1. Рождение Тезея и его путешествие в Афины
Царь афинский Эгей, из рода Эрехфея, два раза вступал в брак, но ни от одной жены не имел детей. Стал он уже седеть, и приходилось ему встречать одинокую и безрадостную старость. И вот отправился он в Дельфы вопросить оракула о том, как стяжать ему сына и наследника престола. Оракул дал Эгею ответ темный, которого он никак не мог объяснить себе: наказал он Эгею не развязывать концов винного меха, пока не вернется в Афины, или однажды ему придется умереть от великой печали. Поэтому, мучимый неизвестностью, из Дельф он и отправился прямой дорогой в Трезены, к славному своей мудростью царю Питфею: питал он надежду, что Питфей уяснит гадание оракула. Вникнув в слова предвещания, Питфей усмотрел, что афинскому царю суждено иметь сына, который доблестными подвигами своими стяжает себе среди людей великую славу, но послужит и причиной смерти отца. Дабы сделать причастным к этой славе и свой род, Питфей выдал за афинского царя дочь свою Эфру; но брак этот счел нужным скрыть до времени от народа, а когда Эфра родила сына, Питфей распространил слух, что отец родившегося младенца – никто иной как сам Посейдон, бог моря. Младенца назвали Тезеем, и дед усердно заботился о его воспитании.
Эгей же, вскоре после бракосочетания с Эфрой, покинул Трезены и снова удалился в Афины, боясь, чтоб его ближайшие родичи, пятьдесят сынов Палланта, не овладели его областью. Оставляя Трезены, Эгей закопал в землю, свой меч и пару сандалий, завалил их тяжелой каменной глыбой, и наказал жене своей Эфре, когда сын их вырастет и достигнет такой силы, что будет в состоянии сдвинуть с места каменную глыбу, пусть заставить она его достать зарытые в землю меч и сандалии и с этими знаками пришлет его в Афины. До тех же пор его сын ничего не должен был знать о своем происхождении.
Когда пришел назначенный срок, Эфра разрешилась от бремени прекрасным златокудрым мальчиком, которого назвали Тезеем. Когда ребенку исполнилось 16 лет, мать повела его к камню, над которым он должен был испытать свою силу. Без труда приподнял юноша тяжеловесную глыбу и достал из-под нее меч и сандалии. Тогда открыла Эфра сыну, кто его отец, и велела отправляться к нему в Афины. Сильный и мужественный юноша тотчас же сталь снаряжаться в путь.
Мать, вместо с дедом, просила Тезее ехать в Афины морем, а не сухим путем: морской путь был безопаснее, а по сухому пути в Афины, на Коринфском перешейке, жило много чудовищных исполинов, бродило множество диких зверей.
В прежнее время Геракл очищал землю от нечистых чудовищ: он боролся с ними повсюду, теперь же Геракл находится в Лидии, в невольничестве у Омфалы, и все дикие чудовища и злодеи, скрывавшиеся доселе из страха пред героем, свободно рыскали по свету и беспрепятственно совершают свои злодеяния. Слушая речи матери и деда, юный Тезей решился взять на себя то служение, которому задолго до него посвятил себя Геракл. Тезей был родней Гераклу по матери (Эфра и Алкмена были внучками Пелопса) и чувствовал в себе присутствие духа и силы великого героя, стяжавшего своими доблестями всемирную славу. С раннего детства Тезей избрал его себе образцом и с нетерпением ждал той поры, когда он будет в силах, подобно своему прообразу, вершить великие геройские подвиги. Не хотелось ему также предстать пред отцом, не прославившись никаким великим делом: пусть не по мечу и сандалиям, а по великим и славным делам узнает в нем Эгей своего сына и потомка доблестного Эрехфея. Так думал Тезей, и потому не отправился в Афины морем, а пошел более опасным, сухим путем.
Лишь только перешел Тезей границу царства своего деда и вступил в область Эпидавра, в темном лесу набрел он на хищного исполина – Перифета. Нападая на путников, Перифет поражал их тяжелой железной палицей. Бестрепетно пошел юноша к нему на встречу и, после недолгой борьбы, одолел его и предал смерти. Железную палицу убитого врага Тезей взял себе и носил ее постоянно с собою – подобно тому, как Геракл носил шкуру немейского льва. На Коринфском перешейке, в пихтовом лесу, посвященном Посейдону, Тезей встретил другого хищника в человечьем обличье – Синиса. Прохожих, попадавших в его руки, Синис терзал и умерщвлял самым мучительным образом: пригнув к земле две пихты, он привязывал к их вершинам свою жертву, и пихты, выпрямляясь, разрывали тело несчастного страдальца. Тезей таким же образом умертвил и этого хищника, и на месте победы над ним, на Коринфском Истме[20], впоследствии, когда он уже стал царем в Афинах, основал в честь Посейдона Истмийские игры. Юная и прекрасная дочь хищного разбойника по имени Перигуна бежала от Тезее и скрылась в пустынной стране, заросшей густым кустарником; прячась в кусты, она с детской простотой молила их скрыть ее от чужеземца и обещала никогда не рвать с них ни одной ветки и не жечь их в огне. Тезей дружески призвал ее к себе, уверил ее, что он не причинит ей никакого зла, и принял на себя попечение о ее судьбе. Впоследствии он выдал ее за Ифита, сына эхалийского царя Эврита.
Ее потомки никогда не жгли в огне ветвей кустов, которые дали некогда убежище в своей чащи их прародительнице.
Идя далее, Тезей пришел в густой Кроммионский лес, в чаще которого обитал страшный вепрь, причинявший множество бед жителям окрестных местностей. Тезей обещал избавить их от страшилища и, отыскав вепря, умертвил его. Затем дошел он до границы Мегары, до так называемой Скиронской скалы. На вершине ее, на краю крутого обрыва к морю, сидел великан Скирон и злодействовал над проходившими мимо него путниками: с наглыми ругательствами он заставлял их мыть ему ноги, и в то время, как они исполняли это дело, сталкивал их ногою со скалы в море. Тела же разбивавшихся о скалу путников пожирала исполинская черепаха. Тезей сбросил самого злодея в море.
При Элевсине, недалеко от границ Мегары, выступил против юного героя царь этой местности, Керкион и заставил его биться с собою; исполин этот принуждал вступать с ним в бой всех проходивших мимо чужеземцев. Тезей, опытнейший из бойцов своего времени, осилил Керкиона и умертвил его, власть же над страной передал Гиппофою, сыну Посейдона и Алопы, прекрасной дочери убитого Керкиона. Алопа, при самом своем рождении ребенка была брошена отцом без призрения; кобылица вспоила ее молоком своим, а пастухи соседних стран воспитали ребенка.
Затем Тезей встретился со свирепым Дамастом, который зазывал прохожих к себе в дом и предавал их потом самой мучительной смерти. У него было ложе, на которое должны были ложиться попадавшие в дом его путники: если ложе было для них коротко, Дамаст обрубал им ноги; если же было длинно, он бил и вытягивал путнику ноги до тех пор, пока ложе не приходилось ему в пору. Поэтому Дамаста звали также Прокрустом – «вытягивателем». Тезей самого его принудил лечь на ужасное доже, и так как исполинское тело Дамаста было длиннее ложа, то герой обрубил ему ноги, и злодей кончил свою жизнь в ужасных мучениях.
