– Мама, ну какая она спонтанная, все было так тщательно спланировано, мы специально приехали в город.
– Я только о том, мой золотой, что тебе надо постараться вести себя так, как будто встреча спонтанная. Это лучше всего сработает с Вэнсом. Только если он нарочно попросит показать ему что-нибудь из твоих…
– Я понимаю, мама. Не переживай, все под контролем.
У Рика был напряженный вид, и я хотела сделать что-нибудь, чтобы придать ему уверенности, но нас разделял стол, и я не могла к нему потянуться, притронуться к руке или плечу. Папа опять смотрел на Джози, но она не казалась мне нездоровой – скорее просто была погружена в свои мысли.
– Дроны никогда не были моей специальностью, – сказал Папа через некоторое время. – Но то, что я вижу, Рик, по-настоящему впечатляет и увлекает. – Потом он обратился к мисс Хелен: – Кто-то форсирован, кто-то нет, но подлинный талант в любом случае должен быть замечен. Если только этот мир не сошел с ума окончательно.
– Вы всегда поддерживали меня, подбадривали, мистер Артур, – сказал Рик. – Всегда, с первых же моих шагов в эту сторону. Многое, что вы мне тогда показали, лежит в основе того, что вы тут видите.
– Очень мило с твоей стороны, Рик, но, разумеется, абсолютно незаслуженно. Технология дронов никогда не была моей специальностью, и вряд ли я тебе такую уж большую помощь оказал. Но спасибо за эти слова.
В окно мне сейчас видны были последние Солнечные фигуры дня, падающие на женщин в черных костюмах с галстуками-бабочками, на театральных служителей в жилетках, раздающих программки, на пары в ярких костюмах, на движущихся музыкантов в толпе с маленькими гитарами, от которых до меня через стекло долетали обрывки музыки.
– Послушай, зверушка. Тебе, может быть, мама что-то сказала такое, из-за чего ты огорчена? Так тихо сидишь, не похоже это на тебя.
– Со мной все хорошо, папа. Я не круглосуточное шоу, понимаешь? Я не могу без конца сверкать огнями. Иногда хочу просто спокойно посидеть.
– Мы очень по вас скучаем, Пол, ну, вы сами знаете, – сказала мисс Хелен. – Сколько, четыре года уже? Глядите, там все больше и больше народу. Когда уже внутрь начнут пускать, интересно. Хорошо, что для транспорта тут закрыто. Куда Крисси пропала? Все еще там, снаружи?
– Я вижу ее, мама. Еще говорит по телефону.
– Я так рада, что она с нами сегодня. С ней намного спокойнее. Она великолепная подруга. И я всем вам необычайно признательна за то, что вы здесь, оказываете поддержку нам с Риком. – Она обвела глазами стол и на меня, как показалось, посмотрела особо. – Я нервничаю, не буду притворяться, что это не так. Пришел, как говорится, наш час. Нервничаю не только из-за Рика, если честно. Говорила я вам, Пол? Человек, с которым у нас встреча, он и я – это была когда-то страсть. Не какой-нибудь там уик-энд или пара месяцев, это были годы…
– Мама, пожалуйста…
– Если вам, Пол, представится случай с ним побеседовать, я думаю, вы увидите, что у вас есть кое-что общее. Например, он тоже тяготеет к фашизму. Это всегда у него было, хотя я старалась не замечать…
– Мама, бога ради…
– Стоп, Хелен, нельзя ли полегче? – сказал Папа. – Вы подразумеваете, что я…
– Только из-за того, что вы сейчас говорили, Пол. Про ваше сообщество.
– Нет, Хелен, я не могу это так оставить. Да еще при подростках. То, что я говорил, к фашизму никакого отношения не имеет. У нас нет никаких агрессивных намерений, только самозащита, если возникнет такая необходимость. Там, где живете вы, Хелен, причин для беспокойства пока, наверное, нет, и я искренне надеюсь, что их долго еще не будет. Но там, где живу я, все иначе.
– Тогда почему, папа, ты не уедешь оттуда? Зачем жить в таком месте, где банды и оружие?
Папа, похоже, обрадовался, что Джози наконец вошла в разговор.
– Потому что это мое сообщество, Джози. С ним все отнюдь не так плохо, как кому-то может показаться. Мне в нем нравится. Я живу одной жизнью с некоторыми превосходными людьми, и у большинства из них позади тот же путь, что у меня. Нам всем сейчас стало ясно, что есть много разных способов вести достойную и полную жизнь.
– Ты хочешь сказать, папа, что ты рад, что потерял работу?
– Во многих отношениях, Джози, да, рад. И ты не совсем верно говоришь, что я ее потерял. Все это была составная часть перемен. Каждому пришлось искать новые способы жить своей жизнью.
– Простите меня великодушно, Пол, – сказала мисс Хелен, – за то, что я вас и ваших новых друзей обозвала фашистами. Мне не следовало этого делать. Просто ваши слова о том, что вы все белые и все из прежних профессиональных элит… Вы это сказали. И что вам пришлось основательно вооружиться против других категорий. Все это и правда звучит чуточку по-фашистски…
– Нет, Хелен, категорически не согласен. Джози знает, что это не так, но мне даже то не нравится, что она слышит это от вас. И не нравится, что Рик это слышит. Это просто-напросто неправда. Там, где мы живем, есть разные группы, я не отрицаю. Не я это установил, люди разделились естественным образом, вот и все. И если какая-нибудь другая группа не будет нас уважать, нас и все наше, она должна знать, что будет драка.
