Через три дня проверок, снятия с должностей, тонн отчетов и груды документации пришла анонимка. Так просто мою судьбу решил корявый почерк молодого полицейского, того разговорчивого, что тащил меня по коридорам Бастиды. Это было его рук дело. Такой безграмотности и его «дык» и «сюдой» было невозможно забыть и легко вычислить. В письме-то и говорилось о юной неске, что доставили в Бастиду. Молодой парень только на третий день осознал, что они, собственно, натворили.
А дальше герцог лично перетряхивал всю тюрьму и заходил в каждую камеру. Почему этого не сделали раньше? Так в голову не могло прийти этим аристократам, что юную неску с магическими способностями и вдобавок несовершеннолетнюю можно туда отправить. Я должна была упасть в обморок, как только увидела стены тюрьмы. И уж точно не должна была продержаться в ней три дня. Поэтому герцог искал мое тело. Или вещи, если от тела успели избавиться. Или магический след, который моя смерть должна была оставить.
То, что он нашел меня живой, было чудом. Он нашел и двоих полицейских, что отвезли меня туда. И постепенно ниточка начала разматываться. Это были не брави, наемные убийцы с непреложным кодексом. Те скорее умрут, чем выдадут заказчика. Полицейские этим не страдали. И тут же, как только их вычислили, сдали того, кто заплатил. А потом постепенно, одного за другим, и герцог стал подбираться все ближе и ближе. В моей отправке в Бастиду было задействовано слишком много людей. Тут явно перемудрили, на мой взгляд. Проще меня было прирезать по-тихому. Но то ли собирались шантажировать, то ли еще были какие-то планы на меня.
Что касается тела в кабинете, то это был профессиональный вор, которого специально подставили. Он устроился на работу слугой и, дождавшись отъезда герцога, залез к нему в кабинет. И все было бы хорошо, если бы он обчистил сейф с деньгами и некоторыми фамильными драгоценностями. Но он полез в сейф с секретной документацией, на котором стояла защита от взлома. Смертельная защита. Те самые Лезвия. На эту защиту у Рихарда было разрешение и лицензия. И все об этой защите знали. Ну, те, кому положено знать. Вору, скорее всего, дали неправильную информацию, об отключении охранки. Не думаю, что он бы так полез.
И вот сижу я на диване, читаю, Рихард работает. Он теперь всю работу домой притаскивает. Как говорит: временно, пока я окончательно не поправлюсь. И тут заходит слуга и таким пафосным голосом объявляет:
— Его сиятельство, член Совета Магов герцог Фредерик де Дюжерон.
Не успел он все это проговорить, как его резко оттолкнули, и в кабинет влетел этот самый Дюжерон. Мы виделись несколько раз на балах и приемах. Мне он никогда не нравился. Гонору много, толку мало. Он даже говорил в нос. Будто все запахи мира ему уже приелись. При этом был полит духами, как парфюмерная фабрика, когда у них разом все флаконы полопались. А еще смотрел свысока. Ладно, на меня. Я не гордая, переживу. Но Рихард ему по положению ровня, а по занимаемой должности даже выше. И никак не попадал под определение наглых выскочек.
Слуга закрыл за посетителем дверь, а я собиралась встать и уйти. Но этот тип вдруг завопил противным прононсом:
— Как ты вышел на меня?! Ты все равно ничего не докажешь!
— Напротив. Доказательств у меня набралось очень много. Это и растрата, и незаконное применение магии Поражения. И злоупотребление полномочиями и даже изнасилование. Будет суд. И на нем на тебя выльется столько грязи, что твой род будет отмываться ни одно столетие.
— Ты не посмеешь. Ты наглый, самоуверенный…
— Тебе лучше замолчать. Пока ты не ухудшил свое и так незавидное положение. А теперь выметайся из моего дома.
— Ах, ты! — и в Рихарда полетело, что-то черное и явно не доброе.
Но Рихард как, оказалось, был готов к такому повороту событий, потому что тут же вспыхнул золотой круг. Это был Магический дуэльный круг. От круга, в котором мы дрались с брави, его отличал цвет. Тот был белый, и там была запрещена магия. Этот был золотисто-желтый, и в нем не использовалось оружие.
Это было очень красиво. По буйству красок, вспышек и молний напоминало салют на День Победы. Я не волновалась ни капельки, полностью уверенная в победе Рихарда и просто наслаждалась непередаваемым зрелищем. Тем более, что за пределы круга ни одна молния не проскочила. Когда Дюжерон упал и больше не шевелился, я не удивилась.
Рихард потом объяснил, что суд и разбирательство затянулись бы очень надолго. А дуэль была отличным выходом.
В лавку к мэтру я выбралась только через две недели. Все врачи в один голос заявили, что я полностью здорова. И даже моих привычных телохранителей не было. Рихард после того, как его враг был уничтожен, успокоился и стал отпускать меня одну. Тем более, тут было близко, и я ходила туда днем.
Рихард крайне болезненно относился ко всему, что связано с моим похищением. Поэтому свои вопросы я адресовала мэтру. И закономерно получила весьма исчерпывающий ответ, и даже больше.