После стольких подвигов и приключений, Тезей благополучно прибыл к потоку Кефису. Здесь ой был дружески принят некоторыми из рода Фиталидов, которые очистили его от пролитой им крови и проводили до самого города. Когда юный герой, в длинной истмийской одежде, с красиво причесанными волосами, проходил по улицам города, его увидали рабочие, строившие храм Аполлону, и стали насмехаться над девицей, которая бродит по улицам одна, без провожатого. Разгневанный Тезей выпряг быков из стоявшей вблизи повозки и этой повозкой запустил в глумившихся над ним работников, сидевших вверху на крыше храма. С изумлением и страхом увидали они тогда, что им приходится иметь дело не со слабосильной женщиной, и были весьма рады, когда Тезей, оставив их в покое, пошел далее.
2. Тезей в Афинах
Чужестранцем вступил Тезей в дом своего отца и не был им узнан. В доме старого царя хозяйничала в то время злая и хитрая Медея. Бежав из Коринфа, она прибыла в Афины и была здесь радушно принята Эгеем, которому обещала возвратить своим колдовством силу юности. Медее узнала в пришельце Тезея, Эгеева сына, и, боясь, чтоб он не вытеснил ее из дома своего отца, стала думать о том, как бы извести юношу. Она уверила слабого и боязливого царя, что прибывший в его дом чужестранец – соглядатай, подосланный врагами, и убедила старца разрешить ей отравить гостя за обедом. За столом Медее поставила перед юношей питье, в которое была подложена отрава. Тезей, желая поразить отца внезапною радостью, вынул, чтобы разрезать мясо, тот самый меч, по которому старик должен был узнать в нем своего сына.
Обрадовался и ужаснулся тогда Эгей, быстро опрокинул он кубок с отравой и крепко обнял сына, которого так долго и с таким нетерпением ждал. Медее же сочла за лучшее немедленно оставить дом старика Эгее и бежать из пределов его царства.
Эгей тотчас представил сына собравшемуся народу и рассказал о его подвигах и приключениях, случившихся с ним ни пути. Радостно приветствовал народ юного героя, своего будущего царя. Скоро представился Тезею случай показать афинянам свое мужество и свою силу. Пятьдесят сынов Палланта, брата Эгея, до сих пор находились в твердой уверенности, что по смерти их старого бездетного дяди власть его перейдет в их руки. Теперь же, когда к старику неожиданно откуда-то прибыль сын, о котором до сих пор никто ничего не знал, надежда эта оказалась тщетной, и дикие Паллантиды в яростном гневе вооруженные напали на город, с намерением убить старого царя и его сына и присвоить себе власть над городом. Подойдя к Афинам, Паллантиды разделились на два отряда: один отправился к городским воротам, другой сел в засаду, и последний отряд должен был напасть на Тезее с тыла, во время борьбы его с передовыми Паллантидами. Однако проведал Тезей о плане врагов и начал с того, что отыскал тех из них, которые скрывались в засаде, и перебил всех до последнего; остальные же после этого обратились в бегство. Так избавлен был Эгей от притеснений и опасностей, которыми грозило ему постоянно властолюбие племянников – с тех пор дни его текли мирно. Вскоре после этой победы юный царевич оказал великое благодеяние и всем жителям Аттики. На полях Марафонских свирепствовал страшный бык, о котором мы уже знаем из истории Геракла. Привезенный Гераклом из Крита в Микены и отданный Эврисфею, бык этот сбежал из Микен, долго бродил по Эллaде и пришел, наконец, Марафонскую страну, где стал страшилищем и бичом людей и животных. Теней поборол быка, привел его в Афины и принес его здесь в жертву Аполлону.
3. Путешествие Тезея на Крит
Афиняне терпели в то время великое горе. Несколько лет тому назад пришел на праздник в Афины Андрогей, сын могучего критского царя Миноса, и на играх победил в единоборстве всех лучших бойцов города. Такой позор поразил афинян и более всех других царя Эгея. Решился он извести победителя и послал его с этою целью на марафонского быка; расчет удался, и в битве с быком Андрогей пал мертвым. Весть о его смерти быстро дошла до Минoca, находившегося тогда на острове Фapoc: он, по обету, приносил здесь богам жертвы. Критский царь снарядил сильный флот, и сам отправился с ним к берегам Аттики, собираясь отомстить вероломным афинянам за смерть своего сына. Покорив союзную с Аттикой Мегару, он расположился лагерем под Афинами и держал город в осаде до тех пор, пока голод и болезни не заставили жителей сдаться.
Тяжелейшей данью обложил тогда Минос афинян: через каждые восемь лет они должны были отсылать на Крит по семи юношей и по семи девушек; те и другие обрекались на съедение Минотавру, страшному чудовищу-людоеду, получеловеку и полубыку. Жил Минотавр в построенном Дедалом лабиринте – здании с бесчисленными и запутанными ходами. Лишь только несчастные жертвы приставали к берегам Крита, их тотчас же отводили в это здание, где чудовище пожирало их.
Во время пребывания Тезее в Афинах прибыли туда послы Миноса и потребовали обычной дани; уже в третий раз приходилось афинянам платить эту дань. Город наполнился скорбью и воплями. По установившемуся обычаю, жертвы выбирались по жребию. Убитые горем отцы, у которых были взрослые сыновья и дочери, горько упрекали Эгея, говоря, что он, будучи виновником всего зла, один остается непричастен народному горю, один не несет наказания и, вместе с сыном, спокойно и безучастно смотрит на то, как у граждан отнимаются дети и отсылаются на лютую смерть. Услыхав эти упреки и ропот, Тезей решился добровольно поехать на Крит вместе с теми, которые будут указаны судьбою. Отец умолял и заклинал его остаться дома: тяжело было бы старику умереть бездетным после, того как судьба послала ему под старость счастье, которого он жаждал всю жизнь, – дала ему сына, наследника его имени и престола. Тезей не изменил однако своего решения. Он заверил отца, что у него хватит сил побороть Минотавра и что он не только освободит обреченных на съедение жертв, но и навеки избавит город от обязанности отбывать ужасную повинность. По договору, заключенному между афинянами и критским царем они обязаны были платить эту дань только до тех пор, пока Минотавр будет жив. Эгей уступил, и Тезей, призвав со своими спутниками на помощь Аполлона, мужественно и бодро отправился в путь на корабле, оснащенном, в знак печали, черными парусами.
Дельфийский оракул дал Тезею совет – испросить напутствия у Афродиты, богини любви, и ее избрать путеводительницей. Хотя Тезей не понял смысла слов оракула, но перед отплытием принес богине жертву на берегу моря. Только по прибыли на Крит прояснился для Тезее смысл услышанного им от оракула. Увидала юношу Ариадна, прелестная дочь свирепого Миноса, и почувствовала к нему безграничную любовь.
Тайно вручила она ему клубок ниток, при помощи которого он мог найти выход из лабиринта. Когда Тезей, вместе с несчастными жертвами Минотавра, был отведен в лабиринт, стоявший в дикой и пустынной местности, он прикрепил один конец нити при входе в здание и, распутывая моток, пошел по извилистым переходам, до того места, где ожидал его Минотавр. Тотчас же напал Тезей на страшилище и после жаркой борьбы, умертвил его. Потом, держась за нить, он вместе со спасенными юношами и девами пошел назад, и благополучно выбрался из лабиринта. Радостны были клики спасшихся от смерти, когда они вышли из лабиринта и снова увидали лучи солнечного света.
Ариадна ждала путников в трепетном волнении и боязни. Увенчав кудри миртами и розами, при радостных кликах и пении, плясали спасенные юноши с девушками веселую пляску. Ряды пляшущих постоянно мешаются, путаются и выделывают замысловатые фигуры, походя на запутанные извилины лабиринта. Впоследствии, на Делосе плясали эту пляску в память освобождения афинских юношей и девушек. Недолго однако ликовали они и радовались; узнав о спасении их из лабиринта, Минос пришел в великую ярость, и новая беда готова была разразиться над ними. Тезей с своими спутниками стал поспешно готовиться к отплытию с острова. Вместе с ними покидала Крит и Ариадна: любовь заставляла ее следовать за Тезеем на чужбину; боялась она также гнева своего отца, если бы он узнал, что афиняне вышли из лабиринта при ее помощи. Перед отплытием от Крита, Тезей, по совету Ариадны, прорубил днища на всех критских кораблях, дабы Минос не имел возможности немедленно отправиться в погоню за беглецами.
Ариадна на Наксосе
Так счастливо и невредимо достигли они острова Наксоса, где на некоторое время остановились. Здесь явился Тезею во сне Дионис и возвестил, что Ариадна не должна следовать далее за Тезеем: по воле судьбы, ей предназначено быть супругой Диониса. Тезей страшился навлечь на себя гнев бога и исполнил повеление его. С тяжкой скорбью в сердце отплыл он от острова в то время, когда Ариадна заснула. Пробудившись, она увидала себя покинутой, одинокой на пустынном острове и разразилась громкими жалобами на свою беспомощность и на вероломство юноши, для которого пожертвовала всем. Тут предстал ей бог Дионис, поведал ей судьбу ее и успокоил обещанием сделать ее причастной блаженству богов. Так Ариадна стала невестой Диониса, и Зевс приобщил ее к лику богов, Венец, который надет был на нее при обручении с Дионисом, впоследствии был помещен на небо и превращен в созвездие, и до сих пор еще звёзды эти блистают на небе, и называют их люди Венцом Ариадны.
Тоскуя по потерянной Ариадне, плыл Тезей от Наксоса к берегам Аттики. Прощаясь с отцом, он обещал ему, что если предприятие удастся, заменить на корабле, при возвращении, черные паруса белыми. Пораженный скорбью, Тезей, приближаясь к берегам родины, забыл о своем обещании, и не снял черных парусов.
Много уже дней сидел старый афинский царь у взморья, на высокой скале, и смотрел в даль на море: все ждал он любимого сына. И вот, наконец, показался вдали давно ожидаемый корабль, но – о горе! – паруса на нем черные: пал Эгеев сын в смертном бою с Минотавром! В отчаянии, несчастный отец бросился в море и потонул в волнах его. Между тем Тезей прибыл в гавань, немедленно приступил к принесению богам обещанной жертвы и послал в город гонца – с вестью об избавлении от постыдной дани. Гонец изумился, видя, что только часть граждан радуется принесенной им вести и сбирается венчать его как вестника радости, большинство же внимает ему с печалью. Вскоре разъяснилась эта загадка. Быстро разнеслась по городу весть о смерти Эгея, и лишь узнали об этом несчастном событии афинские граждане, все они преисполнились великой скорби. Вестник, присланный Тезеем, принял подобавший ему венец, но не украсил им чела, а печально возложил его на свой посох и возвратился в гавань к своему господину. Тезей не кончил еще жертвоприношения, а потому гонец, дабы не смутить скорбной вестью священнодействия, остановился перед храмом и ждал. Тезей окончил жертвоприношение щедрою раздачей подаяния. Тогда подошел к нему гонец и поведал о бедственной кончине отца.
Тезей был потрясен печальною вестью и, полный скорби, тихо вошел в сетовавший город, – город, который надеялся он видеть ликующим и приветствующим его громкими криками радости.
Корабль, на котором Тезей совершал путешествие на Крит и обратно, афиняне почитали священным и хранили его в продолжение многих веков, употребляя только для священных посольств, которые ежегодно посылались из Афин на Делос, к празднику Аполлона. Когда, какая-нибудь часть корабля приходила в ветхость, она немедленно заменялась новой, и таким образом на корабле том, с течением времени, все части были заменены другими, новыми частями.
4. Тезей и Ипполит
(из Еврипида „Ипполит")
По смерти Эгее царем в Афинах стал Тезей. Мудрыми учреждениями и законами он установил в государстве такой порядок, что почитался истинным основателем Афинского царства. Правил он кротко, человеколюбиво, и царство его почиталось убежищем для всех угнетенных и преследуемых.
Так, кроме славы великого героя, Тезей стяжал славу мудрого правителя. Но жажда подвигов, томившая его душу, не давала ему покоя и часто увлекала его далеко за пределы Афинского царства. Он принимал участие в Калидонской охоте, в походе Аргонавтов и, вместе с Гераклом, ходил в страну амазонок. Во время последнего похода он взял в плен амазонскую царицу Антиопу, привез ее в Афины и здесь вступил с нею в брак. Войнолюбивые амазонки не могли перенести такого позора. С могучим войском пошли они в Элладу, чтоб отомстить грекам за поражение и освободить из плена свою царицу. Они дошли до самых Афин и взяли приступом город; афиняне удалились в крепость, амазонки же расположились на холме Арея. На соседней равнине возгорелась жаркая битва, в которой Антиопа, полная страстной любви к мужу, билась вместе с ним в рядах афинского войска до тех пор, пока, пораженная в грудь копьем, не пала к ногам супруга. Эта горестная для обеих сторон потеря ослабила пыл битвы и повела к торжественному примирению. По заключении мира, амазонки отступили.
Еще до войны Антиопа родила Тезею сына – Ипполита. Отец послал мальчика на воспитание в Трезену, к деду своему по матери, Питфею. Вырос Ипполит и стал прекрасным юношей; много девушек пылало к красавцу любовью. Но целомудренный юноша холоден был к красоте и любви. Его подругой была чистая, девственная Артемида: вместе с ней блуждал он по лесистым горам, охотясь на ланей и вепрей; не искал он дружбы с Афродитой. Гневом воспылала на него за это богиня любви и решила погубить гордеца, вселив нечистую любовь к нему в сердце мачехи его Федры.
Федра была дочерью Миноса и младшей сестрой Ариадны. Тезей вступил с ней в брак, находясь уже в преклонных летах. Так была – похожа Федра на свою старшую сестру, что когда Тезей ввел в свой дом молодую жену, ему показалось, будто он снова переживает свои счастливые дни юности и видит осуществление надежд и мечтаний своей молодости. Одно лишь упустил из вида Тезей, что годы его не соответствовали возрасту молодой жены и что юная красота, которою он привлекал некогда женское сердце, давно уже миновала.
Однажды Ипполит пришел из Трезен в Афины, на праздник Элевсинских таинств. Тут Федра в первый раз увидала своего пасынка: таким же красавцем был Тезей в молодые годы. С первой же встречи Федра горячо полюбила юношу, – такова была воля Афродиты. Таила супруга Тезее свою страсть и старалась подавить ее; но бессильна была ее воля, не властна была она над собою. Когда Ипполит ушел опять в Трезены, Федра на высоком холме построила храм Афродите; здесь часто просиживала она по целым дням и, томимая страстью, смотрела на дальний берег, где жил ее пасынок.
В скором времени Тезей должен был ехать вместе с нею в Трезены и пробыть там довольно долго; близость прекрасного юноши еще более усилила любовь к нему Федры.
Она уже не хотела более подавлять свою страсть: муки любви стали для нее наслаждением и счастьем. В то время, как Ипполит упражнялся в единоборство на арене, царица садилась под тень миртового дерева, на ступени храма Афродиты, стоявшего на ближнем холме, и отсюда, никем не зримая, любовалась красотой юноши и не сводила глаз с него, а когда мучения страсти становились невыносимы, царица, заливаясь слезами, рвала листья мирта и пронзала их шпильками. Так изводилось пагубной страстью ее болящее сердце; сохла она, увядала ее краса. День и ночь Федра томилась в своем одиноком замке, бледная и недужная, и наконец решилась умереть. Три дня отвергала она всякую пищу, полуживая, недвижимо лежала на своем ложе, и никто не мог постичь причины ее страданий. Пришла, наконец, к царице ее старая кормилица и начала расспрашивать о ее горе; несчастная открыла ей свою тайну. Хитрая кормилица, питавшая к госпоже безрассудную, слепую любовь, задумала открыть Ипполиту, как любит его мачеха, и убедить его не отвергать ее чувства. Узнав о намерении кормилицы, Федра не поощрила ее ни одним словом, но и не воспретила исполнить задуманное.
Ипполит только что возвратился из нагорных лесов, где охотился со своими сверстниками. В их веселом обществе, воспевая хвалебные гимны, отправился он к храму защитницы своей, девственной Артемиды. Украсив статую богини венком из цветов, он беззаботно вступил в дом деда своего Питфея. Здесь-то и встретила его старуха-кормилица.
Взяв с царевича клятву, что он не откроет никому того, что услышит от нее, старуха сообщила ему о страсти Федры и убеждала его не отвергать этой любви. С ужасом и негодованием выслушал целомудренный юноша рассказ и предложение старухи и, возмущенный, проклиная всех женщин, тотчас же удалился из дома и пошел в горы бродить по лесам; здесь, на лоне мирной, непорочно-прекрасной природы, искал он успокоения смущенной душе своей и не хотел возвращаться домой до тех пор, пока не вернется отец его, бывший в то время в Дельфах.
Когда узнала Федра, каким гневом воспылал Ипполит, слушая речи ее кормилицы, и как быстро скрылся он потом из дома, – стыд и отчаяние овладели душой несчастной царицы, и она решилась умертвить себя. Какими глазами стала бы она смотреть теперь на своего супруга и на юношу, ведавшего уже ее вину и гнушавшегося ее страстью? Одна только смерть – так казалось несчастной – может избавить ее от позора и искупить вину ее; смертью же думала она отомстить и тому, кто своим гордым презрением оскорбил и разбил ее сердце: не миновать и ему гибели, – общая участь постигнет их обоих, и не будет он больше с гордым безучастием смотреть на злую судьбу ее. Удалившись в опочивальню, царица накинула на шею петлю и удавилась. Но перед смертью она написала на дощечке мужу, что, в отсутствие его, Ипполит сделал покушение на ее честь и что только смертью могла она спастись от угрожавшего ей позора.
Украшенный лавровым венком, спокойно возвращался Тезей из Дельф, надеясь, что будет встречен радостными приветствиями домочадцев; но, подъехав к дому, он, вопреки ожиданиям, услышал вопли женщин и печальные крики рабов, Уж не умер ли престарелый Питфей, не случилось ли несчастия с кем-нибудь из малолетних царевичей? Только слышит он, что не Питфей умер, а умерла Федра, сама наложив на себя руки. Быстро вбежал он в дом, бросился к трупу и, в отчаянии горькими слезами оплакивал потерю жены – лучшей из всех жен на земле.
Увидев в руке ее дощечку, он взял ее и прочитал. Собственноручно писала Федра мужу, что сын его Ипполит покушался на честь ее и что это покушение было причиной ее самоубийства. Полный гнева и невыносимой скорби, проклинает Тезей преступного, сына, взывает к бурегонителю Посейдону:
– Отец Посейдон! Ты любил меня всегда как сына и дал мне некогда обещание исполнить три мои желания: молю, покарай преступного; если не ложно было твое обещание, пусть не переживет он этого дня. Если же владыка Посейдон, – прибавил Тезей, – не низошлет в Аид моего сына, я сам изгоню его из пределов нашей земли; пусть в горе и нужде, тяготимый проклятием отца, влачит он дни свои на чужбине.
Тезей пылал еще гневом, когда Ипполит возвратился домой. Ничего не зная о причине отчего гнева, он с участием стал расспрашивать его о том, что случилось. С невозмутимым спокойствием, в полном сознании своей непорочности, защищался Ипполит от обвинения и упреков, которыми осыпал его отец; но, связанный клятвою, нe мог он открыть истинной причины самоубийства Федры и не убедил отца в своей невинности. Тезей изгнал сына из отечества.
Проливая горькие слезы, Ипполит, перед уходом еще раз торжественно призвал в свидетели своей невинности Артемиду, выдавшую непорочность его сердца, и Зевса, охранителя клятв.
Не зашло еще солнце того дня, как к Тезею явился гонец с вестью о гибели сына его Ипполита. С горькой усмешкой спросил ослепленный гневом отец:
– Кто умертвил его? Не пал ли он от руки врага, жену которого оскорбил так же, как жену отца своего?
– Нет, – отвечал раб – Собственные кони убили его… Видно, погубило его проклятие; которое изрек ты над ним, когда призывал на его голову кару Посейдона.
– О боги, о Посейдон! – воскликнул Тезей, – Как же милостив ты был ко мне в этот день, как отец внял ты мольбы моей и исполнил ее! Но скажи мне, вестник, как поразила преступного праведная кара гневного бога?
– Были мы на берегу моря, – начал рассказывать вестник, – мыли мы там и чистили коней Ипполита, и вот дошла до нас весть, что царевич навсегда изгнан тобою из родины. Вскоре за тем подошел к нам и сам царевич, сопровождаемый толпой опечаленных друзей, и подтвердил нам то, что слышали мы от других; потом велел запрягать коней в колесницу: земля его предков стала теперь для него чужой землею. Когда кони были впряжены в колесницу, он взял в руки поводья и сказал, воздев руки к небу: «Зевс всевидец! Пусть поразит меня смерть, если я повинен в возводимом на меня беззаконии! Рано или поздно, при жизни моей пли после смерти, пусть отец мой узнает, как несправедливо поступил он со мной!» С этими словами пустил он коней, мы же пошли вслед за ним – по дороге к Эпидавру и Аргосу. Когда, миновав Трезены, прибыли мы к Саронскому заливу, на пустынный берег моря, мы услыхали раскаты грома, раздававшегося как будто из-под земли. Испуганные кони навострили уши, и в страхе стали мы озираться во все стороны, отыскивая, откуда исходили громовые звуки. Обратившись к морю, мы увидали неслыханно-высокий вал: до небес вздымался тот вал и совершенно скрывал от нас скалы противоположного берега. Вскоре пенящиеся, седые волны с шумом устремились на берег, на дорогу, по которой ехала колесница царевича, и из волн вышел огромный, чудовищный бык, от дикого рева которого содрогались прибрежные скалы и утесы. Страх обуял коней. Сын твой, опытный в искусстве править колесницей, изо всех сил натягивал поводья и всячески старался сдержать бешеных коней; но, закусив удила, мчались они по дороги, и не было возможности сдержать их никакой силой. Ипполит старался направить коней к равнине, но бык бросался на них с этой стороны, пугал их своим ревом и гнал в противоположную сторону – к скалистому, крутому побережью. Так пригнал он коней к обрыву скалы; кони бросились вниз и разбили колесницу. Бешено помчались они по берегу, влача за собой по песку и по камням запутавшегося в поводьях царевича; голова и тело несчастного все время бились о камни и выступы прибрежных утесов. Мы бросились к нему на помощь, но не могли догнать мчавшихся без устали коней. Наконец, высвободившись из оборвавшихся поводьев, разбитый и окровавленный царевич пал на землю и лежал, еще борясь со смертью. Кони исчезли из виду, скрылся также и бык – словно его поглотила земля. Господин, – сказал в заключение вестник, – я раб твой, но никогда не заставишь ты меня думать, что сын твой преступен; в моих глазах он вечно будет добродетельнейшим из людей.
Тезей, все еще убежденный в преступности Ипполита, сказал после долгого молчания:
– Не радуюсь я несчастью сына, но не могу и жалеть о злодее. Принесите его сюда, умирающего, с глазу на глаз уличу я его – не может он более запираться в своем злодеянии: гнев богов-карателей обличает его.
Пока Тезей ждал прибытия умирающего сына, внезапно явилась ему девственная богиня Артемида, подруга Ипполита, сопутствовавшая ему на охотах по горам и лесам, и обратилась к афинскому царю с такой речью:
– Зачем радуешься ты, Тезей, гибели сына? Несчастный! Ты поверил лживым словам жены и погубил неповинного сына! Вечным позором покрыл ты свою голову, и нет тебе отныне места между правдивыми. Узнай же злосчастную судьбу свою. Жена твоя Федра, распаленная ненавистной мне богиней, любила твоего сына; пыталась она подавить в себе эту любовь, но не смогла и погибла, послушав своей старой кормилицы. Кормилица открыла любовь госпожи своей Ипполиту, он же с негодованием и ужасом отверг эту любовь. Тогда Федра написала тебе лживое письмо, и им погубила твоего сына, – ты же поверил письму. Сын же твой, дал кормилице клятву молчать об услышанном от нее, не нарушил клятвы. Великое преступление совершил ты: увлеченный гневом, не разбирая дела, поразил сына проклятием и погубил его, ни в чем не повинного.
Как убитый, стоит Тезей перед богиней. Знает он теперь, что сын его умирает безвинно, жертвой безрассудного отцовского гнева.
– Погиб я, – восклицает Тезей, – нет для меня более радостей в жизни!
С громкими рыданиями бросается он навстречу сыну: покрытый кровью, избитый и еле живой лежит перед ним Ипполит. Прожил он, однако, столько времени, что успел простить убитого горем отца и снять с него вину в неповинно пролитой крови.
Полный глубокой скорби Тезей похоронил сына под миртовым деревом, под которым так часто сиживала Федра, томимая муками любви. И тело Федры погребено было под тем же деревом – в месте, которое так любила она в последние дни жизни: Тезей не хотел лишать своей несчастной жены чести погребения. Трезенские жители стали воздавать Ипполиту почести, подобающие полубогам, и установили в память ему ежегодные празднества. Девушки оплакивали судьбу целомудренного юноши, любимца Артемиды, принявшего смерть от оскорбленной им Афродиты: они приносили ему в жертву кудри волос своих и пели в честь его сладкозвучные песни.
5. Свадьба Пирифоя. Битва кентавров с лапифами
(по Овидию „Метаморфозы")
Пирифой, царь воинственных лапифов, обитавших в Фессалии, мужественный, необоримый герой, много слышавший о Тезее и его геройских подвигах, захотел узнать его поближе и померяться с ним силой. Он прибыл в Аттику, в Марафонскую страну, и угнал стадо быков, принадлежавшее Тезею. Когда Тезей узнал об этом, то немедленно пустился за похитителем в погоню. Подпустив преследователя на близкое расстояние, Пирифой быстро обернулся и стал против него, готовый тотчас же вступить в бой; но когда противники сошлись лицом к лицу, каждый из них был поражен силой и мужеством другого до такой степени, что забыли они про битву, протянули друг другу руки на мир и заключили между собою братский союз,
В скором после этого времени Тезей отправился в Фессалию, на свадьбу своего нового друга, вступавшего в брак с Ипподамией, прелестнейшей из всех фессалийских красавиц. На Пейрифоеву свадьбу сошлось великое множество гостей: пригласил он к себе на пир всех Фессалийских царей, многих из друзей своих, живших вдалеке от Фессалии, пригласил также и соседей своих кентавров – дикий, суровый народ, обитавший на соседней горе Пелионе. Тело кентавров было получеловеческое и полуконское: голова и верхняя часть туловища человеческие, грудь же и ноги конские. Обширные палаты царского замка не могли вместить всех прибывших на пир, и многие из гостей сели за столы, поставленные в просторном, осененном деревьями гроте. Радостный шум стоял в брачных чертогах Пирифоя, пелись брачные песни, многочисленные светильники пылали на алтарях, и гости вкушали ароматные вина и сладкие яства. Юная невеста Пирифоя, блистая красотою, сидела посреди палаты, окруженная толпой женщин, и со всех сторон слышались похвалы ее красоте; все гости завидовали хозяину, вступавшему в брак со столь прелестной девушкой.
Долго шел пир, не смущаемый ничем. Но в середине его Эвритион, самый дикий и самый сильный из всех кентавров, отуманенный вином, вдруг поднимается со своего места, бросается на Ипподамию и, схватив ее за волосы, увлекает за собою. Следуя его примеру, и остальные кентавры бросились на присутствовавших на пиру женщин и повлекли их за собою. Быстро вскочили с своих мест лапифы и другие герои Эллады; бросились они на похитителей, и пошел в брачных чертогах Пирифоя дикий, ожесточенный бой, какой бывает на улицах города, в который ворвались неприятельские войска. Самые мужественные и могучие из героев Эллады ратовали против грубой силы и зверской дикости кентавров. Тезей напал на Эвритиона:
– Какое безумие побудило тебя, – воскликнул герой, – нападать в моем присутствии на Пирифоя и оскорблять нас обоих?
С этими словами бросился он на кентавров и вырвал у них похищенную ими девушку. Не говоря в ответ ни слова, Эвритион напал на Тезея, ударил его своими сильными кулаками в грудь; но Тезей схватил большой, тяжеловесный медный кубок и изо всей мочи ударил им кентавра в лицо: с разбитым черепом пал кентавр, забил копытами о землю и испустил дух.
– К оружию! – вскричали остальные кентавры, видя смерть сильнейшего из них. – К оружию!
Стали бившиеся метать друг в друга кубками, чашами и большими медными блюдами.
Кентавр Амик схватил тяжелый светильник со всеми горевшими в нем свечами и размозжил этим светильником череп лапифу Келадону; но тотчас же и сам пал на землю, пораженный в голову ножкой стола, которою вооружился на него Пелат. Кентавр Гриней поднял с земли высокий алтарь и бросил его в средину лапифов, но не кентавру прошло это даром: Эксадий выколол ему оленьими рогами оба глаза. Ройт, самый страшный кентавр после Эвритиона, схватил с алтаря пылающую головню, ударил ею в висок Харака и всадил ее в рану: вспыхнули волосы на голове у Харака и потоком хлынула из раны кровь, шипя, как раскаленное железо, погружаемое в холодную воду. Раненый извлек головню из раны, вынул из пола тяжелую каменную плиту и плитой решил было поразить врага; но тяжесть камня была слишком велика, – Харак выронил его из рук, и камень, падая, раздавил и Харака, и стоявшего возле него Комета. Радуясь своей победе, Ройт бросился на других лапифов и убил юного Корифа и Эвагра; но когда наскочил кентавр на Дрианта, тот всадил ему в шею длинный, спереди обожженный кол. Издавая стоны, старался раненый кентавр извлечь кол, засевший глубоко в кости, и, истекая кровью, обратился в бегство.
Вслед за ним побежали и другие кентавры, и в доме Пирифоя остался один Афеидас. Отягощенный вином, он лежал на шкуре мохнатого медведя, вытянувшись во весь рост и держа в ослабившей уже руке наполненный вином кубок. Увидав его, Форбас проколол копьем ему гортань и с насмешкой воскликнул при этом:
– Смешай себе вино с водою Стикса!
Без мучений умер опьяневший кентавр; черная кровь его разлилась по ложу, на котором застала его смерть, и часть этой крови попала в кубок.
После бегства кентавров из Пирифоева дома битва продолжалась с прежним пылом, но сражающиеся дрались уже обыкновенным своим оружием. Кентавр Петрей обхватил руками дуб и силился вырвать его из земли, но Пирифой вонзил ему в ребра копье и пригвоздил его тело к стволу дерева. Пали еще три другие кентавра от копья Пирифоя.
Диктис искал от него спасения в бегстве, но упал с вершины утеса вниз и при падении разбился о высокий ясень. Увидев смерть Диктиса Афарей и решился отомстить за него: оторвал он от скалы огромный камень и собирался бросить его в царя лапифов, но Тезей своею палицей
разбил Афарею руку. Убить его до смерти герой не желал или не имел времени: вспрыгнув на широкую спину Бианора и держа его левой рукой за волосы, правой бил его палицей он по вискам. Еще одного врага умертвил афинский герой.
Демолеон хотел идти на него с высокой пихтой и долго силился вырвать ее из земли с корнями, но, увидав, что Тезей подошел к нему совсем близко, он, не теряя времени, обломил пихту у корня и бросил ею в приближавшегося неприятеля.
Тезей отскочил в сторону, и сосна попала в соратника Пелеева Крантора. Пелей пронзил Демолеона дротиком. Всячески старался кентавр извлечь копье из раны, но не мог этого сделать. Бросился он на Пелея, намереваясь забить его копытами, но Пелей прикрылся щитом и шлемом и успел вонзить врагу в грудь меч. Подобным же образом бился и Нестор, герой Пилоса: грудами ложились вокруг Нестора окровавленные трупы могучих кентавров.
Благообразней всех других кентавров был Киллар, самый юный из них. Щеки его только начинали покрываться бородой, светло-русые волосы волнистыми кудрями спадали по плечам. Тело было сложено так изящно, как будто было изваяно самым искусным скульптором; даже нижняя часть тела, конская, была безупречно прекрасна: при блестяще черном цвете туловища ноги и хвост были белы. Многие из дев-кентавров любили Киллара и оказывали ему знаки внимания, но сам он любил одну Гилоному, прелестнейшую из всех обитательниц лесистых вершин Пелиона. Чтоб удержать за собою любовь Киллара, прелестница старалась всеми средствами усилить красоту свою: гребнем по нескольку раз в день расчесывала свои волосы, украшала их розмарином, фиалками, лилиями и розами; по два раза в день мылась в студеной, чистой воде горных потоков. Оба они любили друг друга одинаково горячо и никогда почти не разлучались, вместе бродя по лесистым горам и межгорным долинам. Оба пришли на брачный пир к царю лапифов и вместе приняли участие в битве, возгоревшейся на этом пиру.
В самом разгаре боя кто-то из лапифов пустил в Киллара копьем и поразил его на смерть. Падающего, подхватила его Гилонома на свои руки, старалась остановить льющуюся из раны кровь и употребляла все средства, чтобы возвратить умирающего к жизни. Увидав же, что Киллар лежит перед ней уже бездыханный, она в отчаянии схватила поразившее его копье и вонзила себе в грудь. Умирая, она все еще обнимала труп своего супруга.
Все более и более теснили лапифы кентавров. Пирифой, Тезей, Нестор и Пелей– совершали чудеса храбрости; но всех сильнее бился в этой схватке лапиф Кеней, исполин необоримой силы. По воле Посейдона, милостивого к Кенею, его нельзя было ранить никаким орудием. Градом сыпались на него дротики, стрелы и всякие другие орудия кентавров, но лапиф оставался невредим. Увидав, что против Кенея не может действовать никакое оружие, кентавры стали громоздить на него целые горы древесных стволов и скал; подавленный этим бременем, Кеней испустил, наконец, дух.
После его смерти, герои Эллады напали на врагов еще сильнее, и с наступлением ночи битва окончилась: большая часть кентавров осталась на месте, остальные искали спасения в бегстве. Так одолели герои дикую силу.
В последовавшие за тем дни Пирифой с своими соратниками изгнал остатки кентавров из соседних гор и загнал их на Пинд[21] и за границу Эпира[22].
6. Первое похищение Елены. Смерть Тезея
Недолго жил Пирифой с своей женой: прекрасная Ипподамия умерла вскоре после свадьбы. Подобно Пирифою, Тезей жил в это время также вдовцом; поэтому, несмотря на свой пятидесятилетний возраст, он изъявил согласие принять участие в отчаянном предприятии своего друга – в похищении Елены. Эта дочь Зевса и Леды, своей красой и легкомыслием погубившая впоследствии Трою, в то время была почти еще ребенком; но молва о ее красоте прошла уже далеко. Прибыли Тезей с Пирифоем в Спарту и похитили деву в то время, как она вместе с другими спартанками совершала служение Артемиде в ее храме. Похитители бежали с своей добычей в горы Аркадии. Долго гнались за ними спартанцы, но вблизи Тегеи остановились и не преследовали далее похитителей, ибо видели, что погоня была бесполезна. На досуге стали теперь друзья рассуждать о том, что им делать с похищенною девушкой, и согласились бросить жребий: кому выпадет жребий, тот и возьмет себе Елену.
Но при этом положен был еще и такой уговор: получивший Елену должен будет помочь своему другу похитить другую невесту, какую бы последний ни выбрал. Бросили жребий, и Елена досталась Тезею. Он отвез ее в Аттику, поместил в крепкомь замке своем в Афинах и поручил ее матери своей Эфре.
По условию, Тезей должен был добыть теперь невесту для Пирифоя. Но не привык Пирифой довольствоваться малым: он пожелал похитить из Тартара Персефону, супругу Плутона, властителя теней. Тезей, дав слово, не мог отказаться от него и последовал за своим другом в царство теней. Пошли они вдвоем, и у местечка Колона спустились в подземную обитель Аида – через ту пропасть, по которой нисходил в Аид и Эдип. Почти достигли они ворот Аида и здесь присели на камень отдохнуть и поразмыслить о том, как бы лучше исполнить предприятие. Когда же хотели они подняться с камня, чтобы продолжать путь далее, то обнаружили, что приросли к камню, на котором сидели. Долго пришлось им сидеть, и горько раскаивались они, что затеяли такое безрассудно-дерзкое дело. Впоследствии, когда Геракл нисходил по этой дороге в царство Плутона, чтобы достать оттуда Цербера, Тезей с Пирифоем простерли к герою руки, моля освободить их. Геракл подал Тезею руку и оторвал его от скалы: боги позволили Гераклу освободить Тезея, – он был муж благочестивый и всегда воздавал богам подобающие почести, в дерзкое же предприятие пошел не сам собою, а вовлечен был Пирифоем. Когда же Геракл хотел освободить от скалы и другого страдальца, – с громом содрогнулась земля. Богам неугодно было освобождать дерзкого нечестивца. Так сидит он и доселе, прикованный навсегда к скале и терзаемый мстительными Эринниями.
