везут в укромное место, чтобы убить. Вопрос о том, по чьей инициативе Джойс осуществил эту операцию, до конца не выяснен. Известно, что в 1647 году, в условиях начавшейся борьбы между индепендентами и левеллерами, мысль об аресте короля обсуждалась в кругах солдатских агитаторов. Несколькими неделями раньше Джойс говорил, что «надо сделать дело, которого никто на земле раньше не делал». Тем не менее, в его самодеятельность плохо верится. В конце мая, во время переговоров с левеллерами, с Джойсом встречался Кромвель, видимо, в какой-то форме предложивший захватить короля и поставить его под контроль армии. Джойс никогда в этом не признавался, сам Кромвель, беседуя с Карлом через две недели, отрицал, что инициатива принадлежала ему. Карл отреагировал так: «Я поверю, если Вы повесите его». Косвенным подтверждением сговора вождя индепендентов и армейского радикала было то, что Джойс получил пенсию и продвижение по службе.
Место, куда его доставят, Карл выбрал сам — это был Ньюмаркт, где находился охотничий домик, куда он приезжал еще в молодости с отцом и герцогом Бекингемом. По дороге, в Чайлдерсли, его встретили представители Кембриджа и армейские гранды, в том числе Ферфакс, Кромвель и Айртон. Ферфакс уверил короля, что не имеет к захвату никакого отношения. Карл сделал вид, что принял новое положение, и получил разрешение вернуть своих духовников. В Ньюмаркте он провел две недели, получив даже возможность выезжать на охоту. Затем армейское руководство приняло решение переправить его в Хэмптон Корт. Это могло обрадовать Карла, полагавшего, что вблизи столицы ему будет легче манипулировать интересами враждебных фракций в парламенте, а также использовать разногласия индепендентов с шотландцами. Разумеется, Кларендон интерпретировал позицию короля иначе, как естественное сомнение, какой из партий отдать предпочтение. С одной стороны, пресвитериане долгое время относились к нему «варварски», и он не хотел снова оказаться у них в руках. С другой стороны, у него не было иллюзий по поводу намерений индепендентов: хотя солдаты и офицеры были вежливы, он чувствовал настороженность и нежелание сколько-нибудь подробно информировать его. Ферфакс был почтителен, он целовал Карлу руку, но это мало что значило, поскольку генерал передал всю власть Кромвелю. Кромвель и Айртона посещали Карла только в присутствии охраны, держались отчужденно и ограничивались отдельными фразами [7, IV, 231]. Кларендон полагал, что отношение лидеров индепендентов диктовалось, в основном, их стремлением не допустить сближения Карла с парламентскими пресвитерианами: «У армии не было страха перед парламентом, поскольку он вследствие своей продажности утратил всякое уважение со стороны народа, но мог задерживать выплаты армии, а главное — восстановить кредит благодаря связям с Сити». Достижение соглашения с королем могло способствовать восстановлению престижа пресвитериан, что индепенденты и хотели предотвратить [7, IV, 235–236].
В Хэмптон Корте Карл получил еще одно послабление — время от времени встречаться с детьми. В Виндзоре, где стороны собрались для переговоров, он провел два дня с сыновьями Джеймсом и Генри и дочерью Елизаветой, находившимися в плену у парламента после сдачи Оксфорда (кстати, Ферфакс обеспечил мягкие условия капитуляции и не допустил разграбления города). Говорят, что встреча с детьми была такой трогательной, что даже Кромвель прослезился. Кларендон передавал содержание бесед Карла с детьми. Надо полагать, что источником для историка были воспоминания братьев: в тексте прямо говорится, что позднее, видимо, в эмиграции, Генри не раз повторял ему (здесь одно из немногих мест, где Кларендон называет себя не в третьем, а в первом лице) слова отца, «глубоко укоренившиеся в нем». Джеймсу было тогда 14 лет, и он хорошо понимал смысл сказанного. Карл предвидел, что с ним случится, и советовал сыну найти возможность бежать за границу, в Голландию. В 1648 году Джеймс действительно сумел покинуть Англию. Елизавету, которая была на два года моложе Джеймса, Карл призывал во всем слушаться матери, «кроме религии», не выходить замуж, кроме как по ее разрешению. По воспоминаниям, Елизавета была красивой, доброй и умной девушкой, но очень нездоровой, болела, видимо, рахитом, и умерла от пневмонии в 1650 году на острове Уайт. Ходили слухи, что ее нашли мертвой с библией, подаренной отцом, под головой. Особой была судьба Генри, герцога Глостерского. Он был ребенком, но помнил, что Карл заклинал его не соглашаться занять престол, пока живы старшие братья. Возможно, в этом рассказе присутствует временное смещение — обычно эти слова относят к последней встречи Генри с отцом, накануне казни. Похоже, так и было, поскольку в 1647 году в руках армии был и Джеймс, но ничего в этом роде, если верить Кларендону, Карл ему не говорил. В течение некоторого времени в 1648 году в кругах индепендентов обсуждалась идея воцарения Генри. Мальчик оставался в Англии до 1652 года и получил строгое пуританское воспитание, видимо, довольно эффективное, и стал, в отличие от старших братьев, твердым протестантом. Кромвель разрешил ему уехать во Францию в 1652 году, религиозные расхождения вели его к раздорам с Генриеттой Марией. В результате он покинул двор и несколько лет сражался в армии принца Конде. Он умер в 1660 году, вскоре после Реставрации, в двадцатилетнем возрасте, от оспы. Его часто вспоминали во время так называемого «исключительного кризиса», когда часть парламентариев, которых стали называть вигами, требовали лишить герцога Йоркского прав на престол из-за его приверженности католицизму.
Карл I получил предложения индепендентов, документ, известный как «Главы предложений», в конце июля 1647 года. Он в расширенном виде включал положения, которые обсуждались годом ранее при посредничестве Ричмонда и Стюарда. Принято считать фактическим автором предложений зятя и ближайшего сподвижника Кромвеля Генри Айртона. Их содержание хорошо известно: действующий парламент подлежал роспуску, новый парламент следовало избирать по системе, при которой каждое графство получало места пропорционально уплачиваемым в казну налогам; он должен был заседать не меньше 120 и не больше 240 дней в году. Король восстанавливался в своих правах, но с рядом ограничений: предполагалось создание Государственного совета, фактически заменявшего Тайный совет, руководство милицией и вооруженными силами переходило к парламенту сроком на десять лет. Мнение кавалеров об этом документе выразил Кларендон: «Предложения, сделанные агитаторами и советом офицеров, были такими же разрушительными для церкви и деструктивными для королевской власти, как и те, которые раньше делал парламент, а в некоторых отношениях даже хуже и бесчестнее» [7, IV, 256–257]. Предложения индепендентов были отвергнуты Карлом «с большим, чем он обычно показывал, негодованием».
На чем строились надежды индепендентов договориться с Карлом? Скотт видел следующие причины кажущегося сближения индепендентов и роялистов: во-первых, индепенденты признавали, что надо идти на уступки в вопросе о статусе англиканской церкви, ибо игнорировать приверженность значительной части населения к епископату невозможно. Во-вторых, шовинизм: в обоих лагерях на Шотландию смотрели как на страну второстепенную по сравнению с Англией. В-третьих, существовало общее желание сохранить «английскую» форму правления, отличную от Ковенанта. В-четвертых, роялистов группы Ричмонда и индепендентов объединяло глубокое недоверие к французской короне [92, 56]. В советской историографии политика индепендентов объяснялась иначе, а именно обострением их отношений с левеллерами как выразителями народных чаяний [115]. Кларендон не верил в существование глубокого конфликта в армии, во всяком случае, считал правильным не преувеличивать эти разногласия. Отметив, что главной чертой Кромвеля было лицемерие, он писал: «Известно, что самые активные офицеры и агитаторы — его ставленники, и никто из них никогда не поступал и не будет поступать вопреки его указаниям» [7, IV, 223]. Кларендон был близок к заключению: борьба внутри армии инспирирована самими армейскими грандами с целью сокрушить пресвитериан в парламенте, однако через некоторое время те, «кто именовал себя левеллерами», вышли из повиновения, стали «дерзко» говорить о короле, парламенте и самих грандах: «То ли этот возмущенный дух был частью обычного кромвелевского колдовства и соответствовал его планам, то ли он вырос из сорняков, посеянных в том беспорядке, но это точно породило для него настоящие проблемы» [7, IV, 261].
Величайшим везением для Кромвеля стала, по мнению Кларендона, смерть графа Эссекса: он скончался скоропостижно, от вялотекущего недомогания, не казавшегося опасным. Его друзья подозревали отравление: «Несомненно, что Кромвель и его партия замечательным образом выиграла от его смерти; он был единственным, чьей репутации и авторитета они боялись, не уважая его» [7, IV, 219]. Кларендон полагал, что будь Эссекс жив, он смог бы остановить «ярость и неистовство», однако «Бог не позволил этому человеку, ставшему инструментом многих бедствий в силу гордости и тщеславия, а не по злобе сердца, выполнить эту славную работу» [7, IV, 219]. Получив отказ Карла I от их предложений, индепенденты пришли в ярость. Кромвель лично говорил Эшбурнхему, что королю нельзя доверять: он не расположен к армии, наоборот, подозрителен к ней; он интриговал с парламентом и пошел на соглашение с пресвитерианами Сити, чтобы вызвать новую войну; заключил договор с шотландскими эмиссарами, чтобы обречь страну на новое кровопролитие[7, IV, 261]. После отказа короля отношение к нему резко изменилось; он чувствовал себя пленником и буквально каждый день получал анонимные предупреждения, что враги намерены расправиться с ним, поэтому лучше бежать.
В конце концов это решение созрело. Если принц Чарльз был везунчиком, его отец явно относился к числу невезучих. В обстоятельствах бегства из Хэмптон Корта много неясного. Слухи, сплетни и разговоры об этом Хайд изложил подробно. Когда положение Карла I стало нестерпимым и непредсказуемым, с ним оставались три доверенных человека: капельдинер сэр Джон Эшбурнхем, сэр Джон Беркли, бывший комендант Эксетера, и сэр Уильям Легг. Беркли и Легг незадолго вернулись из Франции, где пробыли некоторое время после поражений. Беркли якобы имел какие-то контакты с Кромвелем и Айртоном, будучи посредником в переговорах о «Главах предложений», в чем его поддерживал Эшбурнхем. Ночью 11 ноября (Кларендон указывал на сентябрь, но, как показали публикаторы «Истории мятежа», это было одной из его хронологических ошибок) Карл, воспользовавшись тем, что из его покоев можно было по лестнице, незаметно для охраны, попасть в сад, скрылся. Почему охранники ничего не заподозрили? Охрана якобы была отведена подальше от королевских покоев по королевской просьбе: в Хэмптон Корт приехала принцесса Елизавета, и шум мешал ей спать. День был выбран не случайно: был четверг, когда он уходил в свои покои рано, чтобы готовить корреспонденцию. Поэтому его отсутствие вечером не вызвало беспокойства, а фактор времени играл решающую роль для успеха задуманного предприятия. Кларендон писал, что лошади ждали беглецов у лестницы, но так быт