– Никто тебя тут не держит, Пол.
– Ты непоследовательна, – послышался голос Папы. – Я только указываю на непоследовательность.
– Я и не пытаюсь быть последовательной. Я просто стараюсь найти для нас способ двигаться вперед. Зачем все усложнять, Пол? И без того все непросто.
Рядом со мной мистер Капальди рассмеялся, перестал давать мне указания и сказал:
– О господи. Похоже, мне надо спускаться и превращаться в рефери! Клара, тебе все ясно?
– Благодарю вас. Все вполне понятно.
– Я очень рад. Если будут вопросы, крикни мне вниз, пожалуйста.
Когда он закрывал дверь, она толкнулась в мое плечо. Через ее стекло можно было увидеть, как мистер Капальди спускается с балкона. Потом я позволила взгляду устремиться дальше, через пустоту, к противоположному балкону и Пурпурной Двери, из которой недавно вышла Мама.
Я занялась опросником мистера Капальди. Иногда вопрос появлялся на экране в письменном виде. В других случаях возникали подвижные диаграммы, или экран темнел и из динамиков раздавались многослойные звуки. Могло показаться, а затем исчезнуть лицо – Джози, Мамы, незнакомого человека. Вначале достаточно было коротких ответов примерно из двенадцати символов и цифр, но вопросы усложнялись, и я стала отвечать более развернуто, иной раз вводила больше ста символов и цифр. Все это время голоса внизу звучали напряженно, но стеклянная дверь была закрыта, и слов я поэтому не могла разобрать.
На половине опросника я уловила краем глаза движение за стеклянной дверью и, посмотрев туда, увидела, как мистер Капальди поднимается на противоположный балкон с Папой. Я продолжила выполнять задание, но, поняв его главную цель, уже могла не уделять ему так много внимания и имела возможность увидеть, как Папа, нервно теребя дождевик, приближается к Пурпурной Двери. Я видела его со спины через полупрозрачное стекло, поэтому уверена быть не могла, но мне показалось, что он выглядит так, будто внезапно заболел.
А мистер Капальди рядом с ним нисколько не казался озабоченным, он бодро что-то говорил и улыбался. Потом поднял руку к кнопочной панели у Пурпурной Двери. Из своей каморки я не услышала отпирающего гудения, но, когда взглянула еще раз, Папа уже был внутри, а мистер Капальди, наклонившись через дверной проем, что-то ему говорил. Потом я увидела, как мистер Капальди вдруг отпрянул и Папа вышел обратно, уже, хоть я из-за полупрозрачности стекла не была уверена, не больной на вид, а, казалось, наполненный новой энергией. Ему, похоже, было все равно, что он едва не сбил мистера Капальди с ног, и он двинулся вниз по металлической лестнице с безрассудной скоростью. Мистер Капальди, глядя на него, покачал головой, как родитель, чей ребенок закатил истерику в магазине, а затем закрыл Пурпурную Дверь.
Образы на экране теперь сменялись еще быстрее, но мои задачи по-прежнему были очевидны, и через несколько минут я, продолжая их выполнять, приоткрыла стеклянную дверь. Мне теперь лучше были слышны голоса внизу.
– Вы напираете, Пол, на то, – говорил мистер Капальди, – что любая работа, какую мы делаем, ставит на нас клеймо. В этом ваша мысль, верно? Да, она ставит на нас клеймо и, бывает, ставит его несправедливо.
– Это весьма хитроумное извращение моей мысли, Капальди.
– Пол, ну хватит, – сказала Мама.
– Прошу меня извинить, Капальди, если это звучит невежливо. Но хотите начистоту? Я думаю, вы сознательно истолковываете мои слова превратно.
– Нет, Пол, вы определенно не хотите вникнуть. Этические вопросы ставит перед нами любая работа. Это так, платят нам за нее или нет.
– Очень тактично с вашей стороны, Капальди.
– Пол, ну хватит, – сказала опять Мама. – Генри просто делает то, о чем мы его попросили. Не больше и не меньше.
– Ничего удивительного, Капальди, – простите, я хотел сказать, Генри, – что такому, как вы, трудно дается понимание того, что я говорю.
Я толкнула назад свое кресло на колесиках, встала и вышла через стеклянную дверь на балкон. Я уже установила, что балкон опоясывает прямоугольником все четыре стены. Выбрав дальнюю его половину, я держалась близко к белой стене и старалась идти так, чтобы металлическая сетка не звенела под ногами и чтобы внизу, когда я попадаю под луч прожектора, не возникала подвижная тень. Я дошла до Пурпурной Двери незамеченной и набрала цифровой код, который видела уже дважды. Раздалось обычное короткое гудение, но те, кто был внизу, его не восприняли. Я вошла в мастерскую мистера Капальди и закрыла за собой дверь.
Комната была Г-образная, та ее секция, где я оказалась, переходила за углом в другую, расположенную вне нормальных границ здания. К этому углу вдоль обеих стен тянулись длинные рабочие столы, на них было тесно от разнообразных художественных форм, материалов, маленьких ножей и инструментов. Но мне некогда было все это рассматривать, и я направилась к углу, помня, что идти надо аккуратно, потому что пол был все из той же металлической сетки.
