«Зато у меня есть глаза, чтобы видеть: птички улетели». Затем он покинул палату, сопровождаемый криками «Привилегия». Тем же вечером Карл отдал приказ закрыть порты на случай, если Пим в товарищами решит покинуть Англию, и потребовал от Лорда-мэра провести обыски в Сити. Наутро он верхом отправился в Тауэр, затем в городской совет, лично убедившись, что в Лондоне взрывоопасное настроение. Люди на улицах кричали о парламентских привилегиях, олдермены напрямую обвиняли Карла в том, что он не прислушивается к советам парламента. Похоже, Карл растерялся. Он требовал расследования беспорядков и причин вывоза оружия из Тауэра, что не могло не вызвать новой волны раздражения. Наконец, в полдень 10 января вместе с семьей он покинул Уайтхол и направился в Хэмптон-Корт, где не были готовы к его приезду, в первую ночь все семейство спало в одной постели. Карлтон писал, что Карл бежал в той манере, в которой виновный водитель скрывается с места происшествия.
Попытка ареста депутатов завершилась, по словам Шамы, «абсолютным фиаско»: «Игра стоила свеч, только если Карл мог быть совершенно уверен в успехе. После оскорбительного провала он выглядел (как и хотел Пим) хуже, чем деспот — как недееспособный деспот» [91, 123]. Это мнение разделяли и современники. Хайд считал произошедшее огромной ошибкой: «Правда состоит в том, что действия короля привели к великим изменениям в поведении и мыслях всех категорий людей в городе и деревне. Если раньше над словами о заговорах и интригах против парламента смеялись, сейчас это казалось правдивым и реальным. Страхи и подозрительность выглядели теперь как проявление мудрости и дара предвидения» [7, I, 505]. Cледствием событий 3–4 января было то, что Карл покинул Лондон. Считая это одной из ошибок короля, Хайд писал о Лондоне как о «метрополисе Англии», центре растущей торговли, резиденции двора, месте расположения судов и корпораций. Оставить Лондон, не попытавшись найти компромисс, было недальновидным решением, ведь гражданская война начнется с попыток восстановить контроль над столицей. Карл I вернется в Лондон только через семь лет, чтобы предстать перед Верховным трибуналом и быть казненным на площади возле собственного дворца.
Глава третья«Противоестественная война»: 1642–1645
Для Кларендона эти годы были временем «губительной ревности и разногласий». Современники называли обрушившиеся на них бедствия смутой или мятежом, «гражданской», даже «антигражданской» войной, «беспощадной», «несчастной» и «противоестественной». Иногда, с долей двусмысленности, «войной короля Карла».
В силу близости Хэмптон Корта к столице королевское семейство не чувствовало себя в безопасности. Карла сопровождали всего несколько слуг и меньше полусотни офицеров. Появись разъяренная толпа, им бы несдобровать. Перед тем, как покинуть Уайтхол, король приказал лордам Эссексу и Холланду следовать за ним. Первый ведал королевским хозяйством, второй был главным постельничим. По сведениям Кларендона, Эссекс сначала собирался выполнить это распоряжение, но Холланд отговорил его, утверждая, что в Хэмптон-Корте их непременно убьют. Теперь у Карла I открылись глаза: его власть пошатнулась. Но и парламентские лидеры вряд ли чувствовали себя в полной безопасности. Когда парламент, в течение пяти дней укрывавшийся в Сити, вернулся в Вестминстер, Пим и его ближайшие сподвижники, опасаясь покушений, присутствовали на заседаниях только в дневные часы, и до марта их постоянно сопровождала охрана.
После январских событий Лондон оказался в руках парламента и поддерживавшей его толпы, требовавшей расправы с лордами-католиками и англиканскими епископами. Город вооружился: берег от Лондонского моста до Вестминстера освещался более чем сотней фонарей, а стражники, на берегу и на баржах, были готовы в любой момент вступить в бой. Во главе лондонской милиции парламент поставил капитана Филиппа Скиппона, о котором, как отмечал Хайд, прежде никто не слышал. Этот неграмотный человек был опытным воином, долгое время служившим в Голландии. Там он проникся кальвинизмом, превратившись во врага англиканской церкви, что и привлекло парламентских лидеров. До своего назначения генерал-майором милиции он командовал артиллерией и обучал лондонцев военному делу. В его обязанности входила охрана парламента, и он получил право привлечь для этого столько людей, сколько сочтет нужным. Через несколько дней его назначили комендантом Тауэра. В дальнейшем Скиппон принял участие в гражданской войне на стороне парламента, поддерживая сначала главнокомандующего Эссекса, а потом Ферфакса. Как и Ферфакс, он отказался принимать участие в заседаниях Верховного трибунала, судившего короля, а при Кромвеле стал генерал-майором и стоял во главе лондонского военного округа, а также вошел в восстановленную протектором палату лордов. Скиппон умер буквально за пару месяцев до Реставрации, оставив, в принципе, хорошую память о себе. Даже Кларендон характеризовал его все-таки мягко.