– Мама сильно не в порядке, – сказал Рик. – Она тревожится, в этом все дело. Уж вы ее извините.
– Не волнуйся, Рик. Твою маму я знаю давно и очень хорошо к ней отношусь.
– Его зовут Вэнс, – сказала мисс Хелен. – Того, с кем мы сегодня встречаемся. Мы с Риком очень вам всем благодарны за то, что вы здесь и морально нас поддерживаете, но дальше нам придется самим. Должна вам сказать, Пол, что было время, когда Вэнс по мне с ума сходил. Рик, мой золотой, пожалуйста, не делай такое лицо. Рик никогда еще с ним не встречался, это было до Рика. Нет, вру, была одна встреча, но она, пожалуй, не считается. Когда, Пол, вы его увидите, вы, смею предположить, удивитесь, что я в нем такого нашла. Но заверяю вас, в свое время он был даже красивей, чем вы. Странно: чем большего успеха он добивался в жизни, тем менее делался красив. Сейчас он богатый и влиятельный человек, а выглядит жутко. И все-таки я постараюсь увидеть за всеми этими складками плоти молодого красавца, которым он был. Интересно, будет ли он смотреть на меня так же.
– Что там снаружи делается, зверушка? Маму видишь?
– Она все еще говорит по телефону.
– Полагаю, сердится на меня. Вряд ли вернется, пока я тут сижу.
Возможно, Папа надеялся, что кто-нибудь ему возразит, но все молчали. Мисс Хелен даже вскинула брови и издала короткий смешок. Потом она сказала:
– Время подходит, Рик, золотой мой. Я думаю, нам пора уже выйти.
Когда я это услышала, меня наполнил страх: я уже не была уверена, что последствия того, что было во дворе, не делаются более выраженными от минуты к минуте и что мое новое состояние не станет, когда я выйду из кафе на незнакомую территорию, очевидным для всех.
– Интересно, – говорила мисс Хелен, – когда Вэнс предложил встретиться у театра, он понимал, что перед спектаклями тут столпотворение? Нам пора выходить. Он может прийти раньше, и толпа собьет его с толку.
Рик положил руку на плечо Джози и тихо спросил:
– Ты уверена, что с тобой все в порядке, Джози?
– Клянусь, все со мной хорошо. Так что иди и постарайся, Рикки, голубчик. Вот чего я больше всего хочу.
– Правильные слова, – сказал Папа. – И не забывай: ты талантлив. Что ж, может быть, нам всем пора уходить.
Он поднялся на ноги, его взгляд при этом упал на меня, и он всмотрелся в меня пристальней, чем было бы естественно. Я мгновенно обеспокоилась, что другие могут заметить неладное; надрез, правда, был надежно спрятан у меня под волосами. Потом Папа вновь перевел взгляд на Джози.
– Зверушка, тебя нужно отвезти обратно. Давай-ка найдем твою маму.
Когда мы вышли из суши-кафе, Солнце творило Свои последние фигуры на тот день, и я простилась даже с крохотной надеждой, что Оно пошлет Свою особую помощь за оставшееся короткое время. Мне теперь без помех слышны были голоса театральных людей и музыка, и я заметила, что фонарь перед входом в театр становится для них главным источником света. Какое-то время я думала, что театральные люди, условившись обо всем заранее, собираются вокруг фонаря в круг, но потом их фигура распалась, и я увидела, что толпа меняет свои очертания бессистемно.
Папа и мисс Хелен, идя к толпе, были на несколько шагов впереди меня, а Рик и Джози шли за мной, так близко, что, если бы мне пришлось внезапно остановиться, они натолкнулись бы на меня. Я услышала, как Джози сказала:
– Нет, Рик, позже. Я тебе потом расскажу. Бывают дни, когда мама чудит, вот и все пока на этом.
– Но что она сказала? Что происходит?
– Послушай, Рикки, не это сейчас важно. Важна твоя встреча с этим, с кем вы договорились, и что́ ты ему скажешь.
– Но я вижу, ты расстроена…
– Я не расстроена, Рикки. Но я буду расстроена, абсолютно расстроена, если ты не постараешься изо всех сил и не покажешь ему себя как следует. Вот что важно. Важно для тебя и важно для нас.
Я думала, что театральные люди, когда я стану смотреть на них не через стекло, будут видны более отчетливо. Но вот я оказалась среди них, и их тела сделались упрощенными, словно бы составленными из гладких картонных конусов и цилиндров. Их одежда, к примеру, была лишена обычных морщин и складок, и даже лица под фонарем казались сотворенными искусным соединением плоских фрагментов в сложные формы, создающие впечатление контуров.
Мы дошли до такого места, где шум был со всех сторон. В какой-то момент я остановилась и потянулась рукой назад, ища руку Джози, но ее за мной уже не было. И хоть я и услышала, как она говорит Рику: «Вон там моя мама, видишь?» – когда я повернулась на голос, то увидела не Джози и не Рика, а чей-то гладкий лоб, надвигающийся на мое лицо. Кто-то толкнул меня в спину, впрочем, не злобно, а потом я услышала Папу и, повернувшись опять, увидела его и мисс Хелен, стоящих около незнакомого локтя. Папа говорил: