Большой палец уже готов был чиркнуть по колесику зажигалки, но запястье было молниеносно перехвачено твердой рукой Павлова.
– Не надо, – тихо повторил адвокат. Он стиснул пальцы, и Дмитрий, охнув от боли и удивления, выронил зажигалку.
Стало слышно, как по коридору стремительно бегут люди.
– Все кончено, – сказал Павлов.
Содрогаясь от рыданий, Свободин упал на пол, закрывая руками черное от засохшей крови лицо.
Спустя пару секунд в класс ворвался спецназ.
Уже на крыльце школы Виталий потерял сознание и его, истекающего кровью, мгновенно увезла «Скорая», всколыхнув ночной воздух сиреной. Вскоре из здания школы вывели Дмитрия, закованного в наручники, с холщовым мешком на голове, и вновь защелкали камеры.
Перед Артемом возникла кряжистая фигура полковника:
– Господин адвокат?
– Слушаю вас, Петр Геннадьевич.
Котляр протянул Павлову руку:
– Вы поступили как настоящий мужчина. Без преувеличений. Это говорю вам я, офицер.
Артем пожал крепкую ладонь росгвардейца, по своей твердости напоминающую бетонный блок.
– И я хотел бы извиниться за излишнюю резкость с вами, – добавил Котляр. – Признаюсь, обычно гражданские на подобных мероприятиях только под ногами путаются и мешают советами. Но, как показала жизнь, в каждом правиле есть исключения.
Улыбнувшись краем рта, Павлов только и сказал:
– Бывает.
Постепенно все начали расходиться. Часть корреспондентов облепила Арсена Лаликяна (кто-то все же пустил информацию о его роли в жизни Дмитрия), который безуспешно отбивался от назойливых вопросов: «Скажите, когда у вас возникла идея буллинга по отношению к стрелку?», «А вы знали, что он сменил фамилию?» и тому подобное.
Артем стоял и смотрел на окна школы – здание обыскивали кинологи с собаками на предмет возможной бомбы.
Кто-то тихо подошел сзади, а адвокат повернул голову.
– Господи, Вера? – удивился он. – Что вы тут делаете? Где Настя?
«Англичанка» робко улыбнулась:
– С дочкой все в порядке, просто сильно перепугалась. Но врачи все равно посоветовали в травмпункт съездить, провериться. Настюша сейчас с моей мамой в машине. Я специально вышла, чтобы вас поблагодарить.
Она приблизилась к нему вплотную и неожиданно поцеловала его в щеку. И тут же, залившись краской, отступила. Павлов улыбнулся в ответ.
– Я просто делал то, что было необходимо в данный момент. Вот и все.
Приговор
– Прошу всех встать!
В зале суда повисла напряженно-давящая тишина, которую спустя секунду прорезал негромкий голос судьи, зачитывающего приговор. Десятки глаз были неотрывно прикованы к подсудимому. Дмитрий Свободин стоял в центре защитной кабины, именуемой в простонародье «аквариумом». Молодой человек стоял прямо, держа руки по швам, и ровным взглядом смотрел на оглашающую приговор судью. На своего адвоката, Артема Павлова, он уже не смотрел. Теперь все зависело от этой невысокой стройной женщины в судейской мантии со строгим острым лицом и резким, хорошо поставленным голосом.
– …в качестве смягчающих обстоятельств суд признает признание вины подсудимым… совершение им совокупности преступлений впервые… активное способствование расследованию преступлений… суд также учел длительную психотравмирующую ситуацию, в которой находился подсудимый, подвергаясь издевательствам в школе…
На основании изложенного и руководствуясь статьями… суд приговорил…
Тишина в зале стала буквально осязаемой. Казалось, было слышно, как непроизвольно сжимаются кулаки и хрустят костяшки пальцев отца Гали, которая была убита шальной пулей в классе.
– …признать Свободина Дмитрия Викторовича виновным в совершении преступлений, предусмотренных статьями…
…назначить ему наказание в виде девятнадцати лет лишения свободы с отбыванием наказания в исправительной колонии строгого режима…
…вещественные доказательства… помповое ружье, патроны, бутылки с зажигательной смесью… уничтожить… приговор может быть обжалован в установленном порядке…
– Почему так мало? – не выдержал отец погибшей девушки. – Он хладнокровный убийца!
– Подсудимый, вам понятен приговор?
– Да, – разлепил губы Дмитрий.
Теперь он смотрел в сторону Павлова, в его глазах ширилось потрясение. Ему показалось или…
Анна Тополева. Она стояла рядом с Артемом, и ее взор был устремлен на него, Дмитрия. Лицо его возлюбленной было чуть бледным, но это придавало ей какую-то особую прелесть, ни с чем не сравнимую красоту. Когда судья закончила зачитывать приговор, Анна что-то быстро сунула адвокату и, мельком взглянув на Дмитрия, чуть улыбнулась. Губы Свободина раздвинулись в ответной улыбке.
Все начали расходиться.
На выходе из зала заседаний Павлова обступили журналисты, и он, коротко обрисовав итоги резонансного процесса, зашагал дальше.
– Артемий Андреевич, постойте, пожалуйста! – услышал он запыхавшийся голос.
Это был Колышев, учитель социологии, и при виде его напряженное лицо Павлова слегка смягчилось. Они пожали друг другу руки.
