Это довольно любопытный представитель русского просвещения. С одной стороны, сам он был человеком энциклопедических знаний, по его инициативе был основан университет в Харькове, в своем имении он создал школу для крестьян, с другой – в труде, о котором идет речь, он стремился продемонстрировать, что «смысл наших коренных законов (в том числе о крепостном праве. – А. Р.) совершенно основан на религии и природе и что стоит его только объяснить, следуя просвещению века, чтоб усовершить его»250.
Каразин излагает взгляды французского философа-просветителя Габриэля Мабли (тезис о природных равенстве и свободе людей и соответственно о рабстве как противоречащем им, теорию договора, трактовку власти как выражения общей воли, а монарха – как репрезентанта народа и т. д.). Пишет он и о выводах, сделанных из этих положений французским историком России Никола-Габриэлем Леклерком и другими социальными мыслителями, утверждавшими, что рабство препятствует росту численности населения, не стимулирует трудолюбие и предприимчивость, развращает нравы, вследствие чего просвещенные европейские государи уничтожили его.
В ответ Каразин излагает свои взгляды, согласно которым ни в природе, ни в обществе нет равенства. Подданные зависят от государя, дети – от родителей, существует, наконец, «зависимость всякого, сделавшего условие, от того лица, в пользу которого оно сделано»251. В отличие от просветителей Каразин по-настоящему не верит в силу просвещения, он считает, что низший слой людей в принципе нельзя просветить: «Природная человеку леность во всех состояниях делает его равнодушным к тем пользам, которые сколько-нибудь отдалены. И сия леность одолевает особливо непросвещенного, ибо потребности его ограниченнее; грубые же его страсти скорее способны возбудить вредную деятельность, нежели труд. Простолюдство, не быв управляемо, в самых счастливых климатах едва может приобретать на необходимые свои нужды»252. Согласно Каразину, и в природе, и в обществе господствует монархический принцип. Никакого социального договора никогда не было. Каразин утверждает, что монарх не репрезентант народа, власть дана ему богом.
Это ключевое положение Каразина, в котором он решительно порывает с просвещенческой идеологией, обращаясь к традиционным (средневековым) положениям о характере государства. Поскольку именно в этом пункте и сама государственная власть не хотела отступать от традиционных представлений, в российском идеологическом контексте аргументация Каразина выглядела достаточно убедительно.
Каразин считал, что в монархическом государстве должно быть последовательно проведено монархическое начало и для крестьян помещик должен быть тем же, чем монарх для страны. Он писал: «Помещика разумею я наследственным чиновником, которому верховная власть, дав землю для населения, чрез то вверила ему попечение о людях (поселянах), на оной жить имеющих, и за них во всех случаях ответственность. Он есть природный покровитель сих людей, их гражданский судья, посредник между ими и высшим правительством, ходатай за них, попечитель о неимущих и сиротах, наставник во всем, что принадлежит к добру их, наблюдатель за благоустройством и нравами <…>»253.
Отмечу, что Уваров также подчеркивал тесную связь самодержавия и крепостного права, утверждая, что «крепостничество выросло и укрепилось с той формой правления, которое существует в России»254.
Каразин писал, что крестьяне не собственность, а их зависимость не рабство. Они принадлежат владельцу так, «как принадлежат своим отцам и подданные во всяком монархическом правлении своим государям. Самая продажа поместьев, в отношении к людям, на них поселенным, есть ли что другое, как уступка права управления, отречение от оного в пользу другого лица?»255
И другие защитники крепостного права всячески подчеркивали, что крепостное право – это не рабство. Например, Н. С. Мордвинов различал право собственности, утверждая, что человек не может быть собственностью другого человека, и право зависимости, когда человек подвластен другому. Крепостное право, по его мнению, это право зависимости, оно строго ограничено законом и не дает полной власти над человеком, в России «крестьяне в отношении помещиков их суть домочадцы»256. А поскольку в России условия сильно отличаются от европейских (тут большое пространство и низкая плотность населения, более суровый климат, низкий уровень просвещения и т. д.), то зависимость крестьян от помещиков для общего благосостояния должна быть выше257.