В помощь лондонской милиции из Бекингемшира прибыло более шестисот вооруженных людей, настроенных решительно. Они представили петиции против епископов и в защиту депутатов, которых безуспешно пытался арестовать Карл, не только в обе палаты, но и самому королю. Гемпден, одна из несостоявшихся жертв монаршего произвола, представлял в палате именно это графство. Петиционеры потребовали от Карла, чтобы Гемпден и его товарищи были восстановлены во всех политических правах. Кладендон утверждал, что день, когда королю вручили это требование, можно считать истинным началом гражданской войны в Англии [7, I, 512]. В ответ на бекингемширскую петицию палата общин приняла постановление: отныне член парламента не может быть арестован без согласия соответствующей палаты. По словам Хайда, парламент делал все, чтобы Карл не чувствовал себя спокойно в Хэмптон-Корте, буквально забрасывая его жалобами на нарушения привилегий палат. В то же время лорды исключили из своего состава двенадцать епископов, противившихся мнению большинства. Парламент хотел взять в свои руки контроль не только над Тауэром, но и другими укрепленными военными арсеналами. Так, были назначены парламентские коменданты в Гулль и Портсмут. Было принято постановление, чтобы не допустить отъезда принца Чарльза за границу.
12 января король отправился в Виндзор, где был в большей безопасности. Оттуда он послал ответ на парламентские требования, суть которого сводилась к тому, что для решения об аресте пяти членов имелись веские основания — изменническая переписка с шотландцами. В то же время он заявлял, что не имел намерения покушаться на права парламента и обещал впредь чтить их также внимательно, как привилегии самой короны. Такой ответ не удовлетворил парламентариев, и палата лордов приняла решение об аресте генерального прокурора сэра Эдварда Херберта. Попытки королевской партии захватить оружие потерпели неудачу: нападение на арсенал в Кингстоне-на-Темзе, которое организовали лорд Дигби и Лунсфорд, провалилось. После этого Лунсфорд был арестован, находился в заключение всего несколько недель, присоединившись к королю в июне. При Эджхилле Лунсфорд попал в плен, был освобожден в 1644 году и вновь присоединился к королю в Оксфорде. Попав вновь в плен к парламентариям после окончания первой гражданской войны, он был отпущен в 1648 году и отправился в американские колонии, где скончался через несколько лет, оставшись в истории той эпохи человеком низкой репутации. Дигби, не дожидаясь ареста, скрылся к Голландии.
Меры, предпринятые парламентом в начале 1642 года, возымели действие: «Люди во всем королевстве теперь были готовы с почтением принимать его диктат, подчиняться его приказам и верить, что их безопасность зависит от его власти, и лишь немногие в палате имели мужество сопротивляться» [7, I, 522]. В то же время король за несколько дней «пал с высоты и величия, которого боялись его враги, так низко, что даже его собственные слуги не смели надеяться на него» [7, I, 524]. Поддержку парламенту выражали лондонские и ремесленные гильдии и не только. В палате общин огласили, «чудовищную», как писал Хайд, петицию от «многих тысяч лондонских бедняков». В ней говорилось: «Многие из нас не знают, как прокормить и содержать себя и свои семьи, другие почти дошли до этого бедственного положения. Если срочно не будет найдено лекарство для излечения от этих бедствий, которое остановит нас в наших действиях, мы не останемся спокойными, а используем все, что имеем под рукой, чтобы избавится от трудностей нашего положения. Чем гибнуть от голода и нужды, мы не остановимся ни перед какими средствами для облегчения нашего положения» [7, I, 550]. Рассчитывая разрядить атмосферу, Карл дал свое согласие на исключение епископов из палаты лордов, однако не был готов идти на уступки в вопросе о руководстве милицией.
7 февраля королевская чета покинула Виндзор и, обогнув Лондон стороной, прибыла в Дувр 16 февраля. Генриетта Мария сопровождала принцессу Марию к ее супругу Вильгельму Оранскому, голландскому штатгальтеру. Перед расставанием они провели в Дувре неделю, и при трогательном прощании Карл обещал не идти на уступки парламенту и сделать все для восстановления собственной власти. Он обещал не делать никаких шагов без одобрения супруги. Королева вывозила из Англии драгоценности короны для продажи, ибо Карл отчаянно нуждался в деньгах. Она сказала королю, что проведет в Голландии год, но если он не восстановит спокойствие в стране, она уедет во Францию. С душевной скорбью расставаясь с королевой, Карл, по крайней мере, испытывал облегчение от того, что она была теперь в безопасности. Генриетта Мария умела добиваться своего: из Голландии она писала супругу, что он не увидит ее, если уступит в вопросе о милиции. Но она еще вернется в Англию, а Мария в 1650 году родит сына Вильгельма, который женится на ее племяннице, тоже Марии, дочери Джеймса Йоркского и Анны Хайд, и станет королем Англии и Шотландии Вильгельмом III после Славной революции 1688–1689 гг. Проводив Генриетту-Марию в Голландию, Карл в Виндзор не вернулся. Он провел несколько дней в Кентербери, где подписал подготовленный Хайдом ответ на парламентский билль о милиции. Затем он соединился с принцем Чарльзом в Кембридже, откуда сообщил парламенту, что отправляется в Йорк, чтобы там готовиться к экспедиции для подавления восстания в Ирландии.