– Раньше не было возможности с вами встретиться… Я просто хотел выразить вам огромную благодарность, – сказал Юрий Александрович. – Если бы не вы…
– Юрий, давайте оставим в стороне несбыточные предположения, – ответил Павлов. – На самом деле это вы молодец. Вы проявили мужество и до последнего вели себя достойно. Смерть двоих школьников, конечно, ужасная трагедия. Но это произошло по не зависящим от вас причинам.
Мимо них прошла пресловутая троица – хромающий, на костылях, Ковальчук, Черкашин и Лаликян. Арсен, семеня последним, бросил настороженный взгляд на адвоката. Артем плотно сжал губы.
Допрос этих троих в ходе судебного разбирательства вызвал бурю негодования в зале. Но если Ковальчук и Черкашин признали свои действия недопустимыми и публично попросили у Дмитрия прощения (а Виталий, которого Свободин сделал хромым на всю жизнь, даже не заикнулся о каких-либо материальных претензиях к нему), то поведение Лаликяна было насквозь пронизано фальшью. И извинения он пробормотал, глядя в пол.
Артем вышел наружу и тут же увидел Веру. Губы адвоката тронула теплая улыбка.
– Не стала подходить к тебе сразу после процесса, – сказала учительница. – Но должна признаться, выступал ты блестяще!
Кто-то из репортеров появился перед ними, как с неба свалился:
– Господин адвокат, – затараторил он. – Только что вы помогли убийце и террористу избежать пожизненного срока заключения! Как вы себя ощущаете после процесса?
– Нормально, – ответил Павлов. – Приговор справедливый и вынесен с учетом всестороннего изучения всех обстоятельств. Свободин не террорист. Он сам жертва множества факторов, которые были установлены в ходе процесса.
Между тем бывшие выпускники вышли за ворота, и, закурив, расположились возле клумбы. Ковальчук, которому было трудно стоять, присел на бордюр каменной чаши цветника.
– Да-а, – протянул Олег Черкашин, задумчиво глядя себе под ноги. – Вот к чему привели наши школьные «шалости». Какими же мы сволочами были…
– Этот психопат получил то, что заслужил! – гневно сверкнул глазами Лаликян. – Ничего себе – взять в заложники двадцать человек!
Виталий хмуро молчал, изредка стряхивая пепел с дымящейся сигареты.
– А вот скажи, Арсен, – обратился к Лаликяну Черкашин. – Вот если бы на месте Дмитрия был ты… И это тебя бы пинали все последние годы в школе. Подсылали бы в гости пьяных бродяг. Обливали зеленкой, рвали штаны, ломали ноги… И все это на глазах твоей любимой девушки. Что бы ты сделал?
На круглом, лоснящемся лице молодого человека застыло выражение потрясения, словно эта мысль даже никогда не закрадывалась ему в голову.
– Дмитрий, по крайней мере, молчал и никому не стучал, – продолжал Черкашин. – А вот ты бы орал как резаный поросенок на всю школу, что тебя обижают и твои права нарушены.
– Шланг мог пожаловаться, – начал оправдываться Лаликян. – Что ему мешало рассказать хотя бы своим родителям?
– У него нет отца. А мать даже на приговор не пришла, – глухо ответил Ковальчук, и Арсен с раздражением посмотрел на приятеля:
– А ты чем гордишься? Поперся в класс к этому шизоиду! На хрен ты это сделал?
Виталий поднял на толстяка наполненные мукой глаза:
– Ты совсем ничего не понимаешь, дурак? Мы виноваты в том, что случилось! Мы!
Но Лаликян ровным счетом не хотел ничего понимать.
– Это ты дурак, – сказал он, не скрывая презрения в голосе. – Че ты доказал? Смелый сильно? Героем захотел стать?! Ну и чего ты добился? Вот ходи теперь хромой всю жизнь. Смотри!
С этими словами он приподнял кепку с головы приятеля.
– У тебя полбашки седых волос! И все это после того проклятого вечера!
Ковальчук молча вырвал у него кепку, водрузив ее на место.
– А Шланга, надеюсь, опустят на зоне, – не успокаивался Лаликян. – Мало ему, твари, дали. Адвокат, козел, постарался. Я слышал про этого Павлова, тот еще…
Договорить Арсен не успел, сбитый резким ударом Олега. Не удержавшись, Лаликян грузно свалился, растянувшись на газоне.
– Ты меня ударил, – тупо произнес он, ощупывая распухающую скулу. – Ты, козел вонючий!
– Мразь ты конченая, – брезгливо огрызнулся Черкашин и сказал Виталию:
– Пошли. Здесь воняет.
Ковальчук так же молча подхватил костыли, и парни двинулись прочь. Лаликян продолжал сидеть, провожая изумленным взглядом теперь уже бывших друзей.
– Я могу тебя подвезти, – предложил Артем.
– Соглашусь с удовольствием, – засмеялась Вера. – Не каждой женщине выпадает такая честь – прокатиться с самим адвокатом Павловым!
– Брось, не преувеличивай. Я самый обыкновенный, такой же человек, каких миллионы.
– Но из всех миллионов только ты решился пойти к этому парню в класс, – сказала учительница, и лицо ее стало серьезным. – Хотя, в отличие от Ковальчука, ты не имел к этой истории никакого отношения. Ты вывел всех нас из актового зала, когда Свободин ломился внутрь, расстреливая дверь. Даже страшно подумать, что могло бы случиться, если бы он смог проникнуть внутрь!