— Беатрис Чени? Старое и уже почти забытое дело. А раньше ведь многих будоражила история этой девушки. Сколько было версий и предположений. Но смысл всего этого очень простой. Беатрис Чени убила с помощью своего любовника отца. Ей нужна была свобода и наследство. Убили они его довольно примитивно и грубо. Уверенные в своей полной безнаказанности, даже не потрудились скрыть улики. А улик там было предостаточно уверяю тебя, — мэтр задумчиво потер переносицу.
— Их арестовали? — продолжила я.
— Разумеется. Несмотря на знатное происхождение и магическую одаренность, девушку поместили в тюрьму. И было дознание и суд. На котором Беатрис Чени все отрицала. Вот именно на этом основании непризнания своей вины и еще на её красоте, молодости и строились все версии о невиновности девушки. А улики-то говорили как раз о вине.
— И ее осудили?
— Да. Её приговорили к лишению магии и запечатывании всех магических свойств. К сожалению, в старые времена формула еще не была должным образом выведена. И иногда дело заканчивалось смертью осужденного. Беатрис Чени умерла, погибла при исполнении приговора. Это еще больше романтизировало её образ. Признаюсь тебе, Клари, я сам по молодости увлекался этой историей. Читал все, что мог прочесть. А когда увидел в лавке старьевщика её портрет, вероятно, работы одного из учеников Гвиддо Рени, не удержался и купил. Она там очаровательна. Я сейчас тебе покажу. — Ии он ушел в глубину лавки и быстро вернулся с небольшим портретом в руках.
— Мэтр, а можно я до нее дотронусь? Я сегодня еще не применяла магию, — у меня просто глаза загорелись от любопытства.
— Непременно сделай это, Клари. Я тогда был очень молод. И своей лавки у меня еще не было. Но я сохранил этот портрет и не продал, как первою картину, что я купил.
— Это набросок? Он по краям не завершен? Но девушка просто волшебная.
— Да, скорее всего это набросок к большой картине. На ней Беатрис Чени в тюрьме. Там стражники, священник и как раз художник, пишущий её портрет. А это просто головка. — Мэтр любовно погладил раму картины. Было видно, что она ему дорога.
— Она очень красива, и нежна. И ни на минуту не веришь, что она отцеубийца.
— Да. Именно поэтому все и не верят. Дотронься же, Клари. — Мэтр протянул ее мне.
Это была мастерская, в которой находились две девушки. Одна держала в руке метлу и совок. А вот вторая бала перепачкана в краске, в её руке была зажата кисть, и она стояла рядом с мольбертом.
— Лючия, потом уберешься. Ты мешаешь мне своим скрежетом и постоянным мельтешением.
— Подумаешь, важность какая. Опять краски переводите. Не женское это дело. Лучше бы замуж вышли. А то весь город болтает о Элизабете Сираниди, занимающейся не своим делом. Да и видано ли это? Рисовать эту убийцу Чени. Сжечь все упоминания о ней и дело с концом.
— Лючия, просто уходи.
Видение пропало, а я перевела с картины взгляд на Мэтра и подробно рассказала, что я увидела.
— Клари, это же невероятно! Элизабете Сираниди в моей скромной лавке. Я и помыслить не мог, что этот скромный портрет обретет такое авторство. Спасибо, Клари, девочка. Я невероятно счастлив.
— Она известная художница?
— В определенных кругах, безусловно. К моему огромному огорчению, у нее мало работ. Она рано умерла. Ходили слухи, что её убила служанка. Вот эта самая Лючия Толомели. Было дознание, но улики были не достаточны для обвинения.
— Спасибо за прекрасную историю, мэтр. А то это имя Чени не выходило у меня из головы. Я побегу.
Мир искусства прекрасен и ужасен одновременно. После всех этих рассказов про отцеубийство и отравление, было особенно приятно очутится в теплых объятьях любимого мужчины.
Глава 16. «Происхождение Млечного Пути» Якопо Робусти Тинторетто
«Рисунок — как у Микеланджело,
колорит — как у Тициана»
Девиз на стене мастерской Якопо Робусти Тинторетто.
— Вы, безусловно знаете, неска Клариса, трех китов, на которых базируется подлинность картины, — медленно слегка растягивая слова вещал мэтр Басюдором.
— Безусловно, мэтр. Я…
— Но все же, позвольте мне их вам напомнить. Итак.
В последнее время с Рихардом творилось что-то непонятное. Мне казалось, что теперь, когда его враг был убит, прошли выборы в Совет Магов и победил даже его друг и приятель можно и расслабится. Но все было наоборот. Он нервничал и постоянно куда-то уезжал. Я просто изводилась в такие дни, понимая только теперь про эти самые пресловутые нити, что нас связывали. Мы стали мало, где бывать вместе. Мне его не хватало, но я все же надеялась, что всё, как-нибудь, образуется.
Это мое заключение в Бастиде и последующая за ним болезнь повлияли на него гораздо сильнее, чем на меня. Он после приключения с разбойниками не был таким. То время, что он меня искал, и потом, когда я боролась с лихорадкой, он назвал одним из самых трудных в его жизни. Он очень испугался, что потеряет меня.