ь не могло: животные привлекли бы внимание. Правдоподобнее другая версия: Карл и Легг незаметно покинули дворец, добрались до Темзы, где ждала лодка, а на другом берегу Эшбурнхэм и Беркли стояли наготове с лошадьми. Беглецы поскакали на запад, в Гемпшир, где на побережье, как рассчитывал король, их должен был ждать корабль. Беркли вспоминал, что Карл спросил об этом, но он ровным счетом ничего не знал и предположил, что Эшбурнхэм сознательно утаил от него эту важную деталь плана, чтобы поднять свой кредит у короля. Однако корабля не было. Беркли предложил скакать на запад, но Карл отверг это. Тогда Эшбурнхэм предложил скрыться на острове Уайт, где комендантом крепости Карисбрук, расположенной в миле от главного города Ньюпорта, был полковник Хэммонд, человек, близкий к Кромвелю, по совету последнего женившийся на дочери Джона Гембдена. Не понятно, почему беглецы решили, что это «великодушный и честный человек», которому можно довериться. По словам Кларендона, случилась «фатальная ошибка». Эшбурнхэм и Берли направились договариваться с Хэммондом, а король и Легг нашли временный приют в поместье графа Саутгемптона в Тичфилде. Самого хозяина дома не было, но их встретила мать графа, создавшая им максимально удобные условия.
Прибыв на Уайт, посланцы Карла I ввели Хэммонда в курс дела, и вроде бы получили гарантию безопасности для монарха, но при условии, если комендант сам отправится за ним, на что Эшбурнхэм согласился. Когда Карл узнал, кого тот привез, то сразу почувствовал неладное и сказал: «Ты погубил меня, ты все вернул в прежнее положение». Смущенный Эшбурнхэм ответил, что готов спуститься и убить Хэммонда, но король, походив в задумчивости по комнате, заметил: «Мир мне этого не простит». Хэммонд обещал безопасность и уважение к персоне монарха — новым местом пребывания стал остров Уайт. В Карисбруке Карл не раз повторял, что никакого предварительного плана отправиться на остров Уайт у него не было. Почти сразу он понял, что совершил ошибку и попал в ловушку. Она захлопнулась не сразу. Сначала Карл обладал свободой передвижения по острову и имел возможность принимать не только парламентских эмиссаров, но и представителей шотландского Ковенанта. С ними он заключил секретное соглашение, но было поздно. Парламент утвердил билли, содержавшие категорические условия: полная отмена епископата, отказ от командования милицией на двадцать лет, погашение долгов перед армией, наказание всех видных роялистов, в том числе конфискация их имений. Встретившись с делегацией парламента, Карл отверг эти требования в резкой форме. Почему Карл не использовал последнюю возможность бежать, когда к острову подошел корабль, присланный Генриеттой Марией? Потому ли, что изменился ветер, сделав отплытие невозможным? Ч. Карлтон писал, что со времени бегства из Хэмптон Корта король просто пребывал в состоянии апатии. Но парламент не дремал: охрана была усилена верным индепендентам гарнизоном, советники-роялисты лишились доступа к патрону, а любая попытка встретиться с ним рассматривалась теперь как акт измены. Объяснение с Хэммондом ничего не дало: на вопрос, может ли он выйти на прогулку, Карл получил прямой ответ: «Нет». Местный роялист капитан Барли во главе группы из нескольких женщин и юноши-барабанщика совершил героическую и бессмысленную попытку спасти короля, двинувшись на крепость с мушкетом в руках. Как утверждал Кларендон, восстание не охватило весь остров только потому, что находившиеся в крепости роялисты призвали народ разойтись. Барли «дорого заплатил» за свою верность: парламент приговорил его «за измену королю и разжигание новой войны» к повешению и четвертованию, чтобы «вселить ужас во всех».
Кларендон писал, что в «нестыковках» и печальных обстоятельствах, последовавших за бегством из Хэмптон Корта, многие подозревали предательство или злой умысел, который так и не был раскрыт, оставшись предположением. Если произошедшее не было следствием фатальных случайностей, то подозревать можно кого-то из трех, кто был с Карлом. Репутация Легга делала его выше любых подозрений, да и к планированию бегства он не имел отношения. В характере Беркли были «амбиции и тщеславие», но желания подозревать его в неверности королю ни у кого не возникло. Когда Хэммонд вознамерился лично ехать за королем, Беркли возражал и хотел остаться на острове в роли заложника. Остается Эшбурнхэм, которому Карл доверял, и советам которого следовал. Имеются свидетельства, что остров Уайт звучал в высказываниях Эшбурнхема еще в Хэмптон Корте. Так, лорд Лэнгдейл, оставшись один в комнате Эшбурнхэма, «из любопытства» прочитал в его бумагах, что королю лучше скрыться на острове Уайт, где во главе войск «честный человек» Хэммонд. В то же время Карл I до самой гибели продолжал верить ему, за него поручались такие влиятельные роялисты, как Ричмонд и Саутгемптон. При Кромвеле Эшбурнхэм провел несколько лет в заключении, что, впрочем, может найти разные объяснения. Короче, подозрения в адрес Эшбурнхема никогда не были подтверждены. Некоторые полагали, что он сам мог стать игрушкой в руках Кромвеля и Айртона, перехитривших его, убедивших его в том, что действует в интересах короля. Если это не так, то почему для бегства короля из страны не был подготовлен корабль? [7, IV, 268]. Кларендон допускал и то, что Кромвель специально распускал слухи, чтобы испортить репутацию Эшбурнхэма [7, IV, 273]. Важным аргументом в пользу того, что дело не обошлось без Кромвеля, было для Кларендона понимание характера вождя индепендентов, «величайшего лжеца, чье необычайное лицемерие служило ему на пользу, который использовал любые методы, самые негодные и грубые, для достижения своей цели» [7, IV, 305]. Характеризуя Кромвеля, Хайд недаром вспоминал Макиавелли.
Так что нельзя с уверенностью утверждать, что бегство Карла было подстроено Кромвелем, как это делает, вслед за М. А. Баргом, Л. И Ивонина: «Есть мнение, что слух об убийстве был пущен Кромвелем, чтобы спровоцировать короля, а после показать его ненадежность как переговорщика. Очевидно, что без содействия охраны этот побег не мог свершиться» [120, 152]. Нельзя сбрасывать со счетов, что Кларендон мог охотно передавать недобрые слухи об Эшбурнхэме, так как со времени эмиграции находился с ним во враждебных отношениях, в том числе по причинам личного свойства. Дело в том, что в 1649 году он женился на богатой вдове, леди Паулетт, которой Хайд настоятельно советовал не заключать этого брака. В отличие от Барга и Ивониной А. Н. Савин полагал: слухи о том, что бегство королю «организовал» Кромвель — целиком выдумка роялистов, а мнение о нем как о «бездушном и ловком честолюбце», «преувеличено, если не лживо» [137, 423]. Весомым аргументом для Савина было то, что бегство Карла из Хэмптон Корта «давало козырь в руки левеллерам», чего Кромвель не мог не понимать. Да и риск был велик: предсказать наверняка, что Карл выберет Уайт, было невозможно, если только не считать Эшбурнхэма агентом Кромвеля, чего никто из роялистов даже из числа его врагов не предполагал. Так что загадка бегства из Хэмптон Корта останется загадкой навсегда.
Пока в Англии происходили эти события, Хайд оставался на Джерси, где после отъезда принца провел два года, находясь вне сферы активной политики. Он как бы изолировал себя от обеих линий в роялистском лагере, одной, направленной на достижение согласия с Шотландией и питаемой надеждой на помощь Франции, олицетворяемой теми, кто уже находился в эмиграции, и другой, подразумевавшей соглашение с индепендентами. Обе эти тактики были для него неприемлемы. Временный уход из политики имел один несомненный плюс: он мог вести спокойный и размеренный образ жизни, продолжая занятия литературным творчеством. Жизнь подчинялась неизменному распорядку. Хайд и его товарищи Кейпл и Хоптон проживали рядом, в главном городке острова Сен Хилари. День начинался в одиннадцать, когда они вместе с их общим духовником молились. После молитвы Хайд в своих покоях продолжал работу над «Историей мятежа». Они всегда вместе обедали, вскладчину, как правило, у Хоптона, чье жилище считали самым удобным. Ежедневно вечером гуляли по берегу и нередко посещали в замке Картерета, который всегда принимал их «с особой добротой и учтивостью». Удивительно, но Хайд даже увлекся выращиванием лука, моркови и чечевицы.
И на Джерси война напоминала о себе. Жизнь там была удобной, не слишком богатой событиями. Хайд хорошо помнил, как узнал о смерти «близкого друга» сэра Гарри Киллигрю, храброго воина, отказавшегося уехать вместе с принцем и до конца осады остававшегося в Пенденнисе. Еще в начале революции, не будучи связанным с двором, этот член палаты общин с рвением протестовал против незаконных мер парламента. Он потерял в войне единственного сына. Не занимая командных постов, он был настолько авторитетен, что командиры обращались за советом только к нему. В минуту опасности он сохранял мужество и чувство юмора. После капитуляции крепости он разряжал карабин, и осколок попал ему в лоб, чему он не придал значения, хотя пролилось много крови. Хирург перевязал голову, и Киллигрю решил отправиться, как и планировал, на остров Сен Мало, а оттуда на Джерси. Трое друзей в нетерпении дожидались его у моря, но корабль доставил только тело в гробу. Отправив письмо о своем приезде, он послал за врачом, который обнаружил, что рана глубокая и опасная. На следующий день Киллигрю умер, завещав похоронить себя на Джерси.
Большую часть времени Хайд отводил «Истории мятежа». Излагая политическую борьбу в парламенте, он полагался, в основном, на память. При описании военных действий консультировался у товарищей. Хоптон подготовил для него рукопись о военных действиях в 1642–1644 гг. Комендант Картерет был экспертом в морских делах. В то же время Хайд много читал: Фукидида, римских классиков, Ливия, Тацита, Туллия, Плутарха, средневековые хроники, авторов эпохи Возрождения, в том числе Филиппа де Коммина, Макиавелли и Бэкона. Эти труды формировали его мастерство и стиль. Вначале он думал, что адресатом его произведения является король, но постепенно цель поменялись. На Джерси Хайд приступил к богословскому труду «Размышление о псалмах Давида», который, как и «Историю», завершил во время второго изгнания.