Из представлений о семейном, патриархальном характере связи помещика с крепостными у Каразина вытекало сравнение русских крестьян с западными: «Боже, сохрани нас, русских дворян, <…> довести когда-нибудь земледельцев своих до того состояния, в котором они находятся в других (слишком превозносимых) краях Европы, состояния жалостнейшего, где они, имея полную свободу, обязаны скотоподобно работать у того или другого фермера от петухов до темной ночи, не зная ни сладкого отдыха в семействе, ниже других жизненных наслаждений, едва самым законом не лишены возможности приобрести какой-либо избыток, и не могут иметь другой мысли, кроме мысли о дневном пропитании!»258
Подобное сравнение с положением крестьян на Западе мы встречаем и у Мордвинова. Он утверждал, что «землевладелец в России не есть дневной работник дневного пропитания и без всякой оседлости. Он имеет дом свой, скот, орудия, хозяйство и удел земли, не токмо питающий все его семейство и удовлетворяющий его нуждам и повинностям общества иных, но и наполняющий еще запасную его житницу. За работу же и посевы на помещиков получают трудящиеся в награду почти везде лучшую половину из поместья и невозбранное владение всеми различными угодьями оного. И где таковым вознаграждением, кроме России, пользуются они? – Оставя все отвлеченные умствования и не предаваясь пылкости воображения, увлекаемого обманчивыми мечтами, когда исчислим все потребности удовлетворения, коим природа положила начальные степени благополучия человеческого и не придала их умствованию, но ощущению чувств, то усмотрим чрез беспристрастное сравнение, что люди сего состояния в России наслаждаются участью счастливейшею, нежели таковую имеют равные им во многих, если не во всех других землях»259.
Подробно разбирает Каразин экономические аргументы против крепостного права. Он полагает, что росту численности населения препятствует не крепостное право, а пьянство, нехватка врачей и т. п. Утверждает он также, что крепостные крестьяне трудолюбивы, доказательством чему вывоз из России зерна в больших объемах. А что касается нравов, то, напротив, «в целой Европе только лишь между земледельцами Гишпании, Швейцарии, в Швеции, маленькой части Германии и в России сохранилась чистота нравов»260.
Деятельность помещиков Каразин трактует как человеколюбие, заботу о крестьянах и даже пишет о «прелести владычества»261. От «неистовств власти» помещиков предохраняют, по его мнению, «три важные узды: обычай, религия, совесть»262.
Давать свободу крестьянам, считает Каразин, нельзя ни в каком случае, поскольку это «отворит дверь к своеволию», за объявлением свободы могут последовать «всеобщая праздность и пьянство» и т. п.263
В следующем году (1811) после труда Каразина была подготовлена записка графа Ф. В. Ростопчина «Замечание на книгу г-на Стройновского», которая не была тогда опубликована, но широко распространилась в рукописи. Ростопчин, скорее всего не знакомый с работой Каразина, воспроизводил многие ее положения, что было обусловлено общими мировоззренческими посылками.
Ростопчин тоже считал, что «распутство, лень и нерадение их (крепостных. – А. Р.) превышает понятие»264 и что к обработке земли их можно только принудить. Получив свободу, они бросят земледелие и запишутся в мещане или купцы.
Заставляя их трудиться, помещики, по мнению Ростопчина, оказывают им благодеяние, «ни один честный и добродетельный человек не захочет отказаться добровольно от драгоценного права быть благодетелем части людей, под защитой его живущих, и сим уподобляется в милосердии и человеколюбии великодушному своему Государю <…>»265. Помещик снабжает крестьянина лошадью, домом, хлебом на посев и т. д.
Еще один приводимый им аргумент – длительность существования крепостного права в России: «…всякое государственное постановление, хотя и сопряженное с некоторыми неудобствами, но давно существующее, долгим бытием своим всегда доказывает, что оно или полезно, или не могло быть заменено лучшим»266.
Можно встретить в «мнении» Ростопчина и указание, что английские фермеры живут хуже русских крестьян.
Через несколько лет была опубликована под псевдонимом Русский дворянин Правдин статья «Сравнение русских крестьян с иноземными», в которой автор рисовал идиллическую картину жизни крестьян, которые «в своей неволе благоденствуют»267. Для доказательства этого тезиса он использовал, по сути, те же доводы. Автор писал: «Мы любим и слушаемся Царя как Богом данного нам Властителя и Отца; и мужички так же нас любят и слушаются в таком же отношении»