Я свернула за угол и увидела Джози, висящую в воздухе. Не очень высоко – ее ступни были на высоте моих плеч, – но из-за того, что она наклонилась вперед, что ее руки были вытянуты, а пальцы раздвинуты, казалось, что она застыла, падая. Маленькие лучи подсвечивали ее с разных углов, лишая ее всякого укрытия. Ее лицо было очень похоже на лицо настоящей Джози, но в глазах не было доброй улыбки, и поэтому изгибающиеся кверху губы придавали лицу выражение, какого я никогда у нее не видела. Оно выглядело огорченным и испуганным. Одежда на ней была не настоящая, а из тонкой оберточной бумаги: сверху подобие футболки, внизу свободные шорты. Бумага была бледно-желтая и просвечивающая, из-за чего под резкими лучами руки и ноги Джози казались еще более хрупкими. Волосы были стянуты сзади, как настоящая Джози стягивала их в свои больные дни, и это была единственная неубедительная деталь: волос из такого материала я не видела ни у одной ИП, и я знала, что этой Джози такие волосы радости бы не доставили.
Посмотрев, я намеревалась вернуться в каморку до того, как мое отсутствие в ней заметили бы. Я осторожно прошла обратно мимо двух рабочих столов и приоткрыла Пурпурную Дверь. Она издала обычное гудение, но по голосам внизу было понятно, что никто его не слышал. И понятно было, кроме того, что обстановка теперь еще более напряженная.
– Пол, – Мама почти кричала, – ты с самого начала задался целью все затруднить.
– Пойдем, Джози, – сказал Папа. – Уходим. Прямо сейчас.
– Но, папа…
– Джози, мы уходим немедленно. Поверь мне, я знаю, что делаю.
– Вряд ли знаешь, – сказала Мама, а мистер Капальди говорил поверх ее голоса:
– Пол, зря вы так, ну зачем. Если было недопонимание, я беру на себя всю ответственность и прошу меня извинить.
– Какой еще информации вам не хватает, так или иначе? – спросил Папа, и он теперь тоже кричал, хотя, может быть, дело просто было в том, что он задал свой вопрос на ходу. – Удивляет, что вы образец ее крови не требуете.
– Пол, не сходи с ума, – сказала Мама.
Папа и Джози говорили что-то одновременно, но мистер Капальди перебил их обоих:
– Ничего страшного, Крисси, пусть уходят. Пусть идут, от этого ничего не изменится.
– Мама! Давай я пойду с папой прямо сейчас. По крайней мере, вы тут все орать перестанете. Если я останусь, наверняка хуже будет.
– Я ведь не на тебя, дружочек, сержусь. Я на отца твоего сержусь. Вот кто здесь ребенок.
– Пошли, зверушка. Уходим.
– Пока, мама, ладно? До свидания, мистер Капальди…
– Отпустите их, Крисси. Ничего, пусть идут.
Когда за ними закрылась входная дверь, звук прошелся эхом по всему зданию. Мне вспомнилось в этот момент, что машина Мамина, и я задалась вопросом, есть ли у Папы деньги на такси, чтобы они с Джози смогли поехать, куда он намеревается. Из-за того что Джози не подумала взять меня с собой, я испытала странноватое чувство, но Мама по-прежнему была тут, и я вспомнила поездку к Морганс-Фолс.
Я вышла на балкон, уже не таясь и не пытаясь смягчить свои шаги. Наклонившись над стальными перилами, я увидела, что Мама теперь сидит там, где раньше сидела Джози, – на металлическом стуле перед схемами. Мистер Капальди, пройдя через помещение, оказался прямо подо мной, и я видела его лысую макушку, но не выражение лица. Он медленно двинулся дальше в Мамину сторону, как будто медленность была проявлением доброты, и остановился у лампы на треножнике.
– Вижу, что у вас недобрые предчувствия, – сказал он новым, мягким, негромким голосом. – Позвольте, я вам скажу. Я видел подобное много раз. И видел, что успеха добиваются те, кто не сдается, кто сохраняет веру.
– Еще какие недобрые, черт бы их взял.
– Вы не должны позволять Полу на вас влиять. Не забывайте, вы все это продумали, в отличие от него. Пол сбит с толку.
– Не в нем дело. Плевать на Пола. Все дело в… в этом портрете.
С этими словами она подняла глаза к балкону и увидела меня. Она смотрела вопреки слепящему свету прожекторов с потолка, а затем мистер Капальди тоже повернулся и стал глядеть на меня. Потом он вопросительно посмотрел на Маму. Она не сводила с меня глаз, к ее лбу теперь была приставлена ладонь.
– Ладно, Клара, – сказала она наконец. – Спускайся сюда.
Сходя по металлическим ступенькам, я с интересом увидела, что Мама не сердита, а встревожена. Я двинулась к ней по полу, но остановилась за несколько шагов. Первым заговорил мистер Капальди.
– Ну и что ты думаешь, Клара? Я хорошо справляюсь?
– Сходство с Джози очень точное.
– Что ж, расцениваю это как «да». Кстати, Клара, как обстоят дела с обследованием?
– Я все сделала, мистер Капальди.
– Тогда благодарю тебя за сотрудничество. И ты сохранила данные как положено?
– Да, мистер Капальди. Мои ответы сохранены.
Наступило молчание, Мама продолжала смотреть на меня со своего стула, а мистер Капальди – от своего треножника. Я поняла, что они ждут от меня еще каких-то слов, и продолжила: