1. Фрикс и Гелла
В Орхомене, богатейшем городе Беотии, жил царь Афамант, сын бога ветров Эола. Супругой его, родившей ему двух детей, Фрикса и Геллу, была божественная Нефела, богиня облаков. Но когда, помимо нее, он соединился брачными узами со смертной женщиной Ино, дочерью фиванского царя Кадма, разгневанная Нефела покинула его дом, и с той поры гибель воцарилась в семье Афаманта.
Ино была злою мачехой Фриксу и Гелле и всячески старалась отделаться от них. Она уговорила фивянок тайно иссушить зерновой хлеб, предназначенный для посева; когда же на полях не оказалось ожидаемой жатвы, и Афамант отправил посольство к дельфийскому оракулу, чтоб узнать, каким образом устранить бесплодие почвы, то послы, подкупленные Ино, принесли ему ложное предсказание: «бесплодие прекратится, когда Фрикс будет принесен в жертву Зевсу». Афамант, принуждаемый жителями страны, приготовился к закланию сына и повел его на Лафистийскую гору, где обычно совершались жертвоприношения. Мальчик уже стоял у жертвенного алтаря, когда мать его Нефела послала ему с облаков дивного златорунного овна[25]. Пока оторопелый Афамант взирал на это чудо, юный Фрикс подхватил свою сестричку, усади ее на загривок овна, сам вскочил верхом, и чудесный небесный овен устремился в путь на восток.
На всем протяжении пути дети с восторгом созерцали расстилавшиеся внизу далеко под ними леса, поля, города и реки. Однако, когда они пролетали пролив, отделявший Европу от Азии, маленькая Гелла почувствовала себя плохо, у нее закружилась голова и она упала вниз и утонула. Позже этот пролив люди в честь нее назвали Геллеспонтом.
После долгого пути по воздушным пространствам, овен, неся на себе Фрикса, достиг страны Айи, или Колхиды, что на крайнем востоке Черного моря, где течет река Фасис[26]. Там царствовал знаменитый царь-чародей Эет, сын бога солнца Гелия. Дружелюбно принял он мальчика, оставил его при себе и, когда Фрикс стал сильным юношей, женил его на дочери своей Халкиопе. В благодарность за свое избавление Фрикс принес златорунного овна в жертву Зевсу, «покровителю побегов», а золотое руно подарил царю, столь благосклонно его принявшему. Эет повесил диковинную драгоценность на дубе в священной роще Ареса и на страже около нее поставил ужасного, никогда не засыпавшего дракона. Там, под верной охраной, долго висело руно, и добыть его оттуда считалось одним из труднейших и опаснейших предприятий. В Греции же повсюду была распространена молва об этом чудесном руне, и у родственников Фрикса возникло желание достать его, так как от обладания им зависело благоденствие и спасение рода.
2. Ясон и Пелий
(из Пиндара «Пифейская ода»)
Крефей; брат Афаманта, построил в Фессалии, у одного залива, город Иолк, который, благодаря плодородию окрестных полей, торговле и мореплаванию, достиг цветущего благоденствия. Владычество над городом оставил он своему старшему сыну Эсону; но сводный брат последнего, Пелий, человек несправедливый и кичливый, свергнул его с престола, и пришлось Эсону жить в городе простым гражданином. Когда у Эсона родился сын, он и супруга стали опасаться, чтобы жестокий царь не умертвил их младенца, которому по праву надлежало наследовать престол. А потому они объявили, что дитя умерло тотчас же после рождения и устроили в своем доме тризну; сына же тайно отослали в Пелионские горы на воспитание к мудрому кентавру Хирону. В пещере кентавра, на руках воспитателя своего, супруги его Харикло – и матери Филиры, вдали от света, вырос Ясон (такое имя получил он от Хирона) и стал прекрасным мальчиком; Хирон наставлял его во всех геройских доблестях. Когда Ясон достиг двадцатилетнего возраста, он оставил тихое убежище своей юности и отправился в родной Иолк с намерением возвратить себе отцовскую власть. Добрался он благополучно, только когда он пересекал речушку, протекавшую перед родным городом, у него развязалась одна сандалия, и ее унесло потоком.
На рынке, среди собравшегося народа, появился он, гордый своею силой и сияющий красотою. На нем была обыкновенная местная одежда, но через плечи, в защиту от холодного ливня, висела пестрая шкура барса; длинные кудри волнистых волос доходили до спины. В руках, по обычаю героев, он держал два крепких копья. Свободно и неустрашимо стоял он и искал где бы ему купить сандалию взамен недостающей, а народ с изумлением смотрел на прекрасного чужеземца, спрашивая себя: не спустился ли к ним с небес лучезарный Аполлон или это сам могучий Арес.
Тут приехал на великолепной колеснице, запряженной быстрыми лошаками, царь Пелий. Он испугался, заметив, что юноша был обут только на одну ногу. Некогда получил Пелий от оракула предсказание: «Остерегайся человека, на одну ногу обутого, который спустится с горы в равнинуИолка, будь то чужестранец иди туземец; тебе суждено погибнуть от силы или от неизбежной хитрости потомков Зола». Испуганный Пелий вспомнил предсказание, но затаив в сердце боязнь, насмешливо спросил чужеземца о роде и племени.
– Одно только посоветую тебе, сказал он надменно, – не оскверняй себя ненавистной ложью, – я враг ее.
Спокойно и дружелюбно отвечал юноша:
– Я всегда верен наставлениям мудрого Хирона, учившего меня правде и честности у себя в пещере, при жене и матери и при добродетельных дочерях своих. Двадцать лет прожил я у них и ни разу не провинился ни словом, ни делом; теперь же я вернулся сюда в дом отца моего Эсона, чтобы потребовать унаследованную от предков власть, насильственно захваченную, как я слышал, несправедливым Пелием. Любезные сограждане, укажите мне дом моих геройских предков, я тоже уроженец этой страны, я – сын Эсона.
Так отвечал он; когда же вошел в дом родителей, отец тотчас узнал его, и слезы радости навернулись на седых ресницах при виде прекрасного юноши-сына. При известии о возвращении Ясона, прибыли заявить ему свою приязнь братья Эсона: Ферет – из соседнего города Фер и Амифаон– из далекой Мессении, оба со своими сыновьями Адметом и Меламподом. Ясон радушно принял их в родительском доме и почтил их прекрасными дарами; угощая их, как нельзя лучше, в продолжение пяти дней и пяти ночей и занимая их дружественною беседой и всякою забавой, он, на шестой день, завел речь о деде и объявил им свое намерение. Они одобрили его, все встали тотчас же со своих седалищ и отправились в дом Пелия.
Услышав их быстрые шаги, Пелий вышел им на встречу, и тогда Ясон кротко обратился к нему с следующими словами:
– Сын Посейдона! Сердце человека более склонно к выгодной несправедливости, чем к правде; но вследствие этого порой нежданно-негаданно впадают люди в беду. Мы же с тобой укротим все бурные порывы. Из одного мы рода и, как кровные родственники, не должны прибегать к копью и мечу, чтобы решить, кому подобает сан предков. Итак, оставляю тебе все стада овец и быков и все земли, отнятые тобою у моих родителей; но скипетр и престол, на котором некогда восседал мой отец, – только этого я и домогаюсь, – отдай мне добровольно, чтобы не было новой беды.
– Я согласен на это, – отвечал Пелий хладнокровно, но тая злой обман в сердце, – только прежде всего примири тяготеющий над нашим домом гнев богов преисподней. Умерший вдали от родины, Фрикс умоляет, чтоб отозвали его душу из Аида и даровали бы ей мир. Он умоляет, чтобы отправились мы ко дворцу Эета и добыли оттуда руно овна, на котором некогда он избежал гибели в море и ушел от преследований мачехи. Чудесное сновидение возвестило мне это. Чтобы узнать, не лживо ли было сновидение, обратился я к Кастальскому источнику[27] и бог мне повелел немедленно снарядиться к морским странствиям. Но меня удручает старость, ты же находишься еще во цвете юности: решайся же на этот подвиг, и, клянусь, я безропотно уступлю тебе тогда власть и царство.
Ясон согласился на это и стал набирать себе спутников для похода по всей Греции.
3. Приготовление аргонавтов к походу
(из поэмы Аполлония Родосского „Аргонавтика")
Ясон объехал всю Грецию и повсюду вызывал известнейших героев того времени на общий поход в Колхиду. Все они с радостью обещали ему свою помощь и обязались прибыть к назначенному сроку в Иолк. Из спутников Ясона назовем мы знаменитого певца Орфея и аргивского прорицателя Амфиарая, Зета и Калаида – крылатых сыновей Борея, братьев Диоскуров – Кастора и Полидевка, Идаса и Линкея, Теламона и Пелея, Гeракла, Мелеагра, Тезея, Лаэрта – отца, и Автолика – деда Одиссея по матери, сильного Анкея из Аркадии, Адмета; Акаст – сын Пелия – против воли отца своего заключив тесную дружбу с Ясоном, тоже принял участие в этом походе. Когда же герои, мужественные и отважные исполины, цвет всей Греции, собрались в Иолк, они нашли здесь, на песчаном побережье, совершенно готовый к отплытию корабль, на котором им надлежало отправиться в море. То было прекрасное, пятидесятивесельное судно, необычайно легкое и быстроходное – первый большой корабль, на котором греки отважились пуститься в открытое море. Его соорудил у подножия Пелиона Арг, сын Арестора, с помощью Афины, обратившей особенную благосклонность к Ясону; потому корабль этот и назывался «Арго»; герои же, плывшие на корабле, были прозваны аргонавтами, то есть «плавававшими на «Арго»». Афина вставила в корму корабля кусок священного дуба из рощи Додонского оракула – это должно было оберегать корабль во время путешествия.
Кроме Афины, аргонавтов под свое покровительство взяла богиня Гера. Гневалась она на Пелия за то, что он отказал ей в жертвоприношении и поклонении; и поэтому она желала, чтоб Ясон привез в Иолк волшебницу Медею, которая смогла бы ей послужить для наказания царя. К Ясону же Гера была милостива. Однажды, зимнею порой, охотился он в горах и пришел к стремительному, разлившемуся от дождей потоку. Старуха, стоявшая на берегу, рыдала и просила перенести ее через бушующий поток. Юноша сжалился над ней и перенес ее на своих плечах. То была богиня Гера, принявшая образ старухи, дабы испытать Ясона. С того времени он пользовался благоволением и помощью могущественной богини, как это и оказывалось неоднократно во время похода.
Аргонавты, видя, что они все на лицо в иолкской гавани, начали с избрания предводителя. Все обратили взоры свои на Геракла, могучего Зевсова сына, славнейшего из героев, и просили его принять начальство над ратью: но он всеми усилиями отклонял от себя эту честь и указал на Ясона. Ясон принял начальство и прежде всего приказал спустить «Арго» на воду; слугам же своим велел снабдить его съестными припасами. Затем, по жребию, распределили они места на корабле: пришлось по два гребца на каждую лавку; на среднее весло, без жребия, избрали самых сильных героев – Геракла и Анкея. Тифий избран был в кормчии, а дальнозоркий Линкей – в лоцманы.
Между тем привели Ясону из стада его двух самых красивых быков и, по его же повелению, воздвигли на берегу алтарь Аполлону. Прежде всего, думал Ясон, надлежит принести жертву этому богу, так как он оракулом своим подал и мысль о плавании и, вместе с тем, обещал счастливый исход. Подвели к алтарю быков, одного убил Геракл палицей, а другого Анкей – тяжелой железной секирой.
Когда сожгли куски жертвенного мяса, и Ясон, воззвав к светлокудрому богу, совершил священное возлияние, – ярко вспыхнуло пламя. Основываясь на этом, прорицатель Идмон предсказал счастливое возвращение; ему же самому, прибавил он, суждено умереть вдали от родины, на азиатской земле. Герои, сожалея об участи любимого спутника, обрадовались тем не менее счастливому предсказанию и с наступившим вечером принялись за веселое жертвенное пиршество. Расположившись на берегу, на мягкой листве и траве, наслаждались они едой и питьем, тешились веселым разговором и внимали сладкозвучным песням Орфея. На следующее утро, чуть занялась заря, Тифий разбудил их; сели они на «Арго» и, совершив богам возлияние в море, ради счастливого плавания, бодро отплыли из гавани.
Преследуя далекую цель, должны были они плыть мимо берегов Фессалии, Македонии и Фракии. Попутный ветер надувал паруса, и весело, под мирные звуки песен Орфея, без помощи весел, скользил по волнам «Арго». В восторге прислушивались герои к песням, а рыбы и другие обитатели вод морских, вынырнув из глубины, очарованные сладостными звуками, плыли за кораблем, подобно, стаду, идущему за свирелью пастуха.
4. Аргонавты на Лемносе
(из поэмы Аполлония Родосского «Аргонавты»)
После нескольких дней плавания, аргонавты пристали к острову Лемносу. Здесь, за год до их прибытия, женщины умертвили своих мужей за измену их, за связь с пленницами, привезенными ими с соседнего материка. Кроме мужей и все дети мужского пола тоже были ими умерщвлены, ибо они могли со временем отомстить за смерть отцов. Только царская дочь Гипсипила успела спасти отца своего Фоанта: тайно спустила она его в закрытом ящике в море, и у берега острова Сикина был он вытащен из воды рыбаками. Итак, лемниянки принуждены были пасти стада и возделывать поля и, подобно воинственным амазонкам, ходили в вооружении своих мужей, постоянно опасаясь нападения фракийцев, родственников их соперниц. А потому, увидев, что красивый корабль приближается к острову, ринулись они к берегу с поднятым оружием (царица Гипсипила была во главе их) к берегу, чтобы воспрепятствовать высадке.
Аргонавты же, не подозревая ничего плохого, отправили к царице вестника, прося позволения переночевать на берегу. Вследствие этого Гипсипила отвела свое женское войско в город и созвала на площади народное собрание для обсуждения просьбы иноземцев. Она восседала на каменном престоле отца своего; возле нее помещалась седая кормилица, по обе стороны которой стояли две белокурые девы; кругом же расположился народ. Девственная царица встала и сказала:
– Любезные сестры! Мы доставим чужеземцам на их корабль яства, питье и все, что они пожелают, только пусть они не выходят на наш остров и не ведают, какое преступное дело совершено нами. Наверное, они погнушались бы им, и дурная молва о нас далеко распространилась бы по земле. Таков мой совет; если же кто имеет предложить другое, пусть говорит.
Встала тут ее старая кормилица царицы и, опираясь на посох, сказала:
– Да, пошлите иноземцам подарки, я тоже согласна с этим; но вместе с тем подумайте, что будет с вами, если войско фракийцев или какой-нибудь другой народ нападет на вас. Даже если кто-либо из богов и устранит от вас эту напасть, то мало ли еще каких зол предстоит вынести вам? Когда мы, старухи, перемрем, а вы, молодые, состаритесь, разве быки сами собой станут впрягаться под ярмо и влачить плуг по полям? А когда созреет жатва, уж не они ли, вместо вас, срежут колосья? Ведь все это вам будет не под силу. Что касается до меня, я скоро сойду в могилу; но вам, молодые, советую взять чужих мужчин к себе в дома и доверить им имущество и управление городом, чтоб они защитили вас от внешней опасности, а дети могли бы охранять вас от бедствий старости.
Совет старухи понравился всему народу, и Гипсипила тотчас же отправила деву Ифиною к Ясону пригласить чужеземцев на берег, в город. Ясон накинул на плеча драгоценное пурпурное одеяние, подаренное ему Афиной, взял в руки копье и, подобный лучезарной звезде, вместе с Ифиноей направился к городу. У городских ворот вышли ему радостно на встречу жены и девы и, изумленные, проводили его до дворца царицы; широко растворили ему служанки высокие двери, и Ифиноя повела его в покои своей повелительницы. Войдя к ней, он сел против царицы на великолепное седалище.
Гипсипила опустила взоры, и лицо ее зарделось от стыдливости.
После краткого молчания, смущаясь, сказала она юному герою:
– Чужестранец, отчего вы так долго пребываете вне наших стен? В городе нашем не обитают мужчины, и опасаться вам нечего. Они пашут фракийские поля по ту сторону моря. В царствование отца моего Фоанта они переправились на ту сторону, опустошили страну, унесли богатую добычу, увели множество дев пленницами. С ними вступили они в брак и покинули наш остров, чем жестоко обидели своих законных жен и детей. Когда же они опять покинули они Фракию и заявились сюда, то при их возвращении мы затворили перед ними ворота, дабы принудить их поступать с нами по справедливости или отправляться куда-нибудь с своими любимицами. Они потребовали отдать им своих сыновей и вместе с ними отправились во Фракию, где и живут по сию пору. Так остались мы беспомощными. А потому, если хотите, придите к нам и останьтесь у нас; ты же, если желаешь расположиться здесь на житье, прими власть отца моего и будь царем острова. Право, страну эту ты не будешь хулить, – это плодороднейший и красивейший остров во всем море. Итак, вернись к своим, объяви им наше предложение и не оставайтесь долее за городом.
Так говорила царица, сознательно умолчав о преступном умерщвлении мужчин.
Ясон отвечал ей следующими словами:
– Царица, мы охотно готовы придти вам на помощь. Я только оповещу своих товарищей и тотчас же вернусь; власть же над островом пусть остается в твоих руках: суровый бог призывает меня отсюда в дальнюю страну.
Он подал царице правую руку и вернулся на корабль. В то время, как он шел по улицам, женщины веселыми толпами провожали его до ворот; затем они живо снарядили колесницы, положили на них дары для гостей и поспешили к морю. Аргонавты с радостью приняли весть Ясона и последовали за женщинами в город. Ясон поселился во дворце у Гипсипилы, другие же расположились в различных частях города. Один Геракл с несколькими выборными остался сторожить корабль.
Настало веселое время – дни воинов проходили в празднествах.
Пиршества сменялись веселыми хороводами; повсюду поднимался с алтарей благовонный жертвенный пар. Из всех богов наиболее чествовали жертвами и пением Гефеста, бога-покровителя острова, и прелестную супругу его Афродиту. Каждый день отсрочивался отъезд, и аргонавты пробыли бы на острове, вероятно, еще долее, если бы Геракл тайно от женщин не собрал своих товарищей и с бранью и укорами не напомнил им о цели их плавания. Пристыженные герои вняли увещаниям Геракла и стали снаряжаться к отъезду. Лемниянки, подобно пчелиному рою, с мольбами и плачем окружили уезжающих друзей; со слезами на глазах, жали они им руки и выражали пожелания счастья в дальнейшем плавании. При расставании Гипсипила, с полными слез глазами, протянула Ясону руку и сказала:
– Отправляйся же, и да позволят боги тебе и твоим спутникам привезти домой желанное руно. Если ты когда-нибудь счастливо вернешься сюда, я сдам тебе власть над островом. Но знаю, этому не бывать, – нет у тебя такого намерения. Так, живя вдали от меня, сохрани по крайней мере память обо мне.
Тронутый Ясон простился с царицей и сел на корабль, а вслед за ним и другие.
Аргос оттолкнул корабль от берега, весла пришли в движение, и скоро исчез из виду прекрасный остров.
5. Кизик
(из Аполлония Родосского)
Геллеспонтом достигли аргонавты острова Кизик в Пропонтиде, близ фригийского берега; остров этот был соединен с материком узким перешейком. Там, на «Медвежьей горе», обитали дикие исполины. Каждый из них был о шести могучих руках: по две на широких плечах и по четыре на боках. А вокруг перешейка и на равнине обитали долионы, которыми правил царь Кизик. Они вели свой род от Посейдона, бога моря; он-то и защищал их: несмотря на близкое соседство, исполины же не причиняли им вреда. Тут аргонавты стали на якоре в прекрасной гавани и высадились на берег. Кизик и долионы, услышав о высадке благородных героев, поспешили к ним, приняли их дружелюбно и уговорили направить корабль в городскую гавань. Царь Кизик был еще в юношеском возрасте; едва пробивался у него на подбородке и щеках нежный пушок и лишь за нисколько месяцев до этого женился он на прелестной Клейте, дочери Меропа. Некогда оракул возвестил ему, что он должен радушно принять божественное воинство героев, которое, быть может, когда-нибудь прибудет к нему, и с этими героями он не должен вести войны. Поэтому Кизик снабдил аргонавтов вином и жирными овцами, и сам прибыл принять участие в их трапезе; услыхав о цели их путешествия, он дал им наставления относительно пути. На следующее утро взобрался он с ними на высокую гору, дабы дать им возможность обозреть положение острова в обширном море; в это самое время часть аргонавтов, в том числе и Геракл, собрались вывести корабль из гавани. Тут, с другой стороны горы, ринулись на них исполины и принялись запирать вход в гавань огромными каменными глыбами, обломками скал. Но Геракл схватил свой лук – и стали падать исполины один за другим.
Между тем и другая часть аргонавтов спустилась с горы и луками и копьями помогла одолеть исполинов, всех до последнего. Подобно огромным стволам, срубленным топором дровосека, лежали исполины один на другом: кто головой и грудью в воде, ногами же на берегу; кто тяжелым туловищем на песке, а ногами в воде; как те, так и другие были желанной поживой для рыб и для птиц.
После этой битвы Аргонавты, напутствуемые пожеланиями долионов, пустились в море. Весь день попутный ветер гнал перед собою «Арго»; ночью же ветер переменил направление, чего герои, однако, не заметили, и пригнал их обратно к острову долионов.
Они вышли на берег, но в темноте не узнали союзного острова; долионы же, услышав о высадке вооруженных людей, подумали, что это пеласги, морские разбойники, частенько устраивавшие набеги на остров, и, вооруженные, вышли им на встречу.
Страшный бой начался во мраке, и ни одна сторона не узнала другой. Аргонавты положили на месте множество долионов, а Ясон поразил копьем царя Кизика прямо в грудь. Бой продолжался до утра, и лишь тогда с ужасом увидели бойцы несчастную ошибку. Три дня аргонавты и долионы с распущенными волосами оплакивали любимого царя, погибшего во цвете лет; потом погребли его с большими почестями и над высокой могилой, которую можно было видеть и в позднейшее время, устроили погребальную тризну. А Клейта, юная супруга царя, не вынесла одинокой жизни: самоубийством покончила она дни свои.
Ее оплакивали нимфы соседних рощ, и из слез их, обильными струями орошавших землю, боги создали источник, которому дали имя бедной Клейты, так рано покончившей с жизнью.
6. Гилас
(из Аполлоний Родосского)
Однажды вечером, после бурного плавания, аргонавты высадились на берегу Мисии, на том самом месте, где впоследствии находился город Бирос иди Бирусий, теперешняя Брусса. Туземцы приняли их радушно и снабдили съестными припасами и напитками. Пока герои после дневных трудов отдыхали на мягкой траве и подкреплялись ужином, Геракл отправился в соседний лес срубить дерево для весла: в этот день он, в борьбе с напиравшими на корабль волнами, переломил свое весло. Вскоре нашел он пихту, которая показалась ему пригодной, и, отложив свои лук, колчан и львиную шкуру, схватил ствол обеими руками и вместе с корнем вырвал его из земли.
Между тем его оруженосец, прекрасный мальчик Гилас, вышел из стана добыть воды себе и своему господину Гераклу. В лесистой низменности юноша нашел источник; но в то самое время, как он нагибался, чтобы медной кружкой зачерпнуть воды, нимфы источника, воспламененные любовью к нему, схватили его и повлекли за собой в пучину. Прекрасный Гилас исчез в воде, подобно светилу, сияющему во мраке и гаснущему при падении. Аргонавт Полифем, друг Геракла, ожидавший его возвращения близ этого самого источника, услышал крик мальчика и подумал, что он схвачен диким зверем или что разбойники влекут его в горы. Подобно льву, рыскающему за добычей, с обнаженным мечом устремился он в ту сторону, откуда ему послышался зов, но не нашел там мальчика. Тут встретил он Геракла, возвращавшегося с пихтой из леса.
– Несчастный, закричал он ему навстречу, отчего мне первому суждено принести тебе печальное известие! Гилас отправился к источнику и не вернулся: либо разбойники похитили его либо дикие звери растерзали на части, – я сам слышал его крик.
Когда Геракл это услышал, пот показался у него на висках, и кровь прихлынула к груди. Разъяренный, бросил он пихту наземь и, подобно быку, уязвленному слепнем, заметался во все стороны. Всю ночь они искали Гиласа и звали его громкими голосами, и вот, как будто издалека, достигли до их ушей слабые звуки откликавшегося мальчика. Они и не подозревали, что голос этот исходил из соседнего источника, где нимфы старались на своих коленях поцелуями унять боязнь и тоску прелестного юноши.
Лишь только взошла над горой утренняя звезда и поднялся попутный ветер, Тифий стал увещевать спутников воспользоваться ветром и пуститься в море. Радостно и на всех парусах поплыли они по волнам, и тогда только заметили отсутствие Геракла и Полифема; начался спор о том, оставить или нет храбрейших спутников. А Ясон, беспомощный и озабоченный, сидел, не говоря ни слова. Гнев одолел, наконец, Теламона, вернейшего друга Геракла. Обратившись к Ясону, он воскликнул:
– И как ты можешь так спокойно сидеть?… Да, выгодно тебе оставить Геракла! Все это случилось по твоему старанию: боялся ты, чтобы великий герой не затмил твоей славы. Впрочем, к чему слова! Я не желаю продолжать путь с тобой и твоими спутниками: вы задумали и выполнили все случившееся.
Нимфы похищают Гиласа
Затем с блистающими гневом глазами кинулся он на кормчего Тифия и принудил бы его повернуть корабль назад и опять направиться к мисийскому берегу, если б оба Бореада с бранью не удержали его.
И в то же самое время из глубины моря вынырнул морской бог и прорицатель Главк с взъерошенной головой. Твердой рукой схватил он киль корабля и объявил аргонавтам, что Геракл и Полифем остались на острове по воле богов; что Гераклу суждено свершить для Эврисфея двенадцать подвигов и за это обрести бессмертие; что Полифем, по воле рока, должен основать город Киос и окончить жизнь свою в стране халибов; что, наконец, оба они остались, отыскивая Гиласа, похищенного влюбленными нимфами. Затем бог погрузился в бурную пучину. Герои обрадовались предсказанию, а пристыженный Теламон подошел к Ясону и попросил простить ему грубое слово, вырвавшееся в печали. Ясон охотно согласился, и они весело продолжали они путь.
После долгих и тщетных поисков любимого Гиласа, Геракл отправился в Аргос служить Эврисфею; но перед этим он заставил мисийцев поклясться в том, что они будут искать Гиласа до тех пор, пока не найдут его. Вот отчего и впоследствии обитателя этой страны ежегодно бродили по лесам, отыскивая Гиласа. Полифем же остался у них и выстроил город Киос.
7. Амик
Ранним утром следующего дня аргонавты направили корабль к далеко вдающейся в море косе вифинского берега.
Там находились жилище и двор царя бебриков Амика. То был дикий человек исполинского роста и силы. Он не отпускал от своего берега ни одного чужеземца, не померившись с ним силою в кулачном бою. Не один человек из соседних стран, приведенный судьбою на роковой берег, пал под его тяжелой рукой. И теперь, видя, что «Арго» причаливает к берегу, прибежал он туда и с кичливою гордостью закричал вступавшим на берег аргонавтам:
– Услышьте, морские бродяги, то, что надлежит вам знать! Не один чужеземец не смеет выехать отсюда, не померившись со мной силами. А потому выбирайте из своей среды сильнейшего и выставляйте его здесь для кулачного боя. Если же вы этого не исполните, то горе вам!
Ярый гнев обуял героев, особенно же возмущен был Полидевк, лучший из кулачных бойцов во всей Элладе. Он выскочил вперед и закричал:
– Успокойся и перестань грозить. Мы подчиняемся твоему закону; я готов выйти на состязание с тобой.
Грозно взглянул Амик на смелого юношу, – взглянул, как раненый в горах лев смотрит на того, кто первый нанес ему рану. Но Тиндарид спокойно снял с себя плащ и приготовился к состязанию; Амик тоже сбросил черный плащ и кинул пастушескую дубину, которую носил обыкновенно при себе. Между тем по обе стороны расположились смотреть на бой эллинские герои и толпы пришедших бебриков. Дикий царь был страшен и подобен сыну ужасного Тифона; бодро стоял юный Полидевк, подобный лучезарной звезде на вечернем небе. Правда, первый пух еле пробивался на его щеках; но он в себе чувствовал непобедимую силу, и чем более смотрел на противника, тем более росло в нем гордое мужество.
Полидевк махнул рукой, чтобы посмотреть, не оцепенела ли она от долгой гребли. Не двигаясь, стоял против него Амик, и жажда крови так и светилась в мрачных глазах его. Тут слуга Амика бросил на землю между противниками крепкие кулачные ремни.
– Возьми без жребия, который захочешь, – сказал царь, – чтобы потом не жаловаться. Обвяжи ремнем руку – и скоро ты увидишь, что я хороший шорник и умею окрашивать кровью человеческие щеки.
Полидевк с улыбкой поднял тот ремень, который лежал поближе, и с помощью друзей обвязал им кулак; то же самое сделал Амик, и начался ужасный кулачный бой.
Бой Полидевка с Амиком
Мощными руками закрыв лицо, устремились они друг на друга. Как тяжелая волна, напирающая на корабль, внезапно ринулся Амик на юного Полидевка и принялся наносить ему удар за ударом; но юноша, ловко уклоняясь, оставался невредим и, в свою очередь, хорошо подметив слабые стороны противника, нанес ему не один чувствительный удар.
Неутомимо наносили бойцы друг другу удары, от которых хрустели челюсти и зубы; остановились лишь, когда у них прервалось дыхание. Тут отошли они в сторону и с тяжелыми стонами утерли льющийся пот. Но вскоре, подобно двум быкам, они опять устремились в бой. Амик высоко замахнулся, намереваясь приподняться на носки и изо всей силы ударить кулаком Полидевка по голове; но последний так изловчился, что только слегка был задет по плечу, и тут же нанес своему противнику такой удар по уху, что переломил ему кость; Амик от боли упал на колено. Громко возликовали друзья Полидевка, а умирающий Амик склонил голову на землю.
Видя смерть своего царя, бебрики, с дубинами и копьями, ринулись на Полидевка. Но товарищи с обнаженными мечами поспешили защитить его. Дошло до жаркого боя. Полидевк сам положил на месте первых, набежавших на него: одному так ступил ногой на грудь, что тот и не встал; другому кулаком вышиб глаз. Кастор, стоя возле брата, мечом поражал одного за другим, а Анкей, аркадкий великан, в щетинистой кабаньей шкуре, неистово замахал тяжелой секирой. Тут овладел бобриками панический страх, и они поспешно обратились в бегство. Аргонавты преследовали их далеко во внутрь страны. Затем они напали на хлев со скотом и увели богатую добычу. Ночь провели на берегу, перевязав раны и принеся жертву богам. Увенчав головы лаврами, сидели они, радостно пируя, и, с наполненными кубками в руках, наслаждались веселыми песнями и игрою Орфея. Воспевали они Полидевка-героя, победоносного Зевсова сына.
8. Финей
На следующий день аргонавты пристали к берегам Фракии. Здесь жил прозорливый старец Финей, бывший прежде царем Фракии, теперь же влачивший жизнь в великом горе и бедствиях. Аполлон ниспослал Финею дар прорицания, но тот стал злоупотреблять этим даром и открывал людям тайные советы Зевса. За это на склоне дней он был поражен слепотою, и злые гарпии – девы, имевшие вид хищных птиц – лишали несчастного пищи, которую приносили ему люди за его гадания: лишь только, бывало, поднесет он кусок ко рту, гарпии тотчас же вырвут кусок из его рук. Поэтому Финей постоянно был мучим страшным голодом. Если даже когда гарпии и оставляли ему какую-нибудь часть пищи, то пропитывали ее таким зловонием, что никто не мог есть ее. Когда Финей услыхал шум шагов проходивших мимо его дома чужеземцев, прозрел он, что чужеземцы эти – аргонавты, и вспомнил сделанное ему предвещание, что тогда перестанут мучить его гарпии когда к фракийским берегам пристанут сыновья Борея с своими спутниками. Поднялся старец с своего ложа и побрел, опираясь на посох и ощупывая стены, навстречу аргонавтам. Но едва лишь дошел он до порога своего дома, как обессиленный опустился на землю. Увидав несчастного старца, исхудалого, дрожавшего всем телом, аргонавты почувствовали к нему жалость и обступили его толпою. Когда Финей несколько оправился, то сказал еле слышным голосом:
– О, герои Эллады! если я не обманываюсь, если вы те, которых ведет Ясон за добычей золотого руна, то помогите мне, спасите меня от невыносимой муки. Мстительные Эриннии не только лишили меня света очей, но отнимают у меня даже и пищу, томят и изводят меня голодом. Было мне открыто некогда, что от этой муки должны меня освободить Бореады. Заклинаю вас, спасите меня. Я не чужой вам: я – Финей, сын Агенора; некогда царствовал я над фракийцами и был женат на Клеопатре, сестре Бореадов, находящихся между вами.
Герои не могли смотреть без слез на несчастного старца, и Зет, один из сынов Борея, обнял страдальца и обещал при помощи своего брата освободить его от мучительниц-гарпий, если только будет на то соизволение богов. Тогда Финей, подняв к небу свои безжизненные, тусклые очи, поклялся аргонавтам, что не лживо было то предсказание, которое предвещало ему спасение от сыновей Борея, и что боги не разгневаются на них за оказанную ему помощь. Герои тотчас стали готовить Финею обед, и этот обед должен был быть последней добычей гарпий: Бореады стали вблизи с обнаженными мечами.
Аргонавты сражаются с гарпиями
Едва старец успел прикоснуться к поставленной перед ним пище, как с громким криком налетели они быстрокрылые, и похитили у него пищу. Аргонавты подняли шум, но птицы не испугались этого шума и пожрали все, что было поставлено перед Финеем до последнего куска; потом с криком же полетели он за море, оставляя за собой невыносимое зловоние. Бореады, с обнаженными мечами, понеслись вслед за ними: как сыны северного ветра, они одарены были крыльями. Долго гнали они гарпий и вблизи Пифейских островов подлетели к ним так близко, что могли схватить их руками. Схватились Бореады за мечи, но быстрая вестница богов, Ирида, низошла с неба и воспретила героям умерщвлять гарпий. Она подтвердила, что, по воле богов, гарпии отныне никогда не будут посещать Финеева дома. Веря словам богов, сыны Борея возвратились к кораблям своим, и с той поры Пифейские острова стали именоваться Строфадами– островами возвращения.
Аргонавты омыли Финея, закололи овцу, взятую ими из стад Амика, и стали готовить злополучному старцу сытный обед. Довольные и радостные, сели они за стол и с изумлением смотрели, с какой жадностью утолял Финей свой голод, томивший его так долго и так сильно. Самому ему казалось, будто все это он видит во сне. Дожидаясь возвращения сынов Борея, всю ночь просидели аргонавты за столом, с кубками в руках; Финей же, сидя между ними у очага, пророчествовал о судьбах дальнейшего их плавания.
– Боги не позволяют, – начал Финей, – сказать вам всего, что открыто мне о судьбах вашего предприятия; но вот что скажу я вам, вы же внемлите словам моим. Прежде всего вы приплывете к двум гибельным скалам – Симплегадам; по тесному проливу между этими скалами не проходил доселе ни один из мореплавателей, ибо скалы те не стоять твердо на месте, а беспрерывно сталкиваются одна с другой и снова расходятся. А потому, когда вы приблизитесь к скалам, будьте предусмотрительны и подплывайте к ним с величайшей осторожностью. Вы пустите наперед перед собой голубя: если голубь пролетит между скалами невредимо, дерзайте и вы, гребите веслами изо всех сил и не забудьте призвать на помощь богов. Если же голубь погибнет между скалами, то плывите другим путем: гибель голубя должна показать, что вам не суждено проплыть между скалами. Миновав Симплегадские скалы, вы берите направо и плывите вдоль берега, но не слишком близко: там много отмелей и скалистых мысов, далеко вдающихся в море; да к тому же на берегу том, по местам, живут дикие и воинственные народы. Вы поплывете мимо городов, где обитают амазонки, мимо башен мосинэкского народа, построенных на вершинах лесистых гор; минуете вы также и страну халибов, в поте лица выкапывающих железо из земли. Наконец достигнете берега Колхиды в том месте, где Фасис изливает в море свои шумные воды, и здесь станете на якорь. В той страны, на берегах Фасиса, стоит высокобашенный замок царя Эета, и висит на высоком дубе золотое руно, денно и нощно охраняемое страшным, никогда не смыкающим очей драконом.
Молча и не без прискорбия внимали Аргонавты речам прозорливого старца; но он утешил их обещанием счастья и полной удачи в том случае, если благополучно минуют Симплегадские скалы. Завещал он им также, прибыв в Колхиду, испросить помощи у хитроумной Киприды, богини любви.
Многое еще хотели расспросить аргонавты у прозорливца, но внезапно появились среди их Бореады, возвратившиеся с победой. И закипел праздничный пир.
9. Симплегады
Корабль бодро бежал по волнам, рассекая их своим заостренным носом. Море было небурным, лишь порой напоминая о своей сокрытой мощи, когда било волною о борт, и тогда пенистые фонтаны обрушивались на героев, сидевших на веслах. Справа зеленел пологий берег.
Но вот откуда-то издали донесся мерный шум, постепенно переросший в могучие ритмичные удары. Грохот то пропадал, то вновь низвергался, словно где-то в небесах затаился молот, который изо всех сил обрушивался на наковальню. И вскоре поняли аргонавты, что приближаются они к страшным скалам-Симплегадам, о которых их предупреждал слепой провидец Финей.
Ясон взял на руки голубку, которую дал им с собою Финей и взошел на нос корабля.
И вот показались сами Симплегады – огромные, иссиня-черные утесы. Один от другого они были отделены не более полусотней локтей. Незыблемые высились они высоко над морем и нельзя было их обойти, ибо вокруг них кружили сильные водовороты.
Герои, закаленные в десятках битв и поединков, не боявшиеся людей, исполинов и чудовищ, рисковавшие порою бросить вызов богам, они оробели перед мощью слепой стихии, ибо сломить ее было не в силах человеческих. Вот уже рядом зловещие утесы, уже увлекает корабль к ним сильнейший поток.
– Выпускай свою птишку! – крикнул Тифий.
Ясон бросил голубку высоко над головой. Белоснежная птичка вспорхнула ввысь и устремилась в полет между утесами. Почуяв живое, каменные громады соединились с ужасающим грохотом. Но затем они разошлись, и все увидели, что голубка сумела пролететь, лишь в воздухе кружились несколько перышек с ее хвоста.
– Теперь и наша очередь! На весла! – закричал кормщик Тифий и сам налег на рулевое весло, направляя корабль между утесами.
Единым духом налегли герои на весла, и корабль словно сам взлетел от такого напора. Черные скалы надвинулись на них… они уже близко, еще мгновение… И «Арго» вылетел на чистую воду, лишь жуткий трек скрипнул по сердцу каждого, ибо героям показалось, что корабль их раскалывается надвое – но нет! Это лишь треснуло кормовое весло, не избежавшее удара страшных каменных челюстей.
В тот же вечер герои уже отдыхали в кругу дружественного народа мариандинов. Однако на следующий день, как планировали, отплыть они не смогли, поскольку славный кормщик Тифий, который столько сделал для похода, заболел и вскоре умер. Похоронив его, аргонавты назначили на его место могучего Анкея и вновь пустились в море.
Много дней и много ночей плыли они вдоль южного берега и Эвксинского Понта, минуя различные царства неведомых им дотоле народов. Наконец стали они приближаться к некоему острову. Когда они подплывали к берегу, с острова поднялась огромная птица. Пролетая над кораблем, она роняла на него свои перья – остроконечные, как стрелы; одно из них попало в плечо Филею. От боли Филей выронил из рук весло; Аргонавты же с изумлением рассматривали странное оружие, поразившее их сподвижника. Сосед Филея вынул перо из раны, омыл и перевязал ее. Вслед за первой птицей появилась другая. Лишь только подлетела она к кораблю, Клитий, подстерегавший ее с луком в руках, пустил в нее стрелу, и птица упала в море, вблизи корабля. Тут только догадались герои, что остров, к которому они приближались, есть остров Аретиада, а птицы, взлетавшие с берега на встречу кораблю, – птицы бога войны Арея, стимфалиды: изгнанные из Аркадии Гераклом, они поселились на этом острове. По совету Амфидамата, герои надели на головы шлемы, вооружились копьями и прикрылись щитами. Так подплыли они к острову. Приближаясь к берегу, аргонавты закричали громкими голосами, стали бить в свои щиты и подняли такой шум, что птицы густыми стаями поднялись с берега и, осыпая корабль тучей перьев-стрел, пронеслись над ним высоко в воздухе и полетели к близ лежащему материку.
Теперь аргонавты могли безопасно пристать к берегу. Но при самом вступлении их на остров, они встретили четырех юношей, жалких видом, в изорванных одеждах. То были сыновья Фрикса. Умирая, отец завещал им возвратиться в страну предков – в Орхомен, в богатый дом Афаманта. С надеждою в сердцах отплыли юноши на корабле, который им дал дед их Эет; но в первую же ночь плавания, в темную, страшную ночь, на море поднялась грозная буря, волны разбили корабль и выбросили пловцов на негостеприимный берег острова Ареса. На их счастье на этот же остров скоро прибыли и аргонавты, избавившие несчастных от горя и нужды. Встретив аргонавтов, юноши попросили у них пищи и одежды и рассказали им о судьбе своей и о своем происхождении. Герои весьма обрадовались встрече с несчастными юношами, и Ясон объявил им, что они ему родственники по деду. Дали им с корабля одежду, накормили и напоили их.
За обедом Ясон сообщил юношам, что он плывет со своими спутниками в Колхиду за золотым руном, и просил их быть проводниками аргонавтам и помощниками в трудном предприятии. Услыхав это, юноши пришли в ужас, и Аргос, старший между ними, так отвечал Ясону:
– Друзья! Мы сколько можем будем помогать вам; но знайте, что лют и жесток дед наш Эет; он ведь сын Гелиоса и могуч как сам Арей; к тому же повелевает сильным и многочисленным народом, во всем покорным его воле. Руно это охраняется страшным драконом: трудно похитить его у такого стража, если бы даже и сам Эет согласился на это.
Бледностью покрылись лица у некоторых аргонавтов при рассказе Аргоса, но Пелей воскликнул:
– Не пугай нас, друг, по пустому! Мы не так бессильны, чтобы страшиться Эета; понимаем и мы кое что в ратном деле, и в жилах многих из нас тоже течет кровь богов. Нет, коли не уступит он нам эту шерсть добровольно, плохо ему придется тогда со всей его колхидской ратью!
Смелая речь Пелея ободрила смущенных, и снова в стане аргонавтов пошли живые и веселые речи, продолжавшиеся до самой ночи. С рассветом следующего дня пловцы, в сопровождении сыновей Фрикса, подняли паруса и пустились в дальнейший путь. Плыли они целые сутки, и на другой день плавания вдали, на востоке, засинели перед ними высокие вершины Кавказа. К одной из кавказских скал был в то время прикован Прометей, питавший своей печенью хищного орла. Вечером, когда ночная тьма стала покрывать землю, Аргонавты увидали, как пролетел над их кораблем хищный орел, спешивший к своей жертве; летел он высоко, под облаками, но от взмахов его мощных крыльев паруса на корабле бились и вздувались, как от сильного ветра. Вскоре аргонавты услыхали стоны и болезненные крики титана: орел терзал уже его грудь. Через некоторое время птица полетела назад той же дорогой.
В ту же самую ночь аргонавты достигли устья Фасиса – реки, орошающей Колхиду. Радостно опустили они паруса, ударили в весла и направили корабль вверх по реке. Слева был у них Кавказ и столица Эета, а справа – священное поле и роща Арея, где находилось руно, охраняемое драконом.
Ясон встал тогда со скамьи, наполнил золотой кубок чистым вином и стал лить жертвенное вино в воду реки: приносил он жертву матери-земле, богам страны и душам героев, отошедших в Аид; им творил он жертвенное возлияние и их молил быть пособниками аргонавтов. Совершив жертвоприношение, герои, по совету Аргоса, направили корабль в бухту реки, поросшую высоким тростником; здесь они встали на якорь и, немного спустя, заснули один за другим.
Но не долог был сон путников: вскоре на светлом небе занялась рассветная заря.
Сцена на Олимпе
Между тем, когда Ясон с своими спутниками благополучно прибыл в Колхиду, Гера и Афина, две богини, которым особенно было близко дело аргонавтов, сошлись на совет и повели речь о том, как бы лучше помочь Ясону добыть золотое руно. Гера посоветовала идти к Афродите и просить ее, чтоб она чрез сына своего Эрота, бога любви, поселила в сердце волшебницы Медеи, дочери Эета, страсть к Ясону – своим волшебством Медея могла бы помочь ему овладеть руном. Афина приняла совет Геры, и обе богини отправились в жилище Афродиты. Они застали богиню одну, ибо муж ее, искусник Гефест, занимался в то время работой в своей кузнице на острове Липаре. Сидя на пышно изукрашенном троне, богиня расчесывала золотым гребнем благовонные кудри, волнами падавшие на белые плечи, и заплетала их в длинные косы.
Лишь только увидала Афродита, что Гера вместе с Афиной приближаются к ее чертогу, тотчас же поднялась с своего трона, приветствовала их и, введя в свои покои, усадила на золотые кресла. Потом села сама, быстро закинула кудри назад, наскоро перевязала их и с веселой и дружеской улыбкой спросила:
– Что привело вас ко мне, богини? Вы так редко удостаиваете посещением меня, низшую богиню.
– Не упрекай нас, дорогая, отвечала Гера, – много забот и дум у нас на душе. Ясон со своими спутниками плывет теперь по водам Фасиса, желая достать золотое руно; боимся мы за них, и всего более за Ясона. Дорог мне этот герой; знаю я его доброе сердце, и его избрала я также для исполнения кары над ненавистным Пeлиeм, отказывающим мне в жертвах.
Афродита, не зная, чего хочет от нее Гера, сказала тихо и медленно:
– Если я могу, богини, содействовать Ясону словом или делом, то охотно окажу ему помощь. Что может только и сделать моя бессильная рука?
– Не нужно, дорогая, тут силы, отвечала Гера, – вели сыну своему Эроту наполнить любовью к Ясону дочь Эета Медею. Если она станет помогать герою, ему не трудно будет достать руно: хитра и разумна Эетова дочь.
Уклончиво отвечала на это Киприда:
– Вас, богини, – сказала она, – мальчик послушается скорее, чем меня. Перед вами он хоть немного будет робеть; на мои же слова он не обращает и внимания, постоянно ссорится, со мной и сердит меня, и я не раз собиралась изломать ему и лук, и стрелы.
Богини улыбнулись и переглянулись между собою. Афродита же продолжала грустным голосом:
– Печаль моя вам покажется забавной, богини; знаю, не следовало бы мне рассказывать об этом другим… Но я попытаюсь исполнить ваше желание и уговорить мальчика; может быть, он и послушается.
После этих слов, богини поднялись со своих мест, и Гера, взяв в свои руки нежную руку богини любви, сказала ей на прощанье:
– Исполни же свое обещание, Киприда, и не ссорься с мальчиком, – он со временем исправится.
По уходе богинь, Афродита оставила свой дом и пошла по Олимпу искать сына. Эрот был далеко, в саду Зевса, где играл с Ганимедом, юношей, которого Зевс, прельщенный его красотой, похитил на Олимп. Оба мальчика тешились игрою в кости. Лукавый, краснощекий Эрот стоял и придерживал левой рукой рубашку на груди: вся пазуха у него была наполнена выигранными костями; опечаленный же Ганимед тихо сидел на земле и, раздосадованный своею неудачей и смехом Эрота, спешил поставить две оставшиеся у него кости. Стали играть; Ганимед проиграл и последние, и с пустыми руками пошел прочь, не замечая приближавшейся Киприды. Богиня подошла к своему сыну, взяла его за подбородок и сказала:
– Чему смеешься ты, шалун? Верно опять сплутовал и обыграл простака! Слушай, какое я поручу тебе дело. Я дам тебе прекрасную игрушку Зевса, сделанную для него его кормилицей Адрастеей в то время, когда он был еще ребенком: золотой шар с золотыми кольцами вокруг. Такой игрушки ты никогда еще не видывал; если бросить этот шар вверх, он полетит по воздуху подобно длиннохвостой комете. Вот что я подарю тебе. Но за это ты должен поразить стрелой дочь Эета, чтобы она полюбила Ясона. И сделай это скорее; если будешь медлить, то мне не надо никаких услуг от тебя.
Мальчик поспешно бросил все свои игрушки, обеими руками схватился за одежду матери и стал просить ее, чтоб она тотчас же отдала ему подарок. Она же обняла его и, лаская и целуя, сказала с веселой улыбкой:
– Кянусь твоей и своею головой, будет у тебя игрушка, я не обману тебя; только пусти сперва стрелу в Эетову дочь.
Мальчик быстро вскочил, собрал выигранные им кости и бросил их в одежду матери, потом взял колчан, висевший на ветвях соседнего дерева, схватил лук и стрелы и поспешно вышел из Зевсова сада. Оставив за собой эфирные врата Олимпа, Эрот опустился с небесной высоты на землю, где между горами и реками стояли многолюдные города и широко раскидывались нивы и луга земледельцев.
11. Ясон во дворце Эета
Рано утром поднялись аргонавты и стали держать совет.
– Друзья! – начал Ясон, – вот как, кажется мне, пора начинать дело. Все вы оставайтесь на корабле, я же, взяв с е собой сыновей Фрикса и еще двоих из вас, отправлюсь к Эету и посмотрю, согласен он будет уступить руно добровольно или нет. Если, полагаясь на свою силу, он отвергнет нашу просьбу, мы обсудим тогда, что делать; но добрым словом, вы знаете, делается иногда больше, чем силой, – некогда царь этот дал же у себя приют Фриксу.
Аргонавты одобрили план Ясона, и он, сопутствуемый сыновьями Фрикса, а также Теламоном и Авгеем, покинул корабль и, и с Гермесовым посохом мира в руках, направился к городу. Пришли они на так называемое Киркейское поле и здесь с ужасом увидали множество трупов, подвешенных цепями к деревьям. Но то не были трупы преступников или врагов, а тела обычных жителей, мужчин. Считая беззаконным закапывать в землю или сжигать трупы мужчин на огне, колхидцы вешали их на деревья, закутав в грубые бычьи кожи, дабы воздух иссушил тела. Трупы женщин же колхидцы напротив предавали земле, дабы воздух и земля одинаково действовали на них.
В то время, как Ясон с своими друзьями шли к городу, Гера покрыла их и весь город густым туманом: не замечаемые и не оскорбляемые никем, шли аргонавты по многолюдным улицам Эетовой столицы. Когда же они подошли к царскому дворцу, богиня разогнала туман. С изумлением смотрели герои на обширный дворец колхидского царя, на высокие стены с многочисленными башнями и широкими воротами и на длинные ряды колонн, окружавших стены дворца. Молча вступили аргонавты во двор царского жилища. Здесь, осененные густолиственными, тенистыми виноградными лозами, били четыре прекрасных фонтана: из одного струилось молоко, из другого – вино, из третьего – благовонное масло, из четвертого– чистая, кристально-прозрачная вода, зимою теплая, а летом холодная, как лед. Все эти чудеса созданы были руками хитроумного искусника Гефеста. Кроме того, он сделал для Эета быков с медными ногами и медными головами, а из пасти своей быки извергали страшное пламя. Он же сковал ему плуг из чистого железа. Все это сработал Гефест в благодарность Гелиосу, отцу Эета: в битве богов с гигантами Гелиос спас изнемогавшего уже Гефеста, умчав его на своей колеснице. Затем пришельцы вступили во внутренний двор царского дворца: за рядами изящных колонн увидали они множество двустворчатых дверей, ведших во внутренние покои.
Дворцовых теремов было два, и стояли они рядом, один против другого: в одном, более высоком, жил сам Эет с женой своей Идией; в другом – сын его Абсирт, рожденный от кавказской нимфы еще до брака Эета с Идией, дочерью Океана и титаниды Тефиды. Колхидцы звали Абсирта Фаэтоном (лучезарным), – он превосходил красотой всех юношей Колхиды. В зданиях, стоявших вокруг двух этих теремов жили две дочери Эета: Халкиопа, вдова Фрикса, и младшая незамужняя сестра ее Медея. Медея, жрица богини колдовства Гекаты, ежедневно посещала храм богини, где и оставалась обыкновенно до вечера; но в этот день Гера вложила ей мысль остаться дома. Медея вышла из своих покоев, чтобы проведать сестру свою Халкиопу, как на дворе дворца встретила входивших героев. Испугавшись, она громко вскрикнула.
Халкиопа и ее прислужницы, услыхав этот крик, оставили свои прялки и веретена и поспешно вышли во двор. Когда Халкиопа увидала перед собой детей своих, то с благодарностью подняла к небесам руки, радостно бросилась к детям и, проливая слезы, заключила их в объятия.
На радостные крики Халкиопы вышли из дворца Эет с женой, и в скором времени в царском дворце поднялся шум и великие хлопоты. Одни из слуг забивали большого быка, другие рубили дрова, третьи грели на огне воду для омовения чужеземцам; не было раба во всем дворце, остававшегося без дела. Никем не видимый, прилетел в царский дворец юный Эрот с своим луком и колчаном со страдами. Он спрятался сперва за одну из колонн, натянул тетиву у лука и достал из колчана стрелу; потом, тайком же, пробрался он к Ясону и, прячась за ним, пустил стрелу в грудь Медеи. После этого он поднялся в эфир и, смеясь, полетел на Олимп. Девушка, глубоко пораженная стрелой в сердце, стояла безмолвно, томимая тоскою и трепетом. Жгучая боль терзала ей грудь; на нежных щеках ее бледность сменялась ярким румянцем; глубоко вздыхая, бросала она, украдкой от окружавших, взоры на Ясона, и всю душу ее наполнила сладостная грусть.
Между тем царские слуги уже приготовили обед, и герои, закончив омовение, сели за стол и стали вкушать предложенную им пищу и пить вино. За обедом Эет спросил Аргоса о причине его внезапного возвращения и о прибывших с ним чужеземцах. Аргос рассказал о своем несчастном плавании, о том, как корабль был разбит буреи и как встретившиеся им на пустынном острове чужеземцы спасли его и братьев от неминуемой гибели; назвал юноша каждого героя по имени и сообщил также, кто из них откуда родом. Не скрыл он от царя и причины прибытия героев в Колхиду.
– Царь одной из областей Эллады, – объяснял Аргос деду, – поручил Ясону добыть золотое руно: царь тот боялся силы Ясона и послал его на такое опасное дело в надежде, что герою не воротиться живым из похода.
Устрашился Эет, слушая речи внука, и вскипел на него гневом: подумалось ему, что чужеземцы прибыли в Колхиду по наущению его внуков. Яростью заблистали его глаза из-под густых сдвинутых бровей, и он воскликнул:
– Прочь с глаз моих, коварные злодеи! Знаю я ваши козни: не за руном прибыли вы сюда, а за тем, чтобы похитить у меня престол. Если бы вы не сидели за моей гостеприимной трапезой, клянусь, я вытянул бы у вас языки, размозжил бы вам кости…
Тут поднялся с места Эакид Теламон и хотел было ответить престарелому царю гневной речью, но Ясон удержал его и так отвечал Эету:
– Успокойся, царь; не со злыми намерениями прибыли мы в Колхиду и вступили в дом твой. Кому придет охота предпринимать такое дальнее путешествие по бурному морю для того только, чтоб ограбить другого? Нет, нас побудила на это дело судьба да воля злого царя. Отдай нам руно, и мы будем прославлять тебя по всей Элладе. Мы будем согласны сослужить тебе за это, какую хочешь службу: если, допустим, ты пойдешь воевать на сарматов или какой другой соседний народ, возьми нас с собой, – мы тебе будем верными помощниками».
Так говорил Ясон, стараясь смягчить гнев царя. Слушая его, царь не знал, на что решиться: приказать ли тотчас схватить пришельцев и предать их смерти, или испытать сперва их силы? Наконец, он остановился на последнем.
– Зачем тратить столько слов, – сказал он, – если вы действительно божественного происхождения, если вы не уступаете мне достоинством, я отдам вам руно. Но прежде я подвергну вас испытанию: вы должны исполнить работу, которую обыкновенно исполняю я собственноручно, – так она опасна. На поле Арея пасутся два меднокопытных быка, извергающих пламя из ноздрей. Этими быками вспахиваю я широкое поле Арея, потом бросаю в борозды семена, только не хлебные зерна, а зубы дракона, и из них вырастают облеченные в доспехи витязи. Когда они окружат меня толпою, я умерщвляю их копьем. Ранним утром запрягаю я быков в плуг, а и к вечеру отдыхаю после жатвы. Если ты справишь мне эту работу, я в тот же день отдам тебе руно, и вези его своему царю. Но без этого я не уступлю тебе руна: сильный не должен уступать более слабому человеку.
Долго сидел Ясон, опустив глаза и не говоря ни слова, – все обдумывал он предложение царя: опасность была слишком велика, и герою не хотелось спешить обещанием. Наконец, сказал он царю:
– Прав ты, требуя от меня исполнения такого трудного дела. Но как ни велика опасность, я решаюсь, – повинуюсь судьбе, приведшей меня в твое царство.
– Ну, ступай же теперь, – мрачно сказал царь, – к своим спутникам; но обдумай хорошенько наперед, сможешь ли исполнить дело, за которое берешься. Ведь если ты побоишься запрячь быков или биться с витязями, то предоставь лучше это дело мне и удались из нашей земли.
12. Медея обещает аргонавтам свою помощь
Ясон поднялся с своего места и, вместе с Авгеем, Теламоном и Аргосом, оставил дворец Эета. Остальные сыновья Фрикса – по знаку, данному им старшим братом – остались при матери. Когда молодой герой удалился из дворца, Медее не спускала с него глаз, лишь к нему неслись ее мысли.
Когда же она осталась одна в своем покое, по ее щекам заструились слезы, и тихим годовом стала она говорить сама с собой: «Несчастная! зачем горюешь ты? Что тебе до этого юноши: каков бы он ни был, лучший ли он из всех героев, или худший из людей, – гибель его неизбежна! Но, если б только могла я спасти его! О, Геката, чествуемая мною богиня, спаси его, возврати его невредимого! Если же суждено ему пасть, пусть, по крайней мере, знает, что я не радуюсь и не буду радоваться его печальной судьбе».
Так печалилась и мучилась заботами девушка в своем тихом жилище. Герои же шли в это время назад к своему кораблю. Услыхав ответ царя, они первоначально пришли в уныние, потом воспылали бурным гневом. В это время выступил вперед Аргос и предложил им мудрый совет:
– Друзья! – сказал он, – не употребляйте пока никаких насильственных мер: гибельно будет для нас всякое насилие. Во дворце Эета живет девушка, искусная в чародействе; девушка эта – Медея, сестра моей матери. Я отправлюсь к матери и буду просить ее, чтобы она склонила сестру свою помочь Ясону волшебством. Если Медея не откажет вам в своей помощи, вы спасены.
Едва Аргос успел закончить свою речь, как к кораблю подлетел голубь, которого преследовал хищный коршун; спасаясь от преследователя, голубь влетел за пазуху Ясону, коршун же упал на днище корабля. Тогда поднял голос прозорливец Мопс и сказал:
– Друзья! Это было знамение, явленное нам богами; мы должны молить эту девушку о помощи, и, думается, она нам не откажет. Вспомните, что предрекал Финей: только при содействии Афродиты суждено нам благополучно возвратиться в отечество. Любимая птица богини на наших глазах была спасена от смерти. Призовем же на помощь Афродиту и последуем совету Аргоса.
Герои изъявилисогласие, и Ясон отослал Аргоса снова в город, к матери его Халкиопе.
Между тем Эет собрал колхидский народ и рассказал о прибытии чужеземцев и о намерении их. Отдал царь приказание стеречь корабль и всех на нем находящихся, чтобы не мог уйти ни один из них. При этом Эет имел такое намерение: лишь только падет предводитель чужеземцев, тотчас же обложить корабль дровами и сжечь его вместе со всеми людьми, на нем находившимися. Особенно жестокую казнь готовил Эет сыновьям Фрикса, которые привели, как он думал, чужеземцев в Колхиду за тем, чтобы похитить у него престол.
Между тем Медея лежала на своем ложе, и беспокойные сны летали над ее изголовьем. Снилось ей, что юный герой, в ее присутствии вступает в битву с быками, но не за тем, чтобы добыть золотое руно, а за тем, чтобы получить ее руку. Потом ей снилось, будто сама она борется с теми же быками и счастливо одолевает их; но родители ее не хотят сдержать слово, не хотят отдать руки ее чужеземцу, словно быков следовало побороть не ей, а предводителю чужеземной рати. Обе стороны вступают в горячий и шумный спор, и решение его предоставляют Медее. Она принимает сторону чужеземцев. Опечалились тогда и разгневались на нее родители, грозно закричали на нее, и этот крик заставляет ее пробудиться. Испуганная, обвела она глазами стены своей спальни и долго не могла придти в себя. Решилась она потом идти к сестре своей Халкиопе, ибо думает, что та ради детей, станет просить ее помочь чужеземцу. С обнаженными ногами поднялась она с ложа и вышла из своего терема; но стыд удержал ее, и она снова возвратилась к себе. Трижды отворяла она дверь и трижды отходила от нее; наконец, измученная, бросилась она снова на ложе и зарыдала.
Одна из рабынь ее услыхала эти рыданья и тотчас же передала о них Халкиопе, которая сидела в это время с Аргосом и другими своими сыновьями и рассуждала о том, как бы убедить свою сестру подать Ясону помощь. Тотчас отправилась Халкиопа к сестре; та в слезах лежала на своем ложе.
– Что случилось с тобой, бедная сестра, – спросила ее Халкиопа с участием, – что мучит твое сердце? Не заболела ли ты, не услыхала ли, что отец наш задумывает злое против меня или детей моих? О, как бы я желала никогда не видать более дома отца нашего, как бы хотела жить в такой дальней стороне, где не ведают даже имени колхидцев!
В смущении слушала Медея речи сестры; хотела отвечать ей, по слова не шли у нее с языка. Наконец, пересилила они себя и начала говорить:
– Печалить меня, сестра, судьба детей твоих; боюсь я, что отец предаст их смерти вместе с чужеземцами. Снились мне зловещие сны. О, если бы боги не попустили исполниться этим снам!
Страх объял Халкиопу при этих словах. Она охватила обеими руками колена сестры, скрыла лицо свое в ее одежде и, проливая горькие слезы, заклинала ее спасти юношей. Долго плакали они обе, обняв друг друга. Медее обещала сделать для них все, что будет в состоянии сделать.
– Если так, – сказала ей Халкиопа, – то, ради моих детей помоги предводителю чужеземцев; дай ему какой-нибудь талисман, при помощи которого он мог бы осилить врагов в предстоящей ему битве. Пришел ко мне от него Аргос; просит он твоей помощи.
При этих словах Халкиопы затрепетало от радости сердце Медеи, лицо ее покрылось ярким румянцем, и, полная восторга, воскликнула она:
– Будь спокойна, сестра, и не сокрушайся об участи детей; я исполню твою просьбу. Завтра, ранним утром я пойду в храм Гекаты и вручу чужеземцу талисман, который поможет ему укротить быков. Только ты храни это в тайне, чтобы не знали об этом родители.
Халкиопа прокинула жилище сестры и поспешила сообщить радостную весть сыновьям. Медея же, оставшись одна, не могла сомкнуть глаз всю ночь. Стыд и любовь, сострадание и боязнь боролись в ее смущенном сердце; плакала она и дрожала и не могла успокоиться. То решалась она спасти чужеземного героя, избранника своего сердца, и умереть потом; то передумывала и хотела умертвить себя немедленно, в эту же ночь: никто тогда не упрекнет ее в измене отчизне и родителям.
С этою мыслью поднялась она с ложа и достала ларец, в котором хранила лекарства и губительные, смертоносные яды. Поставила она ларец к себе на колени и залилась слезами. Открыла она уже крышку ларца и достала яд; но тут пробудилась в ней жажда жизни, вспомнилась ей пора счастливого детства, вспомнились подруги детских игр. Жизнь показалась ей слаще, чем когда-либо, и овладел ею непреодолимый страх смерти. Гера изменила ход ее мыслей и придала ей сил. Она твердо решилась спасти Ясона и с нетерпением дожидалась наступления утра.
13. Свидание Медеи с Ясоном
Ранним утром, когда Аргос, возвратясь к кораблю аргонавтов, сообщил им радостную весть об обещании Медеи, она готовилась уже идти в храм Гекаты. Заплела она свои русые кудри, отерла слезы с лица, умастила тело благовонным маслом и, надев лучшие из своих одежд, застегнула платье золотыми пряжками. Потом надела на голову роскошное покрывало и, не думая более о своей печали и об опасностях, весело вышла из своих покоев и приказала своим служанкам (двенадцать рабынь прислуживали Медее) запрягать лошаков в колесницу. Между тем достала она из ларца мазь, носившую название «Прометеева масла». Кто, призвав на помощь Гекату, натирал этой мазью тело, того не разило в тот день железо, не палил огонь, не мог побороть никакой враг. Мазь эта составлялась из черного сока корня одного растения, выросшего в лесах Кавказа из Прометеевой крови. Темной ночью собирала тот сок вещая дева. Облеченная в черные одежды, семь раз омывала она предварительно руки в воде потока и семь раз взывала к Гекате, потом разрезала она корень и собирала сок из него в раковину; при раскатах грома сотрясалась в тот час земля, и громко стонал Прометей, терзаемый лютой болью. Этот-то сок и вынула теперь Медее из ларца и сокрыла его за поясом; потом села на колесницу и с двумя рабынями отправилась в храм Гекаты.
Вскоре пришел туда и Ясон, сопровождаемый Аргосом и предсказателем Мопсом. Гера придала герою дивную красоту: даже спутника его смотрели на него с изумлением. Когда они приблизились к храму, Аргос и Мопс отошли назад, и, Ясон один вошел в храм, где дожидалась его девушка.
Когда Медее увидала героя, замерло сердце в ее груди, тьма покрыла ей глаза, ноги как будто приросли к земле. Долго стояли они друг против друга, не говоря ни слова. Так в н нагорном лесу, возле ели беззвучно стоит в час затишья высокий дуб; но вдруг поднимется буря, и зашевелятся тогда вершины обоих деревьев, и ветер зашумит между их ветвями. Так и Ясон с Медеей; движимые любовью, они спустя немного времени повели между собою живые и быстрые речи.
– Что ты так боишься меня? – спросил Ясон, – я не питаю никаких дурных умыслов; спрашивай меня и говори все, что тебе вздумается. Помни только, что мы находимся в священном месте; обмануть в этом святилище – тяжкое преступление. Меня привела сюда нужда, я пришел молить тебя о помощи; заклинаю тебя Гекатой и Зевсом, – он опора и оплот всех молящих о защите, – дай мне тот талисман, который ты обещала мне через свою сестру. Я отплачу тебе, чем ты только пожелаешь, и вместе с другими героями прославлю твое имя по всей Элладе. Будут восхвалять тебя за это жены и матери моих спутников, – они теперь уже, я думаю, сидят у моря и оплакивают нас. Ведь подала же помощь Тезею Миносова дочь Ариадна, и боги наградили ее за благородный поступок: высоко блестит в эфире ее венец.
Медее с улыбкой подняла глаза на юного героя и хотела было отвечать ему, но не могла сказать ни одного слова. В смущении, молча, вынула она из-за пояса припасенный талисман и подала его Ясону, который принял этот дар с великою радостью. Потупив глаза в землю, стояли они друг против друга; наконец, преодолев свой стыд и смущенье, девушка сказала Ясону:
– Выслушай же теперь, чем могу я помочь тебе. Когда отец мой отдаст тебе зубы дракона, ты оденься в черное и в полночь ступай один к реке. Искупавшись в ее водах выкопай яму, принеси над ней в жертву овечку и всю ее сожги на костре, в яме. Потом облей жертву медом и принеси мольбу могучей Гекате. Когда после этого ты пойдешь назад, не сбивайся с пути, не иди на лай собак, не оборачивайся, – иначе не поможет тебе твоя жертва. Утром же ранним возьми эту мазь и натри ею все тело: ты почувствуешь в себе великую, безмерную силу. Натри этой мазью также копье, щит и меч свой. Тогда не повредит тебе ни оружие витязей, которых породит земля из зубов дракона, ни пламя быков. Такую силу даст тебе талисман только на один день; но ты не смотри на это и не отказывайся от предприятия, Вот что еще я должна сказать тебе. Когда посеешь в землю зубы дракона и увидишь, как станут толпою подниматься из земли воины, брось им камень: яростно, как псы из-за брошенного куска, начнут они драться между собою; ты в это время нападай на них и убивай их. Так добудешь ты руно и повезешь его с собой в Элладу, далеко, далеко от берегов Фасиса. Да, вези его, куда хочешь, куда влечет тебя твое сердце.
Так говорила она и безмолвно потупила очи в землю, и горькие слезы потекли по ее ланитам: горько ей стало при мысли о том, что скоро уплывет Ясон далеко от нее. Печально продолжала она затем свою речь и сказала:
– Когда же возвратишься домой, не забывай о Медее; буду и я вспоминать о тебе. Скажи мне однако, в какой стране ты живешь, куда понесет тебя корабль твой? Расскажи мне также и о благородной деве, дочери Миноса, о которой ты вспоминал с похвалою, – она не чужая моему роду.
Слезы девушки пробудили любовь к ней и в сердце Ясона, и он отвечал ей:
– Если я спасусь от смерти и возвращусь в Элладу, то никогда не забуду о тебе. Родина же моя – город Иолк, лежащий в плодородной Фессалии, где Девкалион, сын Прометея, основал много городов и воздвиг много храмов богам. Но к чему говорю я много о своей родине? Минос ради дочери помирился и подружился с Тезеем, – если б и твой отец был благосклонен к нам обоим»…
С грустью отвечала на это девушка:
– Нет, суров и злобен Эет – нечего тебе и думать о мире и дружбе с ним. Не забывай же меня, когда возвратишься в Иолк; я буду о тебе помнить, что бы ни было со мной. Если же ты когда-нибудь забудешь обо мне – о хоть бы птицы принесли мне тогда весть о том, – на крыльях ветра понеслась бы я в Иолк, в дом твой, и стала бы напоминать тебе, что благодаря мне ты спасся от смерти.
Так говорила она, проливая слезы.
– О, если бы ты решилась уехать с нами в Элладу, – сказал ей Ясон. – Отцы и матери, супруги и сестры спасенных тобою героев чествовали бы тебя, как божество; ты была бы тогда моею, и ничто, кроме смерти, не смогло бы разлучить нас.
Радостно стало при этих словах на душе у Медеи, и хоть грустно было покидать ей отчизну и родителей, но какая-то чудная сила влекла ее в далекую и прелестную Элладу. Гера вселила это чувство в душу вещей девы: желательно было богине, чтобы Медее отправилась в Иолк и погубила там Пелия.
Давно уже поджидали царевну сопутствовавшие ей рабыни: время ей было возвращаться в дом матери. Она же, увлеченная беседой с Ясоном, и не думала о возвращении, пока не напомнил ей Ясон.
– Время уже разойтись, – сказал он, – скоро будет заходить солнце; тебя станут искать, и тогда легко смогут узнать обо всем. Мы снова сойдемся после – в этом же храме.
Так расстались они. Ясон отправился назад к кораблю, а Медея – к ожидавшим ее рабыням; увидав ее, те торопливо пошли к ней на встречу. Но Медея почти не заметила их: мысли ее носились далеко. Весело вспрыгнула она на колесницу, взяла в руки поводья и направилась к городу.
14. Подвиги Ясона
На следующее утро Аргонавты выбрали из среды своей двух героев и послали их в город – спросить у Эета зубы дракона. Он дал им зубы того самого чудовища, которое убил Кадм вблизи Фив, и был в полной уверенности, что Ясону никогда не довести до конца порученного ему деда. Ясон же выкупался ночью в реке, оделся в черное, принес жертву, как учила Медея, и вознес мольбу подземной богине Гекате. Когда же, после всего этого, он пошел назад, то перед ним явилась и сама страшная богиня, окруженная ужасными, огнедышащими драконами и сопровождаемая лаем своих подземных псов.
Земля содрогалась под богиней, нимфы рек и лугов издавали громкие вопли; Ясон же, памятуя наставления Медеи, не смотрел по сторонам, но, одержимый страхом, шел поспешными шагами к кораблю, на котором дожидались его спутники. Вскоре над снежными вершинами Кавказа занялась утренняя заря.
В этот час Эет облекся в броню, подаренную ему самим Ареем, который снял ту броню с могучего повергнутого исполина Миманта, на которого во время битвы богов с гигантами Гефест вылил целый ковш расплавленного металла. На голову Эет надел золотой шлем, блиставший как восходящее солнце. Затем взял он тяжеловесный щит и копье, которым не мог бы биться никто, кроме Геракла, сел на боевую колесницу, поданную ему сыном Абсиртом, взял в руки поводья и быстро поехал к Арееву полю взглянуть, как будет Ясон исполнять возложенную на него работу. Вслед за царем туда же шли и толпы колхидского народа.
Между тем Ясон, по наставлению Медеи, натер волшебным маслом свои щит, копье и меч. Спутники его стали пытать свою силу над копьем, но никто не мог согнуть его. Идас ударил, в досаде, по копью мечом своим, но меч отскочил от копья, как молоток от наковальни; видя это, герои громко воскликнули от изумления и радости. Потом натер Ясон себе маслом все тело, и великая, страшная сила проникла во все его члены. Руки его напряглись и стали крепки как железо; взял герой свои доспехи, и поплыли аргонавты к полю Арея, на котором должна была произойти битва. Здесь нашли они Эета, дожидавшегося их в своей колеснице на берегу реки, народ же расположился вокруг царя, по склонам кавказских гор.
Когда корабль был привязан к берегу реки, Ясон, со щитом и копьем в руках, выпрыгнул на берега, надел на голову шлем и опоясался мечом. Осмотрев поле, он увидал на земле тяжелое медное ярмо, а возле него – железные плуг и сошник. Подойдя к плугу, осмотрел свои доспехи, снял шлем и, прикрываясь щитом, пошел по полю искать страшных быков. Внезапно выскочили гефестовы быки из подземной пещеры, где были их стойла, и, дыша пламенем и покрываясь черным паром, бросились на героя. Устрашились аргонавты, но Ясон, держа перед собою щит, стоял неподвижно и спокойно дожидался нападения чудовищ. Со страшным ревом набежали на него быки, и оба разом ударили в него рогами, но герой не покачнулся; рассвирепев еще более, быки снова напали на него и палили его пламенем, но, благодаря талисману, данному Медеей, Ясон остался невредим. Схватил он правою рукой одного из быков за рога и привлек его к плугу, привлек потом и другого; надел он им ярмо на шею, и с помощью Тинтаридов, Кастора и Полидевка, запряг их в плуг. Подивился тогда Эет необычайной силе героя. Ясон же, снова накрыв голову шлемом, взял щит и копье, и погоняя копьем свирепых извергавших пламя быков, стал пахать поле и засевать его зубами дракона. Когда солнце стало склоняться к западу, все поле Арея было вспахано и засеяно, и неутомимый пахарь выпряг быков из-под плуга. Освободив быков, Ясон так напугал их своим оружием, что они из всех сил бросились бежать от него по широкому полю; сам же он направился к кораблю, – из земли не взошли еще те витязи, с которыми предстояло ему вступить в бой. Друзья обступили героя толпой и ободряли его; слушая их речи, он нагнулся к реке, зачерпнул шлемом воды и утолил томившую его жажду; потом расправил свои члены и ощутил в себе великую силу и мужество. На поле между тем стали появляться из земли вооруженные витязи в блестящих шлемах и доспехах, и вскоре все Ареево поле покрылось щитами и остроконечными копьями. Тут вспомнил Ясон наставление Медеи. Поднял он тут с земли большой и претяжелый камень: четверо силачей едва ли могли бы сдвинуть этот камень с места; Ясон же без труда приподнял его и бросил в толпу воинственных медных воинов. Сделав это, он опустился на колена и укрылся своим щитом. Увидав, с какой легкостью бросил герой тяжеловесный камень, громко воскликнули колхидцы и взволновались как море; Эет же оцепенел от изумления. Дикие воители бросились один на другого, как бешеные собаки: каждому казалось, что камень был брошен другим. Бились воители между собою и как сосны или дубы, сваливаемые ураганом падали на землю и испускали дух. Бросился на них тогда Ясон и стал рубить их мечом. Падали они под ударами меча его, как падают на хлебной ниве побитые градом соломины; поле было покрыто их трупами, черная кровь рекой текла по бороздам.
Полный гнева и скорби, смотрел Эет на подвиги героя. Не сказав ни слова, поехал он в город и размышлял дорогой, как бы извести чужеземцев. Ясон же, при наступлении ночи, отправился к кораблю и здесь в кругу своих друзей расположился отдыхать от понесенных им трудов.
15. Похищение руна
Эет созвал во дворец свой знатных колхидцев и всю ночь совещался с ними о том, как бы погубить аргонавтов. Яростным гневом пылал на них колхидский царь и был убежден, что Ясон совершил возложенный на него подвиг не без содействия его же дочерей-колдуний. Гера смутила мысли Медеи и исполнила ее непреодолимого страха. Трепетала царевна как лань. заслышавшая в лесу лай охотничьих собак, и казалось ей, что отец знает ее вину и измышляет ей страшную, небывалую кару. Как безумная, бродила она по своему жилищу, рвала на себе волосы и готова была принять смертоносный яд, но Гера изменила ее мысли и внушила ей намерение бежать с сыновьями Фрикса. Мысль эта снова окрылила упавший было дух Медеи; она отрезала прядь волос со свой головы и положила их на ложе: эту прядь оставляла она матери на память о себе; после этого поспешно вышла из своего покоя.
Движимые силой ее заклинаний, сами собой растворялись перед ней ворота дворца. Выйдя из него, она босыми ногами стремительно пошла по полю окольными путями и тропинками, которые хорошо разузнала во время своих ночных странствований за волшебными травами; шла к тому месту, где находился корабль чужеземцев. Селена, тихое светило ночи, увидала Медею, идущую ночью в стан аргонавтов, и тихо сказала сама ce6е: "Вот, не одна я мучусь любовью! Когда тебе бывало нужно искать волшебных трав во тьме ночной, ты часто заклинаниями своими низводила меня с небес и заставляла идти в Латмийскую пещеру, куда влекла меня любовь; теперь же и сама ты терзаешься любовью к Ясону! Ступай же; но как ни хитра ты, а много тебе придется перенести горя».
Так говорила Луна-Селена. Медея же спешила к сверкавшему у реки огню, который развели на всю ночь спутники Ясона в честь его победы. Подойдя к берегу, громко кликнула она Фронтиса, младшего сына сестры своей. Фронтис с братьями и Ясон тотчас узнали голос Медеи и трижды ответили ей на ее троекратный призыв. Герои стали грести к берегу, и прежде чем успели причалить, Ясон, Фронтис и Арг выпрыгнули на берег и подошли к девушке. Обняла Медея колена племянников и робко и тоскливо стала молить их:
– Спасите меня от гнева отца моего: все открыто, и нет мне более никакого спасения. Я вам достану руно, чарами усыплю охраняющего его дракона; но ты, Ясон, поклянись мне перед твоими соратниками, что сдержишь свое обещание и будешь охранять меня, осиротевшую, от всякого позора.
Ясон поднял царевну и обнял ее:
– Олимпийским Зевсом и Герой, охранителями брака, клянусь я тебе, что женой введу тебя в дом свой, если только суждено нам возвратиться в отчизну».
Произнося эту клятву, он вложил руку свою в ее руку. Медея же велела ему тотчас же плыть к священной рощи Арея, – хотелось ей, чтобы герои в эту же ночь овладели руном. Когда корабль прибыл к назначенному месту, Медея и Ясон оставили корабль и по узкой тропинке пошли в лес, к тому дубу, на котором висело золотое руно, блиставшее как облако, облитое золотистыми лучами утренней зари. Когда они приблизились к дереву, страшный дракон, свирепо поводя налитыми кровью глазами, вытянул свою длинную шею и зашипел, и шип тот раздавался далеко по берегам реки и по темной дубраве. Бестрепетно подошла к чудовищу Медее и тихим голосом стала призывать на помощь бога сна, могущественнейшего из богов, и Гекату. Ясон не без страха следовал за ней. Обессиленный ее заклинаниями, дракон лежал уже вытянувшись по земле, только голова его поднималась еще, вытягивалась вперед и грозила пришельцам. Медея, брызнула ему в глаза несколько капель волшебной воды и произнесла самое сильное заклинание. Силой своих чар она усыпила дракона: он сомкнул очи, закрыл грозную пасть и, засыпая, опустил отяжелевшую голову на землю.
Медея, продолжая обрызгивать очи дракона волшебною водой, держала его в усыплении; Ясон же в это время снял с дуба золотое руно. После этого оба покинули рощу и поспешили к кораблю. Руно, ниспадавшее с плеч героя до ног, бросало вокруг себя золотистый блеск и освещало им путь. С первыми лучами утренней зари пришли они к кораблю; Аргонавты немало подивились на драгоценное руно, блиставшее, искрившееся, как молнии Зевса. Толпой теснились они около Ясона: каждому хотелось осязать дивное руно, но Ясон прикрыл его своей одеждой. Посадил он девушку на корму корабля и обратился к своим спутникам с такою речью:
– Незачем нам долее медлить здесь, тотчас же повернем корабль и поплывем к родным берегам. Сокровище, за которым мы прибыли в Колхиду, теперь в наших руках, благодаря помощи этой девушки, которую я женой введу в свой дом. Боюсь я, как бы Эет не направился с своим народом к устью реки и не воспрепятствовал нашему отплытию; а потому пусть половина из вас тотчас же возьмется за весла, а другая пусть станет на стражу со щитами в руках, – охраняя нас от оружия колхидцев.
Быстро обрубил он мечом канаты, которыми корабль был привязан к прибрежным сваям, и гребцы, дружно взмахивая веслами, погнали корабль вниз по реке.
И прав был Ясон: Аргонавтам нужно было спешить. Эет узнал уже о любви дочери своей к Ясону, о бегстве ее и о похищении золотого руна; еще ночью поднялся он со всем своим многочисленным народом в погоню за похитителями и за предательницей-дочерью. Когда же колхидцы прибыли к устью реки, корабль аргонавтов был уже далеко в море. Полный гнева и скорби, старый царь Колхиды поднял к небу руки и призвал Зевса и Гелиоса в свидетели злодеяния, а потом объявил своим подданным, что если они не доставят ему в руки преступную дочь, он всем им снесет головы с плеч. Тотчас же стали колхидцы готовить к отплытию в море корабли свои и в тот же день под предводительством Абсирта отплыли от берегов Колхиды, в погоню за аргонавтами.
16. Возвращение
На всех парусах аргонавты поплыли далее. Гера послала им попутный ветер, ибо хотела, чтобы Медее как можно скорее прибыла в Элладу и погубила Пелия. На третий день пристали они к устью реки Галиса и тут вспомнили, что Финей советовал им возвращаться домой не тем путем, каким плыли они в Колхиду. Сын Фрикса, Арг, настаивал на том, чтобы аргонавты плыли рекой Истром. Далеко на севере, за жилищем Борея, берет начало эта река; достигнув же области скифов и фракийцев, разделяется на два рукава: один изливается в Ионийское, а другой в Сицилийское море. Только что Арг дал героям этот совет, как Гера послала им благоприятное знамение, из которого с радостью узнали они, что должны следовать совету сына Фрикса. Длинная, лучезарная стезя показалась на небе, и в ней увидали герои направление своего пути. С радостью подняли они паруса, и благоприятный ветер не прекращался, а лучезарная стезя не угасала на небе, пока не достигли они ионийского устья Истра. Но еще раньше них, руководимые Абсиртом колхидцы достигли Истра кратчайшим путем, и, заняв бухты и острова, лежащие в устье реки, преградили им путь. У одного острова, не занятого еще колхидцами, аргонавты бросили якорь; но, увидав, что не справиться им с многочисленным войском колхидцев и туземцев, они вступили с врагами в переговоры. Решено было, что руно останется у аргонавтов, ибо Эет обещал его Ясону. В случае же, если совершить он все возложенные на него поручения, Медею решено было заключить на одном из островов реки в храм Артемиды до тех пор, пока один из соседних царей не решит, должна ли она следовать за аргонавтами или возвратиться к отцу.
Узнав об этом, Медея со слезами заклинала Ясона не забывать об ее услугах, не предавать ее мести жестокого отца. Ясон успокоил Медею. «Этот договор, – сказал он ей, – заключили мы для виду, желая избежать битвы, в которой пришлось бы погибнуть бы всем нам, и тебе вмести с нами. Теперь нам только бы заманить на корабль Абсирта, вождя врагов наших: без него колхидцам не будут помогать соседи, и нам легко победить их».
Так говорил Ясон, а Медее в ответ ему сказала:
– Выслушай меня, Ясон! Вступив раз на стезю преступления, возвратиться назад я не в силах. Рок влечет меня от проступка к проступку. Не вступай в битву с колхидцами, – я заманю тебе Абсирта. Чтобы внушить ему к себе доверие, пошли ему с вестниками богатые подарки, а я темною ночью приглашу его к себе на тайные переговоры в уединенный храм, в который вы меня заключите. Я уверю Абсирта, что тайно от вас хочу вручить ему руно золотое. Там ты и сможешь ты убить его, – этого требует необходимость.
Так и случилось. Приняв дары, доверчивый Абсирт, ничего не подозревая, попал в сети, расставленные ему родною сестрой. В тихую ночь с одним кораблем пристал он к священному острову. Многочисленных спутников своих оставил он на корабле, а сам пошел в храм Артемиды. В то время, как брат умолял сестру вручить ему золотое руно, Ясон, с обнаженным, блестящим мечом, бросился на него из своей засады. Накинув на голову покрывало, Медея отвратила лицо свое от страшного зрелища. Как жертвенный агнец, пораженный смертоносным железом, упал в приврате храма юноша; напрасно пытался он остановить кровь, – потоком полилась она и обрызгала одежду Медеи. Гневным оком посмотрела богиня-мстительница Эринния на это черное дело.
Ясон обрубил убитому руки и ноги; трижды прикоснулся он устами к его кровавой ране и трижды выплюнул кровь: так делают наемные убийцы, чтобы отвратить от себя мщение за кровавое дело. Потом закопал он тело Абсирта в землю.
В то же время Медея зажгла факел, и тем подала аргонавтам сигналь к нападению на оставшихся на корабле колхидцев.
Как ястребы налетают на голубиную стаю, как бросаются львы на стадо овец, так бросились аргонавты на колхидцев и истребили их всех, Когда, по совершении ужасного деда, на помощь спутникам пришел Ясон, победа была уже решена.
В ту же ночь аргонавты, не замеченные остальными колхидцами, поплыли вверх по Истру. С наступлением дня колхидцы было хотели пуститься за ними в погоню, но страшной молнией своей Гера остановила их. Не желая возвращаться к гневному царю Эету, они рассеялись в разные стороны и расселились на чужбине, кому где пришлось.
Аргонавты между тем миновали многие острова и многие прибрежные страны и думали уже, что чрез несколько дней достигнут родины, как вдруг буря опять отбросила их далеко назад. Гнев Зевса тяготел над ними из-за убийства Абсирта.
– До тех пор, возвестил им их вещий корабль, – будет тяготеть над вами гнев Зевса, пока Цирцея, дочь Гелиоса и сестра Эета, не очистит Ясона от его кровавого дела.
После долгого и опасного плавания по северным водам, прибыли они наконец к острову Айи, жилищу волшебницы.
Этой ночью видела Цирцея страшный сон: снилось ей, что дом ее залит кровью и что пламя пожрало все ее волшебные снадобья; она же, черпая рукою кровь, гасила кровью пламя. Устрашенная этим видением, рано утром Цирцея вышла на взморье, чтоб омыть морскою водой косы свои и одежду. Как за пастухом стадо, следовали за нею на берег отвратительные, не похожие на других животных твари – то были заколдованные ею люди, которых несчастная судьба прибивала к берегу. С этими диковинными провожатыми возвращалась она к своему жилищу, поглаживая то того, то другого. Ужаснулись, увидев ее, аргонавты: по всему видно было что то была волшебница Цирцея, сестра Эета, Ясон приказал своим спутникам остаться на корабле; а сам вместе с Медеей, отправился во дворец Цирцеи. Она не знала, чего хотят чужеземцы, и предложила им сесть на драгоценные стулья; но они, не говоря ни слова, поспешно подошли к очагу и сели на него. Медее склонила голову на руки, Ясон же воткнул перед собою в землю сразивший Абсирта меч, положил на него руку и устремил глаза вниз. Тут ясно стало для Цирцеи, что это убийцы, бежавшие по совершении своего злого дела и молившие очистить их кровавые руки. Страшась Зевса, который не отвергает бегущего убийцы и дает ему очищение, она решилась совершить над ними обряд.
Взяв поросенка, она перерезала ему горло и горячей кровью его полила запятнанные убийством руки Ясона. Потом, воссылая моление Зевсу-Очистителю, совершила она ему очистительные возлияния, и в то время, когда служительницы ее, нимфы, относили к морю употребленные для совершения обряда снадобья, она во внутреннем покое дома, стоя у очага, сжигала жертвенные хлебы и заклинала Эринний оставить свой гнев, а Зевса-Очистителя – сжалиться над убийцами.
Окончив обряд очищения, Цирцее пригласила пришельцев встать с очага и поместиться на драгоценных стульях, сама же села напротив них. Тут стала она расспрашивать, откуда они и что стало причиной прибытия их на остров. Страшный, кровавый сон все не выходил у нее из памяти; у чужеземки же богиня не спросила о роде-племени, ибо едва подняла Медея на нее глаза, как по золотому блеску их узнала Цирцее в ней породу Гелиоса, от которого происходила и сама: все потомки бога солнца отличались злато-блестящими, лучезарными глазами. Ничего не скрыла от богини Медея; только сознаться в убийстве брата была не в силах. Богиня узнала истину, но сжалилась над рыдающей девушкой и сказала ей:
– Бедная! Велико преступление твое, и бегство твое постыдно. Не надолго, думаю я, избежала ты отчего мщения: скоро прибудет отец твой в Элладу и отомстить за Абсирта. Hо ты мне родная; с мольбой о защите вошла ты в дом мой, а потому не причиню я тебе никакого зла; удались только из моего дома, удались с этим чужеземцем, за которым последовала ты против воли отца. Не проси меня ни о чем более: ни намерений твоих, ни твоего бегства не могу я одобрить».
Так говорила Цирцея, и лютая скорбь овладела Медеей. Горько зарыдала она и, рыдая, закрыла лицо одеждой. Взяв Медею за руку, Ясон увел ее из дворца волшебницы.
На дальнейшем пути Аргонавты много раз подвергались большим опасностям, но благосклонная к ним Гера всякий раз спасала их. Так, случилось героям плыть мимо цветущего острова сирен. Очаровательными песнями своими сирены привлекали к своему острову мореходов и губили их. И аргонавты, очарованные их пением, уже готовы были бросить у берега якорь, но Орфей взял свою лиру и дивными звуками ее заглушил голоса сирен. Забыв обольстительниц, герои поплыли далее.
Один Бут, сын Телегона, придя в восторг от очаровательных песен сирен, бросился в море и поплыл к острову; но Афродита спасла его из клокочущей пучины и перенесла в Лилибей, где он и поселился. Скоро после того герои достигли Сциллы и Харибды, между которыми путь был еще более опасен. Но по воле Геры благодатная богиня моря Фетида, с сестрами своими нереидами благополучно провела аргонавтов по опасному месту.
С их же помощью, счастливо миновав губительные для мореходов Планкты, доплыли они до острова Схерия, на котором жили феаки с своим добрым и справедливым царем Алкиноем. Дружелюбно приняли Аргонавтов гостеприимные феаки, и приятно было героям гостить у них; но вот неожиданно появилась у острова многочисленная рать колхидцев. Колхидцы требовали, чтоб им была выдана Медея, и в случай отказа грозили захватить ее силой. Противники готовы уже были и вступить в битву, но царь Алкиной стал между ними и не допустил схватки; ему хотелось, чтобы спор был решен без пролития крови. Медея боялась, как бы не выдал ее Алкиной колхидцам, и умоляла супругу царя, Арету, вступиться за нее перед мужем. Ночью Арета говорила с царем о Медее и сумела склонить его на сторону злосчастной девушки. Царь обещал, что не будет принуждать Медею возвратиться к отцу, если она – жена Ясона. В ту же ночь Арета тайно, через вестника, повелела Ясону тотчас же совершить обряд бракосочетания с Медеей. На следующее утро, когда Алкиной в присутствии греков, колхидцев и всего своего народа, объявил о начале суда, Ясон с торжественною клятвой объявил, что Медея – его законная жена. Царь решил, что Медею не следует разлучать с мужем, а так как колхидцы воспротивились этому, то он предложил им – или мирно гостить у феаков, или удалиться с острова. Боясь возвращаться к Эету, колхидцы остались, Аргонавты же еще семь дней пробыли на острове Cxepии. После стольких испытаний и бедствий эти дни провели герои в радостях и забавах; на восьмой же день, щедро одаренные хозяевами, снова подняли они паруса.
Аргонавты приближались уже к берегам Эллады, как вдруг поднялся сильный, порывистый ветер; девять дней и девять ночей носились они по Ливийскому морю, пока ветер не загнал их в бухту, неподвижные, грязные воды которой были покрыты морскими водорослями. Перед ними расстилалась обширная песчаная равнина, и нигде не видно было ни зверя, ни птицы, Сильные волны прибили корабль к берегу, и киль его так глубоко засел в прибрежном иле, что только небольшая часть корабля находилась в воде. В ужасе соскочили герои на берег и с горестью смотрели на широкую полосу земли, которой, казалось, и конца не было. Не было видно ни ручья, ни тропинки, ни строения, – все вокруг пребывало в мертвом молчании.
– Что это за земля? – спрашивали они друг друга. – Куда прибила нас буря? Лучше бы нам было погибнуть разбитыми о подводные скалы или пасть в каком-нибудь отважном предприятии.
– Погибли мы! Нет более спасенья! – воскликнул кормчий Анкей. – Пусть другой покажет свое искусство, я же думаю, что Зевс отнял у нас всякую надежду на возврат в Элладу».
Так говорил он и, рыдая, сел на свое место. Безутешные, как тени, блуждали воины по берегу. Наступил вечер. Злосчастные, подали они на прощание друг другу руки, улеглись на песок и, завернувшись в свои одежды и не приняв ни питья, ни пищи, ожидали наступления дня, а с ним и приближения смерти. Двенадцать рабынь, которых на прощание подарила Медее Арета, рыдали всю ночь и, подобно предсмертной песне лебедя, далеко раздавались их рыдания в воздухе; в отчаянии посыпали себе девушки голову желтым песком. Погибнуть бы всем аргонавтам бесславио на этом пустынном прибрежье, если бы не сжалились над ними три ливийские нимфы, властвовавшие над этой страной. В знойный полуденный час подошли они к распростершемуся по земле Ясону и тихо сняли прикрывавшую его лицо одежду.
– Злосчастный! – сказали они ему, – к чему ты так упал духом? Встань и ободри спутников. Когда Амфитрита, богиня моря, отпряжет коней от колесницы Посейдона, подобным же образом поступите и вы со столь долго носившим вас Арго, и тогда вы благополучно вернетесь в свою прекрасную Грецию».
С этими словами исчезли богини; Ясон же поспешил к своим спутникам и сообщил им о своем видении. Пока они размышляли о дивном прорицании, из моря выскочил на берег мощный, златогривый конь и, стряхнув с себя белую пену, быстро, как вихрь, побежал по песчаной равнине. Радостно молвил тогда Пелей изумленным своим спутникам.
– Теперь Амфитрита распрягла колесницу Посейдона; взвалимте же на плечи корабль наш и понесем его по следу коня через пустыню; этот след приведет нас к какому-нибудь морскому заливу.
С радостью последовали аргонавты его совету, взяли корабль на плечи и двенадцать дней и двенадцать ночей несли его по пустыне. Достигли они, наконец, Тритонова залива и здесь спустили на воду корабль, а сами, как псы, томимые жаждой, побежали отыскивать пресной воды. Геспериды – то была их страна – указали Орфею источник, который незадолго перед тем выбил из скалы Геракл, во время странствий своих за яблоками Гесперид.
Герои снова опустили на воду корабль свой, сели на него и поплыли; но целый день не могли выйти из Тритонова залива в открытое море. Как змея, палимая жаркими лучами солнца, извивается в разные стороны и, разинув шипящую пасть и сверкая глазами, ищет ущелья, где могла бы укрыться, так и «Арго», кружась по пенистым волнам залива, напрасно искал выхода в открытое море. Тогда Орфей посоветовал своим спутникам посвятить богам этой страны большой жертвенный треножник и просить у них помощи. Едва лишь исполнен был этот совет, как в образе юноши явился перед аргонавтами бог Тритон. Подняв с берега глыбу земли, он подал ее, как дар гостеприимства, одному из героев, Эвфему со словами:
– Возьмите это, воины, – ласково сказал он, – вот самое лучшее, что могу я предложить вам. Если же вы ищете выхода из незнакомого моря, я укажу вам путь. Я – Еврипил; отец Посейдон поставил меня владыкой над берегом этого моря. Взгляните: там, где, черная, вода крутится над пучиной, где по обеим сторонам залива рядами встают белые скалы, там вы найдете узкий выход в открытое море. Оттуда, плывя вправо, достигнете вы острова Крит, а от Крита до Пелопоннеса путь не далек.
Так, желая добра путешественникам, говорил им Тритон, и весело сели они снова на корабль. Подняли весла герои, ударили ими и видят: юноша взял оставленный ими треножник на плечи и скрылся с ним в волнах морских. Тут догадались аргонавты, что то был благоприятствовавший им бог, и повелели Ясону принести богу этому жертву.
Ясон заколол овна, бросил его в волны и молил бога не оставлять аргонавтов во время дальнейшего их плавания.
Скоро после этой молитвы увидели они – из глубокого моря поднимается бог Тритон в своем собственном образе, берется он за корму корабля, безопасно выводит его в открытое море, а сам исчезает в волнах.
Много дней плыли герои до острова Крит. На острове этом властвовал Минос, которому для охранены его владений Зевс подарил медного исполина Талоса; трижды в день обходил исполин владения царя. У Талоса была одна всего жила, которая от головы шла по всему его телу и на пятке замыкалась медным гвоздем. Увидев приближавшихся к острову аргонавтов, исполин стал бросать в них огромные камни. Но страшными заклинаньями укротила исполина Медея и сомкнула глаза его. Очарованный, зацепился исполин за выступ скалы, и гвоздь выпал из отверстия его жилы. Свинцовым потоком хлынула божественная кровь из его раны. Исполин пытался было зажать рану гвоздем и удержаться на медных ногах, но поток крови был неудержим, и силы оставили Талоса. Как повергается бурей на землю подрубленная ель, так низвергся со скалы исполин на дно глубокого моря.
Миновав опасность, аргонавты вышли на берег и до утра отдыхали на взморье. Плывя по широкому Критскому морю, темной ночью потерпели они страшную бурю. В этой беде помог им бог Аполлон. Став невдалеке от них на одном острове, он из золотого лука своего метал блестящие лучезарные стрелы и, озарив аргонавтов внезапным светом, открыл им остров, к которому можно было пристать.
В благодарность герои воздвигли Аполлону-Фебу алтарь, остров же назвали Анафой.
На дальнейшем пути Эвфему привиделся странный сон: увиденная им во сне молодая и прекрасная девушка пообещала ему, что если он бросит ее в море, то она всю оставшуюся жизнь будет кормить его детей. Проснувшись, Эвфем рассказал этот сон Ясону и тот истолковал сон так: если Эвфем бросит в море глыбу, подаренную им Тритоном, то последствия будут благоприятны для его потомства. После этого Эвфем бросил в море подаренную Тритоном глыбу земли, и вдруг из глубины поднялся прекрасный цветущий остров. Герои назвали его Каллистой. Потомки Евфема поселились на этом подаренном их предку острове и назвали его Ферой.
Скоро после этого Аргонавты достигли Эгины и оттуда без всяких злоключений прибыли в иолкскую гавань. Корабль Арго посвятили они Посейдону в его святилище, на Коринфском перешейке.
17. Смерть Пелия
(по „Метаморфозам» Овидия)
Пелий не думал, что Ясон когда-нибудь возвратится на родину. Чтоб упрочить свое могущество, жестокий тиран истребил весь род Ясона. Первым погиб Эсон. Узнав, что Пелий готовить ему гибель, Эсон испросил у него позволения самому себе избрать род смерти. Получив согласие царя, Эсон устроил жертвоприношение и кровью жертвенного быка отравил себя. С горя повесилась жена его, осыпая проклятиями жестокого тирана. После нее остался ребенок Промах, но Пелий убил его собственною рукой,
Прибыв в Иолк, Ясон вручил Пелию золотое руно; но царь не сдержал своего обещания, не возвратил ему наследия отцов. И вот Ясон стал искать случая отомстить вероломному и хитрому тирану, и Медея охотно обещала ему свое содействие. Коварному и жестокому человеку придумали они достойную смерть. Медее притворилась, будто она разошлась с Ясоном, и сблизилась с дочерьми Пелия. Горькими жалобами на неблагодарность Ясона и рассказами о своем мастертсве чародейки она вкралась в их доверие. Медея умела между прочим возвращать старикам молодость, и это искусство свое испытала над старым бараном. Она заколола его, разрубила на части и сварила его с разными волшебными травами в медном котле. Члены животного опять соединились и срослись, исчезли большие крутые рога, в котле послышалось нужное блеянье, и пока дивились девы этому чуду, из котла выскочил резвый ягненок и стал прыгать вокруг них. Изумленные дочери Пелия неотступно просили волшебницу чарами своими возвратить старому отцу их юношеские силы, и после долгих колебаний Медее согласилась. Прошли три дня и три ночи, и вот в светлую, звёздную ночь Медея поставила на огонь медный котел, влила в него воды и насыпала трав.
Потом отправилась с девами в опочивальню отца их Пелия и своими могущественными заклинаниями погружает его и стражей в глубокий сон. Подойдя к ложу старца, Медее обратилась к девушкам с такими словами:
– Что же вы медлите? Вынимайте ножи и избавляйте старца от старческой крови; жилы его я наполню юной кровью. Жизнь и долговечность отца в ваших руках. Если любите его, окажите ему эту услугу– избавьте его от старых, испорченных соков!»
Ободренные этими словами, дочери Пелия принялись за страшное дело. Отвратив лицо свое – взглянуть на отца были они не в силах – вонзили девушки в спящего старца свои ножи и покрыли его ранами. Отец пробудился; обагренный кровью, силился он вскочить со своего ложа, простирал к дочерям своим дряхлые руки и восклицал:
– Что делаете вы, дочери? Что вооружило вас против отца?
Дочери пали духом, руки у них опустились; но в это же время Медея пронзила старику горло и бросила его изрубленное тело в котел. Котел же тот коварная волшебница наполнила одной водой да травами, не имевшими волшебной силы. Тело Пелия сварилось в кипятке, и обманутые дочери напрасно ждали пробуждения умерщвленного ими отца. Так, по воле Геры, безбожный царь Пелий погиб от рук Медеи.
Позже сын Пелия Акаст учредил в честь отца блестящие похоронные игры и сам воцарился в Иолке. Язона же, с которым до тех пор был в дружбе и которого сопровождал в Колхиду, Акаст вместе с Медеей изгнал из страны. Они удалились в Коринф.
18. Ясон и Медея в Коринфе
(из Эврипида „Медея")
Много лет счастливо и согласно жил Ясон с Медеей в Коринфе. Два прекрасных мальчика были плодом их брака. Но когда стала увядать красота Медеи, Ясон охладел к ней. Коварно отрекся он от жены и детей и, ничего не сказав Медее, стал искать руки Главки, юной дочери коринфского царя Креонта. Породнившись с царским домом, надеялся он смягчить для себя жребий изгнанника и достигнуть высоких почестей.
Успехом увенчались его старания. Охотно обещал ему царь руку дочери, и уже назначен был свадебный пир. От посторонних людей Медее узнала об измене неблагодарного мужа, который был ей так многим обязан, для которого пожертвовала она родиной и семьей, убила родного брата. Гнев и скорбь овладели обиженной, позорно отвергнутой женщиной; горячая любовь ее к Ясону превратилась в жажду кровавой мести. Могучая, страстная колхидянка была непоколебима в своих решениях; ничем не смущалась она, не отступала ни пред какими ужасами, когда чья-либо несправедливость возбуждала гнев ее. Теперь же, подавленная горем, то лежала она, не принимая пищи, недоступная никаким утешениям, никаким увещеваниям, то вскакивала с своего ложа и, как разъяренная львица, бросала вокруг гневные взгляды: припоминала она клятвы, который давал ей когда-то Ясон, жаловалась богам на то, как заплатил ей Ясон, и взывала о мщении; страшными проклятьями и угрозами осыпала она Креонта и дочь его, которые довели мужа ее до измены.
Узнав об этом, от своих наушников Креонт пришел в ужас. Боясь, чтобы дому его не причинила какого вреда дикая, неукротимая волшебница, царь поспешил к жилищу Медеи и повелел ей вместе со своими детьми в тот же день оставить Коринфскую область. Медея подавила свой гнев и обратилась к царю с такими словами:
– Чего ты боишься, царь? Не такова я, чтобы погрешить против властителя. Да ты и не причинил мне зла. Безукоризненно ты поступил, выдав дочь за того, кто пришелся тебе по сердцу. Но Ясона я ненавижу: за добро он воздал мне неблагодарностью; он забыл свою клятву. Пусть однако будет так, как он хочет: пусть женится Ясон на твоей дочери и в радости живет с ней; только позволь мне остаться в здешней стороне. Хоть я и обижена, но буду молчать и не стану противиться сильным.
Подозревая, что страшная женщина под сладкой речью таит пагубные замыслы, царь не изменил своего решения.
Медее бросилась к его ногам и, обнимая его колени, умоляла, чтобы дозволил он ей хоть один день пробыть в Коринфе.
– Сжалься над детьми моими; ведь и сам ты отец, и у тебя есть дети! Будь милосерд, как повелевает природа. Не за себя страшусь я бегства, – сердце мое разрывается при мысли, что дети пойдут со мною в изгнание». Так говорила Медея, и царь был тронут.
– Я не жесток, – сказал он ей, – и не бесчеловечен. Сострадание часто вредило мне, – боюсь ошибиться и на этот раз; но все же исполню твою просьбу. Останься еще на один день, но знай: если завтра луч восходящего солнца застанет тебя в моих владениях, ты умрешь. За сегодня же ты, конечно, не успеешь совершить то, чего я опасаюсь.
Так Медее выиграла время, чтобы привести в исполнение свой страшный замысел, и этого времени ей было довольно, чтобы погубить соперницу, жениха ее и отца. Какой же путь избрать ей для совершенья мести: поджечь царский дворец, поразить мечом ненавистную соперницу? Но прежде, чем успеет Медея совершить свое дело, – в то время, как будет красться она ко дворцу, ее могут схватить. Тогда станет она посмешищем для врагов, и гибель ее неизбежна. Нет, Медее изберет путь более верный, – Главка погибнет от яда.
Между тем Ясон воротился от невесты и стал оправдывать перед женою своею измену.
– Не из пресыщения твоею любовью, не из желанья иметь молодую жену вступаю я в этот новый брачный союз. Нет, этим браком хочу я принести пользу и тебе, и детям. Породнившись с царем, я доставлю им почетную, и обеспеченную жизнь; они будут воспитаны как царские дети. Ты же, неразумно страстная женщина, в гневе своем, не видишь благодеяний, которые тебе оказываются, и сама готовишь себе гибель. Ты должна радоваться, что за угрозы царскому дому осуждена только на изгнание. Не укроти я гнев царя, жизнью поплатилась бы ты за свое безумие.
Так говорил он. Гневом и презреньем отвечала ему Медея:
– Жалкий ты человек! Ты до того бесстыден, что являешься ко мне на глаза и оправдываешь свою измену. Кто спас тебя, когда ты должен был надеть ярмо на извергавших пламя быков и сеять смертоносные зубы дракона? Кто дал тебе руно? Из любви к тебе предала я отчий дом и родину, ушла с тобой на чужбину за широкое море; за тебя отметила Пелию самой мучительной в мире смертью – от руки собственных детей. И за все это ты изменяешь мне, берешь другую жену, забываешь клятву. Не думаешь ли ты, что теперь царствуют другие боги, а не те, перед которыми ты обещал мне верность? Скажи же мне, спрашиваю тебя как друга: куда бежать мне: в дом ли отца, которого предала я, или к дочерям Пелия? Да, дружба твоя приготовила мне завидную участь. В то время, как будешь ты праздновать свою свадьбу, твоя покинутая жена, с покинутыми детьми, изгнанная из этого царства, убежит в неприязненную чужбину; дети твои, как нищие, будут скитаться в изгнании».
Так сказала Медея и с презрением отвернулась от вероломного мужа, он же остался непоколебим. Холодно предложил он ей в дар деньги и ходатайство у своих знакомых, с которыми водил хлеб-соль. Все это отвергла Медея.
– Ступай, празднуй свадьбу свою, – сказала она Ясону; но, быть может, проклянешь ты когда-нибудь день этой свадьбы!
Беседа с вероломным супругом еще сильные взволновала все страсти в груди Медеи и побудила ее поспешить с мщением. Одна лишь мысль беспокоила ее: где найти ей верное убежище по совершении дела. В то время, как думала Медее и об этом, повстречалась она с шедшим мимо ее дома афинским царем Эгеем. Он был на пути из Дельф и шел в Трезены, чтоб узнать от мудрого Питфея разгадку довольно темного отвита Пифии. Эгей, к которому Медее обратилась с просьбой, обещал ей верное убежище, когда прибудет она к нему в Афины.
Едва Эгей удалился, как Медее стала приводить в исполнение свои замыслы. Призвав Ясона для новых переговоров, она приняла вид, будто одумалась и простила ему.
– Ясон! – сказала она. – Прости мне все, что я тебе сказала прежде. Я безрассудно гневалась на тебя, а теперь вижу, что твое решение, благоразумно и клонится к нашему благополучию. Я сама, безумная, должна была привести тебе царственную невесту, чтобы через это иметь могущественных родственников и приготовить детям прекрасную будущность. Для пользы детей охотно отказываюсь я от своих прав. Сама пойду в изгнание, как повелел царь и как мне подобает. Малюток же сыновей оставлю я здесь, – пусть вырастают они под твоим отеческим присмотром. Они не должны подвергаться изгнанию. Попроси же царя, чтоб позволил он им быть при тебе, и если он не согласится, пусть склонить его к тому твоя молодая невеста. Я сама постараюсь расположить ее в нашу пользу. С нашими детьми пошлю я ей тонкое, златотканное покрывало и золотой венец, подаренный некогда моему отцу Гелиосом. Отведи ты их сам во дворец царственной невесты твоей». Ясон поверил словам Медеи и повел детей во дворец. Увидав их, слуги царского дома пришли в великую радость, – они полагали, что миновала вражда между Ясоном и Медеей. Кто из них целовал руки малюток, кто – их белокурые головки, иные же, полные радости, следовали за ними до самых женских покоев.
Когда, вместе с детьми, Ясон вошел к молодой невесте, она в восторге остановила взор свой на милом, но не заметила детей. Увидав же их, Главка отвернулась: при мысли об их матери пробудилась в ней ревность. Но Ясон успокоил ее и сказал: «Не гневайся более на тех, которые расположены к тебе! Взгляни на них и считай друзьями тех, кого любит супруг твой. Прими дары их и моли своего отца, чтобы сыновей моих не подвергал он изгнанию.
Увидав прекрасные дары, Главка не выдержала и обещала все, что он просил. Едва Ясон с детьми оставил дворец, как она, ничего не подозревая, надела блестящую, золотистую ткань и возложила на свои локоны венец. Довольная редким убором, она смотрелась в блестящее зеркало и с детскою радостью расхаживала по покоям дворца. Но вот лицо ее побледнело, тело задрожало; мучимая смертельной болью, она упала. С пеной у рта, с диким, неспокойным взором лежала она и задыхалась от боли. Вот вскочила Главка с ужасным воплем: заколдованный венец извергал на нее пожирающее пламя, насыщенная ядом ткань терзала ее нежное тело. Вскочив с своего места, она бросилась бежать, старалась сбросить с головы горящий венец, но золотой обруч еще крепче охватывал ее. Упала Главка на землю; из головы ее струилась кровь, и когда наконец на жалобные крики прислуги появился Креонт, лицо ее и все тело так изменились, что никто, кроме отца, не мог узнать Главки.
Громко жалуясь богам на свое горе Креонт бросился к бездыханной дочери, обнимал и целовал ее. Но не мог уже и он подняться, – так плотно пристало к ткани дряхлое тело, что никакими усилиями не мог старик освободиться от ядовитого платья дочери. Измученный, подавленный силою пагубного волшебства, впал он в оцепенение и жизнь его оставила. Прибыл наконец и Ясон и увидел лишь страшно изуродованные волшебным пламенем трупы дочери и отца.
Так отомстила разгневанная Медее тем, которые склонил к измене ее супруга. Но и этого ей показалось мало. Когда дети возвратились из царского дворца, в сердце Медеи началась страшная борьба. В гневе своем она решилась поразить ненавистного ей супруга самым тяжелым ударом… Но так нежно улыбаются ей милые малютки!. Нет, она не в силах наложить на них свою руку, она уведет их с собой из этой страны: чтоб огорчить отца их, ей пришлось бы вынести еще более страшные муки. Они будут живы; Медея забудет о своем намерении….
– Но чего же хочу я? – восклицает она: —Быть посмешищем всего света, оставить не наказанными врагов моих и 6ежать? Но нет, я должна отважиться, нечего робеть, нечего задумываться! Горе мне! Неужели оставить врагам детей моих, чтобы посмеялись они надо мной? О нет, я не оставлю своих милых деток на радость врагам моим! О, идите сюда, дети мои! Дайте мамочке руки, она поцелует их! О, милая ручка! О, дорогие губки, прекрасное личико! Дети мои, вы будете счастливы, но только не здесь, – отец отнял у вас земное счастье. О, как нежно обнимает меня мой малютка! Как нежна его щечка, как сладостно дыханье его! Ступайте, ступайте, дети, – не в силах я долее смотреть на вас! Горе мое выше сил моих. Чувствую, жестоко задуманное мною дело, но гнев мой сильнее сострадания. Пусть же совершится задуманное!»
Медее была непоколебима. Она готова уже совершить страшное дело и ждет лишь вести о гибели ненавистной царевны и ее отца. И вот эта весть пришла. Томимая жаждой мести, как фурия, бросилась она на собственных детей. Жалобный вопль бедняжек, как нож, пронзает ей сердце, но бешенство омрачило ее чувства, придало ей твердости: твердою рукой вонзила она меч в грудь малюток.
Едва лишь свершилось кровавое дело, страшно взволнованный, поспешил к Медее Ясон, чтоб отомстить ей за убийство невесты и Креонта. С ужасом услышал он от дворни, что и дети его умерщвлены. Медее торжествовала. С надменностью взирала она на невыносимые страдания ненавистного ей мужа и холодно смеялась над ним. Со всех сторон сходился коринфский народ, чтобы вместе с Ясоном отомстить преступнице, но она улетела на запряженной драконами колеснице, некогда доставшейся ей от ее предка – солнечного бога Гелиоса.
В Афинах у царя Эгея нашла она надежное убежище. Но впоследствии, когда Медее покусилась на жизнь Эгеева сына, вынуждена она была бежать в Колхиду, где снова возвратила престол и могущество своему свергнутому отцу.
Не один тяжелый год прожил Ясон еще в Коринфе: Медея разрушила все его счастье, все его надежды. Часто ходил он на Коринфский перешеек, где в святилище Посейдона стоял «Арго»; там с наслаждением вспоминал он о счастливых, славных днях своей юности. Корабль разрушался, дряхлел и Ясон. После славного плавания к отдаленным берегам широкого моря, одинокий, почти забытый стоял теперь «Арго», и мало-помалу разваливались брусья его и доски.
Раз, в жаркий полуденный час, усталый и утомленный жизнью лежал Ясон в тени его; как вдруг развалился гордый корабль и под развалинами своими похоронил некогда великого мужа и воителя, искавшего под ним тени.