– И чем же я, по-твоему, расплатилась, Вэнс? Ты считаешь, бедностью? Против бедности, знаешь ли, я не так уж сильно возражаю.
– Ты можешь не возражать против бедности, Хелен. Но ты стала немощна. И это, я думаю, огорчает тебя куда больше.
Мисс Хелен промолчала еще несколько секунд, а мистер Вэнс тем временем продолжал смотреть на нее большими глазами. Наконец она сказала:
– Да. Ты прав. По сравнению с тем, какой ты меня знал, я сделалась… немощна. До того немощна, что дунет ветер – и рассыплюсь на части. Не годы забрали у меня блеск и красоту, а эта немощь. Но, Вэнс, милый Вэнс. Пожалуйста, прости меня сейчас хотя бы отчасти. Пожалуйста, помоги моему сыну. Вэнс, я бы все тебе отдала, что угодно, но думаю и не нахожу, что бы я могла тебе предложить. Мне нечего тебе предложить, кроме этой мольбы. Поэтому умоляю тебя, Вэнс, помоги ему.
– Мама, прекрати, очень тебя прошу. Нельзя…
– Ты видишь, Рик, мое затруднение, – сказал мистер Вэнс. – Я не вполне понимаю, что твоя мама сейчас имеет в виду. Она говорит, что хочет попросить прощения, но за что? Это звучит очень широко. Мне кажется, Хелен, что дело может пойти лучше, если мы перейдем к чему-то конкретному.
– Я просто прошу тебя помочь моему сыну, Вэнс. Что может быть конкретнее?
– К чему-то конкретному, Хелен. Например, тот вечер у Майлза Мартина. Ты знаешь, про какой вечер я говорю.
– Да, да. Когда я всем сказала, что ты еще не читал отчет Дженкинса…[1]
– Ты заработала этим большой общий хохот за мой счет, Хелен. И знала, что творишь…
– Тогда, Вэнс, прости меня за тот вечер. Я себя не контролировала, мстила, злая была. Мне жаль теперь…
– Еще кое-что конкретное. Не по порядку, выхватываю из списка случайным образом. То, что ты мне тогда оставила в голосовой почте в отеле. Портленд, штат Орегон. Думаешь, ты мне не сделала больно?
– Я сделала тебе очень больно. Это было отвратительное послание, и я его не забыла. Я… Оно звучит у меня в голове по сей день, лезет в меня, когда я меньше всего этого жду. Бывает, случится тихая минута, я одна – и на́ тебе, хватаю мысленно трубку и оставляю опять это сообщение, правда, на этот раз я его изменяю. Редактирую, чтобы звучало не так ужасно. Из-за того, что я, по сути, не слышала его сама, только себя слышала, пока произносила, мне иногда кажется, что еще не поздно его исправить. Ничего не могу с этим поделать, мой ум так чудит, а потом я опять жутко себя чувствую. Поверь мне, Вэнс, я так себя корила, так себя наказывала за это сообщение. И учти, что в то время я не знала, как технически стереть сообщение, когда оно послано…
– Мама, хватит. Сэр? Я не думаю, что моей маме это очень полезно. Она последнее время была в отличной форме, но…
Мисс Хелен тронула Рика за руку, и он замолчал.
– Вэнс, прошу у тебя прощения, – продолжила она. – Молю о прощении. Да, я плохо с тобой обращалась, и, если хочешь, я дам тебе клятву, что буду себя наказывать, долго буду наказывать, пока не заглажу вину.
– Мама, пойдем отсюда. Тебе вредно так.
– Если хочешь, Вэнс, можно будет договориться и еще раз встретиться. Скажем, через два года в этом же месте. Ты сможешь проверить, как я исполняю свое обещание. Посмотришь на меня и увидишь, хорошо ли я себя наказывала…
– Довольно, Хелен. Если бы тут не было Рика, я бы тебе сказал, что́ я об этом думаю.
– Сэр? Я больше не прошу вас ни о какой помощи. Не хочу теперь в этом участвовать.
– Нет, Рик, ты сам не знаешь, что говоришь, – сказала мисс Хелен. – Не слушай его, Вэнс.
Мистер Вэнс поднялся на ноги:
– Мне пора идти.
– Мама, пожалуйста, успокойся. Все это не так важно.
– Ты сам не знаешь, что говоришь, Рик! Вэнс, постой, не уходи еще! Разве можно так расставаться? Ты пончики любил. Может быть, съешь сейчас?
– Я согласен с Риком. Все это тебе нисколько не полезно, Хелен. Так что я лучше пойду. Рик! Мне понравились эти рисунки и понравился ты. Будь здоров, береги себя. До свидания, Хелен.
Мистер Вэнс двинулся по проходу между отсеками, не оглядываясь ни на кого из нас, а затем открыл стеклянную дверь и вышел в темноту. Мисс Хелен и Рик продолжали сидеть бок о бок, опустив глаза на участок стола перед собой. Потом Рик сказал:
– Клара. Подойди, сядь с нами.
– Не знаю, – сказала мисс Хелен.
Рик придвинулся к ней и обнял ее одной рукой за плечи.
– Что ты не знаешь, мама?
– Не знаю, достаточно ли было. Удовлетворит ли его.
– Мама, честно. Если бы я знал, что даже до половины этого дойдет, отказался бы наотрез.