Когда Тезей возвратился из Аида на землю, в царстве его все шло не по-старому: замок его в Афинах был разрушен, мать его Эфра уведена в плен, и Афинами правил новый царь. Во время отсутствия Тезея прибыли в Аттику близнецы Диоскуры, Кастор и Полидевк, отыскивавшие сестру свою Елену. Пришли они в Афины и требовали от граждан Возвращения сестры. Афиняне отвечали, что у них в городе нет никакой Елены и что они даже не знают, где скрыл ее Тезей. Диоскуры стали грозить войной. Знал тайну Тезея лишь Академ и выдал ее Диоскурам. Они пошли на Афины, разрушили крепость Тезея, освободили сестру и увезли ее на родину; а вместе с Еленой увезли они также и мать Тезее Эфру. С той поры Эфра стала рабыней Елены и сопровождала ее впоследствии в Трою. Удаляясь из Аттики, Диоскуры наказали Тезея еще и тем, что царем в Афинах поставили врага его Менесфея, Петеева сына, из рода Эрехфея. Долго, но напрасно стремился Тезей завладеть афинским престолом. Вступив в Афины, он не встретил сочувствия к себе; Менесфей же был боготворим афинской чернью, и власть его была так прочна, что старый царь счел за лучшее оставить всякие посягательства на царскую власть и удалился на чужбину. Двух младших сынов своих, Акаманта и Демофонта, он послал на Эвбею, к своему другу Элефенору, сам же отправился на остров Скир, где у него было много родичей и оставалось еще наследственное имущество. Отойдя недалеко от Афин, Тезей торжественно изрек проклятие на неблагодарных афинян, и место это называется с того времени «полем проклятия».
На Скире царствовал в то время Ликомед, овладевший всем достоянием Тезея. Когда же Тезей потребовал от него возвращения своей собственности, Ликомед притворился, будто готов отдать все охотно, и повел пришельца на вершину крутой прибрежной скалы, дабы оттуда показать ему все его владения. В то время, как Тезей любовался видом прекрасного острова, коварный Ликомед столкнул его со скалы в море. Так окончил свою жизнь престарелый герой – вдали от царства своих предков, в печальном изгнании. Оба сына его вместе с Элефенором участвовали в Троянской войне и прославили себя доблестными подвигами. По разрушении Трои, они с бабкой своей Эфрой, освобожденной ими из неволи, возвратились в Афины и по смерти Менесфея овладели престолом своих предков.
Несмотря на то, что Тезей был предан и изгнан афинянами, он и после своей смерти был им другом и помощником. Рассказывают, что когда они сражались на Марафонских полях с персами, герой встал из могилы и повел афинскую рать к победе. После этой славной битвы вспомнили афиняне о своем благодетеле и порешили перенести его кости со Скира в отечество. Когда полководец Кимон[23] взял Скир и стал искать на нем гробницу Тезея, то внезапно ему явился орел: то парил он над прибрежным холмом, то опускался вниз и взрывал когтями землю. Кимон велел копать на месте, которое указывал орел. Стали копать и нашли гробницу: в ней лежал исполинский остов и возле него – медное копье и меч. Кимон доставил священные останки в Афины, где они были встречены с торжественными почестями и преданы родной земле. В центре города герою был воздвигнут великолепный храм – Тезейон; развалины этого храма видны еще и поныне. С той поры благодарные афиняне чествовали Тезея, как основателя и благодетеля их государства.
7. Калидонская охота (Мелеагр)
Борьба этолийцев и куретов
(Гомер «Илиада»)
Царь Ойней, повелитель этолийцев, приносил однажды в городе своем Калидоне жертвы богам. Деметре достались полевые плоды, Вакху – вино, Афине – масло олив. Каждому из богов принес Ойней подобающую жертву, только алтари богини Артемиды, дочери громовержца Зевса, остались без жертвенного курения. С умыслом ли обошел Ойней алтарь Артемиды, или сделал это по нерадивой рассеянности, – вина его во всяком случае была велика. Разгневанная богиня наслала на земли этолийцев дикого, лютого вепря.
Был тот вепрь величиною с быка; огнем горели у него налитые кровью глаза, копьями торчала щетина, а клыки величиной не уступали бивням слона; от знойного дыхания вепря блекла трава, и увядали листья на деревьях. Страшные опустошения производил дикий зверь на полях Калидонских: опустошал он и тучные нивы, и цветущие виноградники; с корнями вырывал из земли оливы и другие деревья в садах. Пастухи калидонские не могли более пасти стад: хищника не только нельзя было отогнать от стада собаками, – он ломал и умерщвлял самых сильных и ярых быков. Жители Калидона считали себя в безопасности только в стенах города.
Мелеагр встречается с Аталантой на Калидонской охоте
В такой беде юный герой калидонский Мелеагр, сын Ойнея, призвал из всех стран Эллады самых неустрашимых и могучих воинов и с ними пошел на лютого вепря. Пришли в Калидон, по зову Мелеагра, оба Диоскура, Кастор и Полидевк; пришли Тезей с Пирифоем, сыновья Афарея, Идас и Линкей, Пелей и Теламон; явились из Фессалии Ясон и Адмет, из Фив – Ификл и Иолай, из Элиды – сросшиеся ниже пояса близнецы Эврит и Ктеат, и много других охотников и героев.
Из Аркадии на калидонскую охоту пришла Аталанта, дева, обитавшая в лесах с самых ранних лет. Тотчас по рождении она брошена была в лесу; здесь нашла ее медведица и вспоила своим молоком, потом ее призрели у себя звероловы, и от них научилась она искусству охоты. По красоте своей и быстроте бега, подобная покровительнице своей Артемиде, Аталанта, как и она, чуждалась любви, и намеревалась всю жизнь остаться девой. И одевалась она совершенно так же, как Артемида. Волосы заплетала она искусно сзади в одну косу; ее короткая охотничья одежда застегивалась на правом плече гладкой пряжкой, а на левом висел костяной колчан, наполненный стрелами; в левой руке был у нее лук. Едва увидал Мелеагр прекрасную, стройную девушку, как почувствовал к ней любовь. «Счастлив тот, – сказал себе он, – кого она выберет себе в супруги».
Девять дней Ойней угощал своих гостей, а на десятый отправились они на вепря. Пришли в темный и густой лес; высокоствольных деревьев этого леса никогда еще не касался топор дровосека. Здесь одни из охотников стали расставлять сети, другие – спускать со своры собак, третьи пошли исследовать лесные тропинки, сгорая нетерпением найти поскорее ход к логовищу страшного зверя. Идя далее, они в скором времени дошли до глубокой ложбины, дно которой поросло густым ивняком, непроходимой чащей тростника и осоки. Как молния из черной тучи, выскочил из этой чащи вепрь, поднятый голосами охотников, и бросился на них. Громкими криками встретили его охотники и уставили против него остроконечные копья свои. Зверь бросается в сторону, бьет и увечит клыками набегающих на него собак и пробивается сквозь их свору. Со всех сторон летят в него копья; но одни из охотников из-за поспешности не попадают в цель, копья же других, ударяясь в жесткую щетину, отскакивают или наносят только легкие раны. Придя в еще большую ярость, вепрь снова обращается назад, и как камень, пущенный тараном, бросается на охотников. Троих из них он повергает на землю и нападает уже на четвертого – на Нестора, стяжавшего впоследствии столь громкую славу; погиб бы тут преждевременно Нестор, если бы не успел вовремя вскочить на сучья соседнего дуба. В лютой ярости зверь стал точить клыки свои о ствол дуба и, изощрив их таким образом, поразил ими ближайшего к себе неприятеля. В это время близнецы Диоскуры, Кастор и Полидевк, сидевшие на высокорослых конях, готовы были нанести вепрю своими блестящими копьями тяжелые раны; но вепрь убежал от них и скрылся в темной чаще леса, в которой его нельзя было преследовать на коне, нельзя было даже попасть в него копьем. Бросились по следам зверя Теламон с Пелеем, а также и Аталанта. Пустила Аталанта стрелу и, метко попав в вепря, нанесла ему рану около уха. То была первая рана, от которой щетина зверя обагрилась кровью. Мелеагр первый увидал кровь и, указывая на нее товарищам, сказал Аталанте: «Тебе, о дева, должна принадлежать честь победы!»
