помощи не оставалось. Но, опять-таки, Солнце, может быть, правильно решило выждать, потому что сил у Джози постепенно прибавлялось, вплоть до того, что она могла теперь сидеть в кровати.
Доктор Райан не велел ей возобновлять свои уроки через экран дощечки, поэтому в наставшие дни она, прислонясь к подушкам, много рисовала острыми карандашами в альбоме. Всякий раз, закончив рисунок или решив не заканчивать, она вырывала лист и пускала его плыть по воздуху на ковер, а моей задачей было собирать эти листы в упорядоченные стопки.
Когда визиты доктора Райана стали более редкими, чаще начал наведываться Рик. Помощница Мелания всегда относилась к Рику настороженно, но даже ей было видно, как поднимают его приходы настроение Джози. Так что она разрешила ему приходить, потребовав, однако, чтобы дольше тридцати минут посещение не длилось. Когда она в первый раз провела Рика к Джози в спальню, я пошла за дверь, чтобы дать уединение, но Помощница Мелания остановила меня на лестничной площадке и прошептала:
– Нет, ИП! К ним обратно. Чтоб никакие шуры-муры там.
Поэтому для меня нормой стало оставаться в комнате, когда приходил Рик, хотя он порой бросал на меня прогоняющий взгляд и почти ко мне не обращался, даже чтобы поздороваться или проститься. Если бы такие прогоняющие сигналы шли и от Джози, я бы не оставалась, даже нарушая указание Помощницы Мелании. Но Джози, похоже, была моему присутствию рада – мне думалось даже, что оно добавляет уюта, придает ей спокойствия, хотя она никогда не подключала меня к их разговору.
Я старалась, как могла, дать уединение и потому проводила время на Диване С Пуговками, не сводя глаз с полей. Но не слышать того, что говорилось у меня за спиной, я не могла, и хотя иногда приходила мысль, что мне не следовало бы слушать, я помнила, что мой долг – узнавать о Джози как можно больше, и говорила себе, что, слушая, сумею, может быть, получить новые сведения, которых по-другому мне не добыть.
Посещения Риком спальни в это время прошли через три стадии. На первой стадии он, войдя, нервно оглядывался по сторонам и все тридцать минут вел себя так, будто любым неосторожным движением мог повредить обстановку. Уже на этой стадии у него вошло в привычку сидеть на полу перед современным гардеробом, прислонясь спиной к его дверцам. Со своего Дивана С Пуговками я видела их отражения в окне, и выглядело так, что Рик в этом положении и Джози на кровати сидят почти бок о бок, только Джози повыше.
Настроение на этой первой стадии было благодушное, и нередко за все полчаса ничего существенного не говорилось. Подростки часто обменивались воспоминаниями из детских времен и шутили на эти темы. Могло хватить одного слова или беглого упоминания, чтобы извлечь из памяти эпизод, и они погружались в него. Они разговаривали в такие минуты на каком-то кодированном языке, и вначале я заподозрила, не мое ли присутствие в комнате тому причиной, но мне быстро стало понятно, что просто-напросто они очень хорошо знакомы с жизнью друг друга и у них нет охоты мешать моему пониманию.
Первое время Джози не рисовала, когда Рик у нее гостил. Но, когда у них прошла начальная скованность, она зачастую все тридцать минут что-нибудь набрасывала в альбоме, вырывая по ходу дела листы и позволяя им плыть по воздуху туда, где сидел Рик. Вот с чего началась – вполне невинно – игра в пузыри.
С игрой в пузыри пришла новая стадия посещений Рика. Возможно, изобрели они эту игру давно, в детстве. Показательно, что, когда она у них сейчас возникла, им не надо было обсуждать правила. Джози просто начала кидать наброски прямо Рику, их беспорядочный разговор при этом не прерывался, и в какой-то момент он поглядел на рисунок и сказал:
– Так. Это что, игра в пузыри теперь?
– Если ты хочешь. Только если ты хочешь, Рикки.
– У меня карандаша нет. Кинь мне какой-нибудь из темных.
– Мне все темные нужны. Кто тут художница, забыл?
– Как я могу в пузыри, если ты даже карандаша мне не даешь?
Даже находясь к ним спиной, разгадать суть игры я сумела без труда. И, собирая с пола листы после ухода Рика, я могла на них посмотреть. Благодаря этому мне мало-помалу становилась ясна растущая важность этой игры для них обоих.
Джози делала наброски умелой рукой, изображая обычно одного, двоих, иногда троих людей вместе, головы она нарочно слишком укрупняла для таких тел. Во время этих ранних получасовых посещений Рика лица персонажей были, как правило, добрыми, и рисовала она эти лица одним черным острым карандашом, а вот плечи и тела, как и окружающая обстановка, делались цветными острыми карандашами. На каждом листе Джози изображала над одной или другой головой пустой пузырь – иногда два пузыря над двумя головами, – чтобы Рик вписал туда слова. Я быстро поняла, что персонажи могут даже и не походить лицом на Рика и Джози, что в мире этой игры нарисованная девочка всегда может сойти за Джози, а мальчик за Рика. Точно так же прочие фигуры могли означать кого-то еще в жизни Джози – например, Маму, или участников социализации, или других, кого я пока что не встретила. Хотя мне трудно было понять, кого означают многие лица, для Рика, похоже, это проблемы не составляло. Он никогда не просил разъяснений по поводу рисунков, которые к нему прилетали, и вписывал в пузыри слова без колебаний.