Я скользнула на сиденье, которое освободил мистер Вэнс, но ни мисс Хелен, ни Рик не подняли на меня глаз. Я посмотрела на мисс Хелен и подумала про те давние годы, когда она и мистер Вэнс, влюбленные, с ума друг по другу сходили. И я задумалась, было ли такое время, когда мисс Хелен и мистер Вэнс были так же нежны друг к другу, как Джози и Рик сейчас. И может ли когда-нибудь случиться, что отношения между Джози и Риком тоже сделаются такими недобрыми. И я вспомнила слова Папы в машине про человеческое сердце, про то, какое оно сложное, и увидела Папу стоящим в том дворе, прямо перед низко опустившимся Солнцем: его фигура и его вечерняя тень слились в один продолговатый силуэт, он потянулся кверху и стал свинчивать защитный колпачок с отверстия в КОТЭ-машине, а я, тревожась, стояла позади него с драгоценным раствором в бутылке из-под минеральной воды.
– Что сейчас такое было? – спросила мисс Хелен. – Что Вэнс будет делать? Поможет или нет? Мог бы по крайней мере сказать что-нибудь определенное.
– Прошу прощения, – сказала я. – Не хочу внушать вам ложных надежд, но то, что я видела и слышала, заставляет думать, что мистер Вэнс решит помочь Рику.
– Вы правда так считаете? – спросила мисс Хелен. – Почему?
– Я могу ошибаться. Но я думаю, что мистер Вэнс по-прежнему питает к мисс Хелен очень горячие чувства и решит помочь Рику.
– Миленький ты мой робот! Как бы я хотела, чтобы это было так! Не знаю, что еще я могла бы сделать.
– Мама, пусть он катится к чертям. У меня и без него все будет в порядке.
– Он далеко не так уродлив, как я ожидала, – сказала мисс Хелен и поглядела в окно на темную пустую улицу. – Честно говоря, выглядит совсем даже неплохо. Жаль только, что ничего определенного не сказал.
Наш отсек, должно быть, хорошо был виден Маме, когда она остановила машину у закусочной на нашей стороне. Однако она пригасила огни и осталась в машине, возможно, желая дать уединение, хотя видела, что мистера Вэнса уже нет.
Но когда мы вышли, сели в машину и она поехала через темный ночной город, я увидела, что Мама беспокоится из-за Джози, которая осталась одна в Квартире Подруги, и хочет доставить меня туда как можно скорее, а потом уже отвезти Рика и мисс Хелен в их недорогую гостиницу. Как только мы уселись, Мама спросила: «Ну как?» – но, после того как мисс Хелен ответила: «Так себе, посмотрим, там будет ясно», разговаривали в машине мало, все погрузились в свои собственные мысли.
Без дневного света Квартиру Подруги было еще труднее отличить от соседних. Мама привела меня к правильному крыльцу, поднялась со мной к двери, и с верхней ступеньки я оглянулась назад, на ожидающую машину под фонарем. В ней видны были силуэты мисс Хелен и Рика, которые о чем-то, может быть, переговаривались, оставшись одни, – я могла только гадать, о чем.
Квартира Подруги нисколько не изменилась с тех пор, как мы отправились к мистеру Капальди, но теперь, конечно, в ней было темно. Из прихожей я увидела Главную Гостиную, сумрачные ночные фигуры пересекали диван, на котором Джози днем ждала приезда Папы. Ее книга в бумажной обложке так и лежала на ковре, куда она позволила ей упасть, один угол книги был бледно освещен.
Мама показала мне на дверь дальше по коридору и тихо проговорила:
– Она, вероятно, спит, поэтому входи осторожно. Если что-нибудь тебя обеспокоит, позови меня. Я буду через двадцать минут.
Она уже готова была выйти, и я не хотела задерживать возвращение Рика и мисс Хелен в недорогую гостиницу, но все-таки я тихо сказала:
– Может быть, теперь у нас есть надежда.
– Что это значит?
– Утром, когда вернется Солнце. Мы можем теперь надеяться.
– Ладно. Это хорошо, что ты всегда полна оптимизма. – Она протянула руку к входной двери. – Свет нигде не включай. Это может даже там ее потревожить. – Мама вдруг необычно притихла, наклонясь к двери, чуть не уткнувшись в нее носом в почти полной темноте. Не оборачиваясь, она сказала: – У нас с Джози тут был разговор. Он странный оборот принял. Мы обе были уставшие, в этом, думаю, все дело. Если она вдруг проснется и скажет что-нибудь, чего ты не ожидала, не придавай большого значения. Да, и вот что: на цепочку дверь не запирай, а то я не войду. Спокойной ночи.
Я тихо вошла во Вторую Спальню и увидела, что Джози крепко спит. Комната была у́же, чем спальня у нее дома, но потолок тут был выше, и из-за того, что жалюзи Джози оставила наполовину поднятыми, на гардероб и на стену рядом ложились силуэты. Я подошла к окну и выглянула в ночную темноту, чтобы понять, каким может быть утренний путь Солнца и легко или нет Ему будет заглянуть сюда. Как и сама комната, окно было высокое и узкое. На удивление близко высились задние стены двух больших зданий, и я могла разглядеть вертикальные линии водосточных труб и повторяющиеся окна, в большинстве своем пустые или ослепленные опущенными жалюзи. Между двумя зданиями виднелся отрезок улицы за ними, и мне понятно было, что утром улица станет оживленной. Даже сейчас просвет одна за другой пересекали машины. Над видимым участком улицы вверх уходил столб ночного неба, и хоть он и был узок, я посчитала, что Солнце без труда сможет излить оттуда Свое особое питание. Мне, кроме того, стало ясно, как важно утром быть бдительной, готовой сразу же, не теряя времени, поднять жалюзи полностью.