– Вот что, – вдруг сказал Дима. – Я сам только что из магазина. Держи.
С этими словами он вынул из своего пакета упаковку яиц и протянул ее девушке. Аня залилась румянцем, запротестовав:
– Нет, ты что? Спасибо, не надо…
– Тебе нужно домой, промыть рану, – напомнил Дима. – А я себе еще куплю, не переживай.
– Ну… хорошо.
– Можно тебя проводить?
Эти слова вырвались у Димы совершенно спонтанно, и он здорово испугался, когда это уже произошло. А вдруг Аня откажется? Засмеется и скажет: «Спасибо, конечно, но обойдусь без тебя» или еще что-то в этом роде.
Вместо этого Тополева просто сказала:
– Зачем спрашивать? Мог бы и просто сказать – пошли, провожу тебя! Тем более, вон, скоро дождь будет!
Сказать, что Дима обрадовался, означало вообще ничего не сказать. С загоревшимися глазами он сначала ухватился за велосипед, потом поставил его обратно и, кинувшись к упаковке с разбитыми яйцами, поднял ее и аккуратно отправил в ближайшую урну.
– Неси корзину, а я поведу велик, – сказал он, и Аня, улыбаясь, сделала так, как он предложил. Шлангин осторожно покатил велосипед перед собой, Аня, прихрамывая, шла рядом. Тут же, словно по негласной команде, начал накрапывать дождик.
Дима шел, втайне желая, чтобы этот путь оказался самым длинным в его жизни. А еще лучше, если бы Ане вновь понадобилась помощь, и он смог бы ее в очередной раз выручить! Ведь как классно и эффектно вышло с великом и яйцами!
– Ну вот, мой подъезд, – сказала Тополева, остановившись у ступенек. Она взглянула на почти черное небо и передернула плечами:
– Сейчас начнется настоящий ливень.
– Наверное, – кивнул Дима и вымученно улыбнулся.
«Пригласит к себе или нет?» – с колотящимся сердцем думал он.
Видимо, в этот день даже небо было на его стороне.
– Ну, куда ты в такую погоду? – рассудительно проговорила Аня. – Хочешь, ко мне зайдем? Мои все равно до позднего вечера в гости смотались. К папиному брату, – пояснила девушка, как будто это имело какое-то значение.
– Конечно, – выдавил Дима, чувствуя, что его лицо начинает гореть от стыда.
Все остальное происходило словно в волшебном сне. Как только они вошли в квартиру Ани, зарокотал гром, и мощнейший ливень стеной обрушился на город. Тополева тут же начала закрывать окна, Дима стал помогать ей. Далее они, смеясь и подшучивая, смазали йодом царапину на ноге девушки, после чего сели на крохотной, но уютной кухоньке. Аня включила чайник.
– Ты голодный? – спросила она, доставая из шкафа чашки.
– Нет… то есть я бы не против чего-нибудь схомячить, – быстро поправился Дима, и она открыла холодильник. Когда чайник вскипел, на столе уже стояли блюдца с бутербродами и шоколадными вафлями.
Дима пил восхитительный обжигающий чай, жевал бутерброд с сыром, при этом украдкой наблюдал за Аней и понимал, что еще никогда он не чувствовал себя таким счастливым. За окном бушевал гром, почерневшее небо изредка пронзали сверкающие зигзаги молнии, дождь яростно хлестал в окно, а он был счастлив.
– Давно хотела тебя попросить, – вдруг сказала Аня, и Дима невольно напрягся. – Научишь меня играть в шахматы?
– Что?! – не веря своему счастью, произнес Дима и поперхнулся бутербродом. – В шахматы?! А ты разве… А у тебя есть комп?
– Ноут, – ответила Аня.
– Конечно! – воскликнул Дима, с шумом вскакивая из-за стола и прихватывая с собой недопитую чашку. – Показывай! Сейчас! Я за полчаса из тебя мастера спорта сделаю!
Аня смеялась.
Потом он сидел за ноутбуком, скачивая простейшую шахматную программу, а Аня неслышно стояла за ним, глядя на экран поверх его головы. Он чувствовал тепло ее тела, чувствовал дурманящий запах ее волос, ее кожи и с большим трудом удерживал внимание на экране ноутбука.
– Вот смотри. Начинаем ходить всегда с пешки – «е два» – «е четыре». Твоя задача – все время держать в уме опасные фигуры, которые могут внезапно нанести удар по самому дорогому – по королю… Самые опасные фигуры – это ферзь, слон, самая коварная – конь…
– Ах, какой же он коварный, этот конь, – эхом отозвалась Аня, и Дима вдруг почувствовал, что она осторожно опустила руки на его плечи.
Ему показалось, что он одеревенел.
– И конь… Ну да… – через силу произнес он, пытаясь упорядочить спутавшиеся мысли.
Внезапно погас свет, и он вздрогнул. Звякнула чайная ложка, лежащая на блюдце, которое он задел. Оглянулся. В плотных сумерках он видел лишь очертания девушки, ее чудесные волнистые волосы и поблескивающие глаза.
– Не бойся, я сейчас свечку принесу, – прошептала Аня. – У нас иногда отключается электричество, дом старый.
– И у нас сегодня тоже вырубали, – отозвался Дима.
Вскоре она вернулась, поставила на середину стола свечку в виде медвежонка. Комната наполнилась ароматом ванили, нежно-оранжевое пламя тихо трепетало, отражаясь в окне, которое продолжал заливать дождь.
