Рис. 12. Напитки, как их пьют разные классы, слева направо: виски с водой (высше-средний класс) ; бурбон с имбирем, с кокетливыми украшениями (средний класс) ; пиво в посудине с «говорящей» картинкой, при случае выполняет разные другие функции (высший слой пролетариата)
Но самая главная линия водораздела между классами в области напитков гораздо проще, она решительно рассекает общество надвое, безошибочно отделяя высшие классы от низов: это различие между сухим и сладким. Если выражение «7 & 7» вам не знакомо, если ваш нос непроизвольно морщится при виде банки Seven-Up – будьте покойны: вы близки к вершине или, во всяком случае, не успели глубоко погрязнуть в низменной одержимости сахаром. Бурбон «с имбирем» – еще один напиток, который любят ближе к средним слоям, но который практически неизвестен в верхах. И то и другое (как и коктейли «Дайкири», «Стингер», бренди «Александр», сладкий «Манхэттен») часто употребляют до ужина, и это наводит на мысль: принцип аперитива по-настоящему понимают лишь слои выше пролетарских, которые к тому же много путешествовали, причем по Европе.
Америка пролетариев питает невероятную страсть к сладкому. По данным опроса Роупера, 40% американцев (большинство из которых, конечно, пролетарии) выпивают минимум по одной кока-коле (или аналогичному напитку) в день и едва ли прикасаются к хлебу, если в нем нет сахара или меда. На Среднем Западе дела обстоят еще хуже: в барах бренди легко обгоняет виски, а сухое вино встретишь лишь изредка. Вообще, пожалуй, для вполне надежного обозначения водораздела между классами достаточно информации, сколько сахара потребляет семья (с поправкой на количество детей в домохозяйстве). Сладкий алкоголь – для неоперившихся юнцов любого социального класса, этот вкус знаменует переходную фазу от газировки к зрелости. Очень важными представляются в связи с этим слова подруги Трента Лемана (известный ребенок-кино актер, повесившийся в 20-летнем возрасте). «Он начал сильно выпивать, Seagram’s и Seven-Up, – сообщила она. – Однажды я обнаружила его сидящем в джакузи, полностью одетым и пьяным». Как это по-мальчишечьи. Зрелый мужчина напился бы сухим белым вином.
Так что, когда по телевизору нам показывают рекламу крекера и говорят, что тот «пропитан ароматом меда», мы понимаем, что целевая аудитория этого ролика – взрослые пролетарии или малышня всех классов. Нам следует знать: связь между манерой питаться и классом изучена довольно слабо. Среди немногих авторов, выполнивших убедительное исследование, Диана Джонсон, которая недавно выпустила обзор двадцати четырех кулинарных книг и книг о еде в «Нью-Йоркском книжном обозрении». Эти книги адресованы высше-среднему классу, и лейтмотивом в них проходит, как подчеркивает Джонсон, «элегантность». Если вы устраиваете званый ужин для друзей, в тот миг, когда они садятся за стол, они перестают быть друзьями и даже равными друг другу. Они становятся аудиторией, зрителями, и теперь ваша обязанность – поразить их величием или изысканностью обстановки, блюд – и тем самым утвердить свое классовое превосходство. Размышляя над этой погоней за элегантностью, Джонсон приходит к выводу: «Судя по всему, социальные расколы в американской жизни …становятся шире». А кроме того, растет и классовое беспокойство (class anxiety). «Тут важна не еда как таковая, – комментирует Джонсон кулинарные книги. – Все эти дорогие глянцевые томики выдают беспокойство», – страх, что статус хозяина не так уж тверд, и ошибки, допущенные в сервировке и кулинарных тонкостях, пошатнут его. Так появляется обилие свечей, цветов, дорогой лен, серебряные подсвечники, солонки и перечницы, а еще лучше соль на маленьких серебряных тарелочках, а рядом миниатюрная ложечка. И таким же образом множатся и бесчисленные аксессуары для вина: сервировочная корзина на бутылки (даже если она куплена в ближайшем ликеро-водочном магазине, и в ней продавалась пастеризованная жидкость, в которой и за сотню лет не появится осадок); серебряные каплеуловители для горлышка, чтобы ни капли драгоценной влаги не пролилось мимо; мудреные, отделанные серебром пробки; серебряные, с кружевными мотивами подставки под бутылки; серебряные подносы для наполненных вином бокалов.