Охотники покраснели от стыда, видя, что всех их превзошла женщина. Раздраженные, бросились они вслед за убегающим зрем и тучами метали в него стрелы и копья, но горячность их еще более портила дело. Аркадиец Анкей, исполин необычайной силы, догнал вепря и, подняв общими руками секиру, воскликнул:
– Вот увидите, может ли женщина владеть оружием лучше мужчины! Если бы зверя стала теперь защищать сама Артемида, и тогда ему не уйти от мой руки!
Так похвалялся Анкей, уязвленный успехом своей соотечественницы, и замахнулся уже на вепря секирой; но, прежде чем успел нанести ему ударь, упал окровавленный на землю: лютый зверь всадил ему в тело оба клыка.
Наконец, после многих промахов других охотников, Мелеагр нанес зверю копьем рану в спину. Заметался зверь и пришел в неистовую ярость; Мелеагр же подскочил к нему и нанес ему еще одну рану – под лопатку. От этой раны вепрь упал на землю и издох.
С радостными криками поспешили к победителю охотники и признали за ним право на добычу; дивились они страшному зверю, лежащему распростертым у их ног. Мелеагр, став ногой на голову вепря, мечом снял с него шкуру и, подавая ее Аталанте, сказал ей:
– Возьми, дева Аркадии, принадлежащую мне добычу; ты достойна разделить со мной славу победы.
С радостью приняла девушка дар Мелеагра. Но тогда в толпе охотников послышался ропот зависти, и два сына царя Фестия, Плексипп и Токсей, дяди Мелеагра по матери, с поднятыми кулаками бросились на Аталанту и закричали:
– Оставь сейчас же добычу и не присваивай себе того, что должно принадлежать нам; иначе не спасет тебя ни красота, ни защита Мелеагра.
Тут вскипел Мелеагр бурным гневом:
– Знайте же вы, не признающие заслуг и прав других, – знайте, что угрозы не то, что дело!
Так закричал на них герой, и вслед за тем поразил мечом сперва Плексиппа, а потом и другого своего дядю.
В это время Алфея, мать Мелеагра, шла в храм принести богам благодарственную жертву за победу, дарованную ее сыну.
Но на пути в храм встретила она людей, уносивших трупы ее братьев. С громкими воплями ударила Алфея себя в грудь, сорвала с себя златотканные, праздничные одежды и облеклась в черное, траурное платье. Когда же она узнала, что братья пали от руки ее родного сына Мелеагра, печаль ее сменилась гневом, возжаждала она мести и преисполнилась желания покарать убийцу.
Тем временем Артемида, еще более разгневанная удачей этолийцев в этой охоте, подняла шумную распрю между ними и участвовавшими в охоте куретами[24]: стали спорить о том, кому должна достаться клыкастая голова убитого вепря.
Разгорелся жестокий, губительный бой, и в том бою плохо пришлось куретам; хотя числом они и превосходили этолийцев, но не могли стоять против них в открытом поле, вне своих стен. Но когда Мелеагр, увлеченный гневом, покинул поле битвы, счастье отвратилось от этолийцев. Разгневан был Мелеагр проклятиями матери своей Алфеи. Пав на колени и обливая грудь слезами, исступленная Алфея с воплями била о землю руками и взывала к Аиду и Персефоне, моля их наслать смерть на ее сына. И носящаяся во мраке ночном, беспощадная Эринния из темной бездны вняла воплям и проклятиям матери.
Озлобленный сердцем, праздно сидел Мелеагр у супруги своей Клеопатры, прекрасной дочери могучего Ида и Марпессы, но скоро под стенами и башнями Калидона и перед воротами его раздался стук мечей и крик громившего город неприятеля – куреты подступили к городу целым войском. Тогда старшие из этолийских граждан послали к Мелеагру избранных жрецов и через них молили героя выйти на брань и спасти родной город. Обещали этолийские старейшины великий дар Мелеагру: на тучных калидонских полях они обещали ему отрезать пятьдесят десятин земли, на половину покрытой виноградниками, а на половину не тронутой еще плугом. Отец героя, престарелый Ойней, поднявшись до порога его опочивальни, долго стучал в створы дверей и, пав на колени, молил сына; много просили его и сестры, и другие родственники, но Мелеагр упорствовал даже более, чем прежде. Приходили к нему и друзья, чтимые им и любимые более всех в Калидоне; но и их мольбы не тронули ожесточенного сердца.
Гибель Мелеагра
Так коснел Мелеагр в злобе до тех пор, пока не потрясся его собственный дом от ударов вражеского оружия, пока куреты не взошли на городские башни и не начали жечь великий город. Рыдая, стала тогда молить Мелеагра жена его и исчисляла перед ним все бедствия, которым подвергается взятый врагами город: режут воины граждан, предают огню жилища и людей и толпами уводят в плен детей и женщин.
Внял Мелеагр просьбам жены, встал, покрылся пышными и блестящими доспехами и отразил гибель от родного города.
Только не вернулся он с битвы: Эринния, внявшая проклятиям, которыми поразила героя мать, подсказала ей путь к его смерти.
Случилось так, что еще при рождении Мелеагра, в покой Алфеи вступили три богини судьбы, три мойры, и бросили в пламя очага головню со словами: «Пока не погаснет эта головня, до тех пор будет жив и твой младенец».
Когда богини удалились, Алфея встала с своего ложа, выхватила из огня головню и спрятала ее, желая продлить жизнь сына на возможно долгое время. Теперь же, когда сердце Алфеи объято было жаждой мести, достала она роковую головню, бросила ее на очаг, подложила под нее хвороста и зажгла этот хворост.
Четыре раза готова была она сжечь головню и четыре раза останавливалась, отходила от очага: чувство матери боролось в ней с чувством сестры. Лицо ее то бледнело от боязни, то пламенело гневом; то выражалась в нем гневная суровость, то сострадание и готовность простить сына. Как колеблется на воде челн, гонимый ветром против течения, так колебалась дочь Фестия между двумя равносильными влечениями сердца. Наконец, любовь к братьям взяла верх над любовью к сыну.
– Пусть смерть поразит моего сына! – воскликнула она. – Придите сюда, тени братьев моих, посмотрите, какую жертву приношу я фуриям! Злодеянием караю я злодеяние, смертью искупаю смерть. Видите, дорогие тени, что делаю я ради вас; примите мою искупительную жертву: не легко приносить мне эту жертву, предавать смерти сына. – Так говорила она и, отвратив лицо, дрожащей рукой бросила роковую головню в пламя.
Когда огонь охватил головню, из нее послышался – так показалось, по крайней мере, Алфее – жалобный вздох. В тот же миг юный Мелеагр, не ведавший, что творит над ним разгневанная мать, был поражен нестерпимой, жгучей болью.
Первоначально он еще в силах был переносить эту боль, но вскоре стал перед нею бессилен и посетовал, что приходится ему умирать бесславной смертью, позавидовал он судьбе друзей, павших в битве с врагом. С громкими стонами призвал он к себе престарелого отца, братьев, сестер и горячо любимую жену; вместе с ними призывал он к себе, может быть, и мать свою. Чем более пожирал огонь роковую головню, тем сильнее и мучительнее становилась боль, терзавшая Мелеагра; когда же головня догорела и превратилась в пепел, юный герой испустил дух.
Пораженный скорбью, оплакивал гордый Калидон своего героя; более же всех других скорбели о нем отец его, жена и сестры. Мать же Мелеагра, сознав всю тяжесть своей вины, мечом пронзила себе грудь.
Так закончилась Калидонская охота.