А потом все пропало. Вот еще секунду назад я смотрела в его молодые смеющиеся глаза, и вот его нет. И как-то все разом навалилось. Вдруг нестерпимо заболела рука. Я до этого и не ощущала, как сильно я обожглась. Теперь я устало опустилась на пол и уселась перед картиной. Габби опустился рядом. Я держала здоровой рукой себя за запястье и бережно баюкала поврежденную ладонь. Габби прислонил меня к себе, и я с радостью облокотилась на него.
Так мы и сидели, пока в сгущающихся сумерках не раздался знакомый ледяной голос.
— Что здесь происходит?
Вот почему так-то? Его сиятельство герцог Рихард де Алеманьа был просто великолепен. В шикарном костюме, высокий и красивый. Габби был относительно меня еще чистым. Я же после мытья кастрюль и сковородок и пребывания в гобелене была жутко грязная. Опять. Габби вскочил и, подхватив меня под мышки, поставил на ноги. Я так и стояла, сжимая поврежденную руку и во все глаза рассматривая герцога.
Не дождавшись от нас ответа, герцог внимательно осмотрелся и в первую очередь картину, под которой мы сидели. Потом перевёл взгляд на нас и, заметив мою ладонь нахмурился. Потом подошел и протянул Габби перекинутый через руку длинный плащ.
— Подержите, Габбриэль. — Ну надо же. И как он определил, что это Габби? Их же сегодня с Себом не различить.
Герцог вдруг взял меня за поврежденную ладонь и заглянул в глаза.
— Очень больно?
— Да. То есть, нет. Терпимо.
— Сейчас станет легче. — и он, наклонившись к моей руке, осторожно подул на нее.
Так дуют в детстве на пальчик. Но от его дыхания повеяло морозом и нестерпимо пылающей ладони стало легче. Он поднял голову и снова заглянул мне в лицо. Мы стояли очень близко друг к другу. Он смотрел мне в глаза, как будто пытался там что-то отыскать. А я просто смотрела. В его голубые глаза, на аристократические тонкие черты лица. И вдруг взяла и убрала со лба спадающие туда посеребренные волосы. От моего жеста герцог вздрогнул, но глаз не оторвал. А я как завороженная провела рукой по его волосам.
— Ваше сиятельство, все в порядке? — Вдруг раздался голос от двери, прерывая волшебство момента.
— Да, граф. В абсолютном порядке! — Он выпрямился и, не отпуская моей ладони, протянул руку, — Габбриэль, плащ, живо.
Он загораживал меня от стоящих в дверях галереи людей своей широкой спиной. И вот я с ног до головы оказалась закутанной в его широкий плащ. А на голову, прямо на колпак, каким-то чудом державшийся на голове, мне натянули капюшон. Таким образом полностью скрывая ото всех. Развернувшись к вошедшим, герцог произнес:
— Я вынужден срочно покинуть ваш гостеприимный дом, граф.
— Вы не останетесь посмотреть фейерверк? — Раздался милый женский голосок.
Очень хотелось посмотреть на вошедших, но капюшон плаща почти скрывал весь обзор. Да и находилась я по-прежнему за спиной герцога и выдвинувшегося немного вперед Габби.
— В другой раз непременно, милая неска Юлия. Но сейчас, к моему глубокому сожалению, я вынужден уйти. Передайте мои искренние извинения гостям. Впрочем, праздник уже завершается. И я надеюсь, мой уход никого не огорчит, — продолжил герцог.
— Меня он очень, просто очень огорчит, — с придыханием и хрипотцой произнёс тот же женский голос совсем близко.
— Хм. Все же прошу прощения. Но мне пора. Эти два юных газтера отправляются со мной. Всего вам доброго, граф. Габбриэль, очнитесь! За мной! Живо!
С этими словами, так и не отпустивший мою руку герцог, довольно быстро пошел вперед. Я смотрела себе под ноги и только и думала, как бы не запутаться в полах плаща и не упасть. Все равно из-за надвинутого капюшона мне было мало, что видно. Я только и успела заметить мужские ноги в туфлях с огромными пряжками, да подол шикарного платья.
Мы, не снижая темпа, прошли по коридору, и вышли на лестницу ведущую вниз. И тут герцог быстро, я даже и понять ничего не успела, подхватил мою закутанную фигуру на руки и стал быстро спускаться.
— Габбриэль, дверь. У подъезда мой автомобиль, откройте мне дверцу и залезайте на переднее сидение, — отдал команду герцог.
Так, нигде не останавливаясь, герцог со мной на руках сел в машину и отчеканил:
— На улицу «Трех голубок». Лавка Мэтра Липринора.
Машина тронулась и плавно поехала. Это была, я уверена, машина, которую регулярно магически подзаряжали, и она не тарахтела на все лады. Герцог аккуратно пересадил меня на соседнее сидение и снял капюшон.
— Я очень надеюсь, что на сегодня ваши приключения закончены? И вы никуда до завтра не денетесь, неска Клариса? — и, дождавшись моего утвердительного кивка, продолжил, — я завтра буду ждать всех участников сегодняшних событий у себя. Всех участников, Габбриэль! Я хочу услышать все подробности и детали. Да, и присутствие Мэтра и Арчибальда обязательно. Я надеюсь, вы поставите их в известность Габбриэль?
По всей видимости, Габби тоже потерял дар речи, потому что кивал на каждое слово герцога. Добрались мы очень быстро. Герцог вышел из машины и помог выбраться мне. На пороге лавки стояли взволнованная эмакум Альма и расхаживающий туда-сюда Мэтр.
— Мэтр Липринор. Эмакум Альма. Рад видеть вас в добром здравии. Эмакум Альма, не стоит так волноваться. Не случилось ничего страшного. Все живы, почти здоровы, и даже закон нарушили на этот раз не сильно. Мэтр, вашей приемной дочери необходима медицинская помощь. Думаю, ваша жена справится. Необходимости во враче нет. Я буду ждать вас завтра у себя. А сейчас разрешите откланяться. До завтра. — Произнеся все это, он подошел к эмакум Альме и поцеловал ее руку. А потом взял мою здоровую ладонь и поднес к лицу.
— До завтра.
Он поднес мою ладонь и провел ей по лицу, а потом поцеловал. Пока я приходила в себя, сиятельство уже отпустил мою руку, сел в машину и уехал. А я осталась стоять на пороге лавки ошеломленная и почему-то счастливая.
Глава 7. «Песенник Мартина Кодаса»
Все, кто любит, — не жалейте мига,
соберитесь возле моря, в Виго:
пусть омоет нас волна морская!
«Песенник Мартина Кодаса» конец XIII— начало XIV века
Мы молчали. Говорить не хотелось совсем. Вообще я не представляла, как тут можно вести беседу, разговор, смеяться или шутить, обсуждать важные вопросы. Здесь хотелось только шепотом аккуратно шикнуть на пытавшегося улыбнуться Габби. И постараться поменьше дышать, потому что твое дыхание может заставить золото потолка потускнеть.
Утром, сразу после завтрака, за нами приехала машина. В этом, на мой взгляд, не было особой нужды, так как особняк герцога был не так далеко, и мы вполне могли дойти пешком. А потом выяснилось, что это не особняк, а целый замок и подъезжать к нему и в самом деле нужно на машине. Но только вот Свен на своей дребезжащей колымаге точно туда бы не заехал. Поэтому ребята пришли пешком. А вот мы с Мэтром торжественно доехали.
Нас провели, через целую цепочку залов и комнат. С картинами в золотых рамах, с белоснежными мраморными скульптурами, с антикварной мебелью. И с каждым шагом мне все больше казалось, что я в музее. Но не может же человек тут жить? Обедать? Читать?
Оказалось, что может. Когда нас, наконец, довели до залы для приемов, не знаю, как иначе ее назвать, и разрешили присесть, сел только Мэтр. Все остальные остались стоять. Наверное, боялись испортить белоснежную мебель с золотой позолотой. Арчибальда почему-то не было. Так мы прослонялись по зале где-то час. А потом Габби не выдержал и сел. Только вот не на ажурный стульчик. И не к Мэтру на белый диван. Он плюхнулся у стены прямо на пол.
А я что? Подошла и уселась рядом. Ги ухмыльнулся и сел напротив нас, по-турецки сложив ноги. Себ со Свеном переглянулись и завершили наш круг. Мэтр на это промолчал.
— Ги! Давай нашу! Студенческую, — попросил Себ.
И Ги дал. А мы дружно подхватили. Он пел студенческий гимн, а мы все дружно хлопали и подпевали. И вот уже вокруг нас отплясывали магически созданные студенты с пенящимися кружками, а мы задорно гикаем с ними в такт. Именно так, раскачиваясь и подпевая Ги, нас и застали Арчи и «его драгоценное сиятельство».
— Вообще-то это зал для приема членов Магического совета. В том числе и Двенадцати Мудрейших. И первый раз тут пьют пиво. Пускай и не настоящие студенты.
Мы обернулись и уставились на вошедших. Арчи был одет в свою обычную одежду. А вот на герцоге был парадный мундир. На груди весела золотая цепь с какой-то большой бляхой, усыпанная таким количеством камней, что в темноте хватило бы осветить улицу. С цепи свисали в двух местах длинные, похожие на сосульку, золотые аксельбанты, украшенные на концах прозрачными капельками бриллиантов. Сказать, что герцог сиял, как новогодняя елка — ничего не сказать. А он между тем продолжил:
— Обстоятельства вынудили меня срочно уехать среди ночи на важное заседание. Я прошу прощение за опоздание. Я только что приехал. Будет лучше, если мы переместимся из официальной части замка в жилую. Арчи проводит вас. А мне нужно переодеться.
Он уже развернулся, чтобы уйти, но вдруг обернулся и, посмотрев на меня, сказал.
— Неска Клариса, не сидите на полу. Он мраморный и холодный. Юным нескам это не полезно. Так же, как и класть руку на плечо мужчине, не являющимся близким родственником.
И ушел. Вот просто отчитал и ушел. Ну, да, мы раскачивались в такт. Габби положил руку мне на плечи, а я — на Свена. Что-то вроде матросской качки у нас получилось. Сноб. Так и знала. Мне еще вчера, когда мы вернулись, эмакум Альма принялась старательно объяснять, что приличной неске не следует так смотреть на «его сиятельство». «Его сиятельство» не для такой девушки, как я. И пока мне обрабатывали руку, все уши прожужжали, что у «его сиятельства» каждый месяц новая невеста. И что «его сиятельство» не может себе позволить ухаживать за дочерью простого мэтра. К нему графские дочери в очередь выстраиваются и выясняют, чья очередь в невестах ходить. Что народная молва его уже три раза женила, четыре раза справила тайную свадьбу и пять раз венчала в часовне в горах. Но ни разу при этом героиня-невеста не была обычной горожанкой. Только знатные аристократки, да ещё и с титулом.