– Романтика, – шепнула Аня. – У нас ужин при свечах…
– А я когда-то приглашал тебя на ужин при свечах, – вдруг невольно произнес Дима и, ужасаясь своему вопросу, добавил: – Аня, почему ты не пришла тогда?
Брови девушки выгнулись домиком.
– Куда не пришла?
– Ко мне на день рождения. Я же… приглашение тебе в тетрадь положил.
Тополева слегка подалась вперед, с недоумением глядя на юношу.
– Ничего не понимаю. Какой день рождения? Какая тетрадь?
Теперь остолбенел Шлангин.
– То есть ты хочешь сказать, что никакой открытки в своей тетрадке не находила?
Она покачала головой. Глядя в ее распахнутые блестящие глаза, в которых плясали огоньки, Дима понял – она не врет.
И тотчас он испытал огромное облегчение, от которого хотелось кричать и танцевать от радости. Вот в чем причина! Она просто не знала о его приглашении!
– Я ждал тебя, – сказал он. – Очень сильно ждал…
Аня пожала плечами, и Диму вдруг осенило.
– Это все они. Ковальчук, Лаликян и Черкашин… – сквозь зубы проговорил он. – Я ждал тебя, а они прислали ко мне домой пьяную тетку. Она сказала, что ее зовут Аня…
– Боже, какой идиотизм, – вздохнула Тополева. – Это на них похоже…
Некоторое время они провели в молчании, но, странное дело, Дима не чувствовал дискомфорта или какой-то неловкости. Наоборот, ему было очень уютно и хорошо.
– Знаешь, я еще хотел тебе вот что сказать…
Аня опустила глаза.
– Говори.
– Тогда, у Бердяевой в квартире, когда я… гм, ну, в общем, меня притащили…
– Я все помню, – спокойно сказала Тополева. – Ты, мягко говоря, слегка перебрал.
– Я не хотел пить! – выпалил Дима, и в его голосе проскользнули ожесточенные нотки. – Так получилось, что я встретил эту троицу. Конечно, я должен был понять, что они хотят подставить меня и повеселиться… Я сам дурак. Но в итоге они остались почти трезвыми, а я ничего не помню.
– Я это сразу поняла, как только увидела тебя. Но тебе тоже надо было думать. Неужели ты верил, что они были готовы с тобой дружить? И вообще, почему ты не даешь сдачи?
Шлангин растерялся, лихорадочно отыскивая достойный ответ. Это было не так-то просто.
– Не знаю, – честно признался он. – Наверное, потому что слабее. Ты сама видела, что на физре я хуже всех.
– Покажи руку, – вдруг попросила девушка, и, окончательно сбитый с толку, Дима протянул правую руку.
– Согни. Ну, смотри, бицепс у тебя есть! – воскликнула Аня, потрогав его предплечье. – Тебе просто нужно регулярно делать упражнения, ходить в качалку, например.
От прикосновения ее прохладных тонких пальцев по телу Шлангина будто пустили разряд тока. Он вздохнул, боясь, что Аня догадается о его тайных желаниях.
– Эти трое – придурки и трусы, – сказала она, убирая руку. – До твоего прихода в школу у нас в классе был парень Витя Гомолкин. Его тоже пытались травить, но он постоянно дрался, и от него в конце концов отстали. Его родители переехали жить в другой район, и только поэтому он перевелся в другую школу… А ты ведь не слабый. И еще ты умный парень. Я ведь вижу – ты учишься легко, как будто походя, и всегда получаешь пятерки. А я ни алгебру, ни физику вообще не понимаю…
«Я не слабый», – мысленно повторил за ней Дима, ощущая, как внутри него растет удивительное светлое чувство, неподвластное его контролю.
– А ты… очень красивая, – едва слышно выговорил он, и Аня, улыбаясь, стала поправлять волосы. – Ты очень вкусно пахнешь…
– Ну, раз так, тогда… – и она вдруг села к нему на колени, обвив шею руками. – Так что ты там про коня говорил?
– Можно… я тебя поцелую? – прошептал он.
– Об этом не обязательно было спрашивать, – так же тихо ответила Аня и прильнула к его губам.
Домой он ушел поздно вечером. О яйцах, которые нужно было купить взамен тех, что он отдал Ане, ясное дело, Дима и думать забыл. Но это было таким пустяком! Окрыленный, он несся домой, повторяя и повторяя имя своей возлюбленной. Он почти парил по воздуху. Ночной ветер бил в его разгоряченное, радостное лицо, на котором сияла счастливая улыбка.
Он мужчина! В этот вечер он стал мужчиной! Мало того, это произошло с самой красивой девушкой на всем белом свете! И теперь все у них будет замечательно!
.
Но потом все пошло наперекосяк. Будто кто-то варварски, в лоскуты изрезал ножом уникальную картину, в одно мгновенье превратив шедевр в искромсанные мерзкие ошметки.
Когда Дима позвонил ей на следующий день, Аня просто бросила трубку. В другой раз, когда ему удалось дозвониться до нее, она почему-то заплакала. Когда он подошел к ней на перемене, Тополева покраснела и скомканно объяснила, чтобы он забыл навсегда о том, что тогда случилось между ними, и зачем-то попросила у него прощения. На этом разговор был закончен, и после таких слов Дима уже не решался снова подойти к ней.
Вот так. Сказки не получилось, все, как говорится, вернулось на круги своя…
А через неделю его облили зеленкой, вырезали дыру на заднице и сломали ногу.