Подобные предметы появляются на столе приблизительно в 20: 00 – именно в это время происходит вечерний прием пищи, и этот час тоже служит удивительно надежным индикатором, позволяющим определить, к какому классу человек принадлежит или надеется принадлежать. Честно говоря, даже в большей степени, чем наличие или отсутствие на столе бутылки с кетчупом или пепельницы в форме небольшого унитаза, любезно приглашающего гостей «сгружать сюда отходы». Нищие и «незримый» низший класс ужинают в 17: 30, поскольку приглядывающие за ними пролетарии хотят покончить с уборкой и еще успеть покататься на роликах или погонять мяч в боулинге. Сами пролетарии, таким образом, ужинают в 18:00 или 18: 30. Семья Джек и Софи Портной78 ужинала в 18:00 – что выдает их пролетарскую сущность, хоть он и работал в страховании, продавал полисы, то есть занимался работой, характерной для среднего класса. Пролетарский обед можно узнать не только по тому, в котором часу садятся за стол, но и по тому, сколько времени за столом проводят. Скажем, минут восемь на все, от консервированного грейпфрута до растворимой газировки с сахаром. Поскольку обед пролетария – это не повод собраться и праздно что-либо обсудить, пофантазировать, то и протекает он обычно стремительно. Это просто прием пищи, хотя по особым случаям, как то: Рождество, Пасха или Песах, когда вы достаете «хорошие бумажные салфетки», он может затянуться чуть дольше. И чем ниже ваш класс, тем более вероятно, что ваша обеденная жизнь круглый год будет протекать исключительно с родственниками. Пожалуй, это следствие не столько бедности, сколько страха – страха совершить какой-нибудь социальный промах. Если вы не чувствуете уверенности в своем классовом статусе, вы придерживаетесь круга, который социологи называют «родственной сетью».
Ужинать «при свечах» и использовать прочие архаические приспособления, продлевающие время пребывания за столом, – это занятия для среднего класса и выше. В конце концов, какой смысл зажигать свечи, если в час вашего ужина солнце еще сияет. Средний класс ужинает в 19:00 или в 19:30, а высший класс – в 20:00 или 20:30. Некоторые представители высше-среднего, высшего и «незримого» высшего класса садятся за стол к 9:00 вечера или позже, после долгого вечернего коктейля продолжительностью не менее двух часов. Порой они и вовсе забывают поесть. Впрочем, наиболее благонадежные и достойные представители высшего класса ужинают так или иначе ближе к 8:00 вечера, проявляя при этом заботу о прислуге и не заставляя ее задерживаться допоздна. А вот нуворишей легко узнать: выпивают они до 22:00, затем ужинают до 1: 30, а прислугу отпускают только к 3:00 утра.
Еда на самой верхушке обычно не слишком хороша и, как и разговор, тяготеет к нотам пресным, скучным, без всплесков или остроты. В своем жалостливом томе «Год с миллионером» Корнелиус Вандербильт приводит описания памятных обедов или ужинов и звучат они примерно так:
«Крабовый суп, потом курица с крекерами из ветчины, салат Биб-латук и наконец огромный торт-мороженое». Человек, который мог получить любое блюдо, какое только можно вообразить, – от слоновьих котлет до сорбета, сбрызнутого розовой водой и украшенного листочками сусального золота, добросовестно описывает такую еду: «Вкусный ужин – жареная курица, зеленый горошек, салат и свежевыпеченный торт». Или завтрак: «Апельсиновый сок, половинка грейпфрута, овсянка, яичница, бекон и кофе».
Экзотические жесты, то есть заимствование чего-то иностранного, появляются, когда мы потихоньку спускаемся к высше-среднему классу. К этому стилю стремится, например, девушка из среднего класса, приехавшая в Нью-Йорк и мечтающая попасть в журнал «The New Yorker». Ее кулинарные амбиции описывает Роджер Прайс:
Проведя в городе несколько месяцев, от скуки и желания сэкономить она научилась готовить разнообразные Фирменные Блюда – это всегда причудливый набор ингредиентов, совершенно неожиданных на ее крохотной кухне: паэлья, настоящий соус карри, киш «лорен», ростбиф с йоркширским пудингом. Развлекая …кавалеров, она подает Фирменное Блюдо при свечах, с вином, которое принес кавалер.
Однако после нескольких провалов (которые, впрочем, провалами она так и не признала) она отказывается от суеты вокруг Фирменного Блюда и останавливается на спагетти с «фирменным» соусом – который она делает сама: мясо гамбургера, маринованные томаты и явный перебор орегано…
В высше-среднем классе господствует убеждение, что нарезанный хлеб – явление поистине ужасное, хотя некоторые исключения и можно сделать для отдельных видов, силящихся сохранить претензии на архаичность – вроде «Каменной печи Арнольда» или «Фермы Пепперидж». Волшебной палочкой, открывающей все двери, тут оказывается «заграничное». Почему-то кажется: главное, чтобы еда была не здешней. Вот и тянутся вереницей паштеты, непастеризованные сыры и вина, сморчки, улитки, паста и мусака. Впрочем, некоторые ограничения все же есть: пиццу и мексиканские тако к столу не допускают, равно как и низменную «китайскую» кухню. Сегодня японские блюда в почете, китайские – скорее держат на расстоянии (кроме сычуаньской кухни), а мексиканские считаются безнадежно вульгарными. Перечисленное дополняют легким белым вином или пивом.
Что касается среднего класса и пролетариев, то за ужином они пьют или какую-нибудь разновидность газировки, вроде кока-колы или имбирного эля, ежевичного или кремового ликера, пролетарии при этом особенно тяготеют к пиву, почти неизменно – в банках. Страх выдать приверженность какой-нибудь идеологии, который мы подметили в нейтральности домашнего интерьера, проявляется и в еде – средний класс чурается резких вкусов. В этом обществе хорошие блюда – те, что отличаются вкусом мягким, ровным, спокойным; при упоминании чеснока в ужасе округляют глаза. Лук добавляют скупо, свежим фруктам предпочитают консервированные (или фруктовый коктейль), поскольку они, во-первых, более сладкие, а во-вторых – более безвкусные. Поставщики продуктов питания для среднего класса на горьком опыте (который, впрочем, обернулся выгодой) научились: пометка товара ярлычком «мягкий вкус» увеличит продажи, а молчание или пометка «ОСТРЫЙ» или «ПРЯНЫЙ» влечет за собой определенный риск. Любовь к острому возвращается ближе к нижним слоям социальной лестницы – здесь появляются «этнические» продукты: польские колбаски, острые соленые огурчики и т.д. Потому-то средний класс и избегает подобных вкусов, считая их атрибутом низших слоев, иностранцев не англосаксонского происхождения, недавних иммигрантов и прочего неблагонадежного сброда, который почти всегда можно узнать по тому, как он обожает грубые прямолинейные приправы. Скоро средний класс вырастит целое поколение, которое питается преимущественно продуктами из морозилки и считает, что «рыба» – это такая белая кашеобразная масса, почти как «хлеб», и скоро перейдет на конину, газировку, крошево из мяса с овощами или канадский солодовый «Сигрем» как что-то более интересное.