268. Правдин утверждал, что помещик дает крестьянину достаточное количество земли, собственный дом и двор, в случае голода снабжает зерном, а в ответ крестьянин должен отработать на него только три дня в неделю; помещик бережет своих крестьян как собственность свою, как источник своего богатства и, смело можно сказать, как членов своего семейства <…>»269.
Писал Правдин и о том, что зарубежный крестьянин не имеет никаких гарантий и в случае неурожая или несчастного случая разоряется. Многие из них переселяются в Америку или в Россию. Русские же крестьяне, по Правдину, гораздо счастливее.
В. Усолкин в 1830-х гг., оперируя теми же аргументами, экономически доказывал взаимовыгодность крепостного права для крестьян и помещиков. Он утверждал, что крепостное право, «целию коего было утверждение благосостояния господина и крестьянина, везде и всегда обеспечивается их общею пользою. <…> если господин увеличит чрезмерно свой доход, то тем уменьшит свой капитал, ибо разорит крестьян. <…> Ни в каком другом государстве крестьянин не получает такого возмездия за свои труды, как по всему пространству России – разумеется, возмездие относительное, а не прямое, т. е. удовлетворение крестьянина плодами от земли, а не денежную плату за поденную работу»270. Проведя разного рода расчеты, Усолкин приходил к следующему выводу: «…можно наверное утверждать, что во всяком случае крестьянин вознаграждается в полтора раза за принесенный им господину доход, и верно нет такой страны в Европе, где крестьянин, по вольной цене определяющийся, получал бы такое щедрое возмездие. <…> крестьянин трудится за господина, который платит ему за то землею»271.
Н. Г. Вяземский в упоминавшейся выше записке 1818 г. писал, что крепостное право благодетельно272. Он воспроизводил традиционный набор аргументов, в том числе указание на давнее существование крепостного права и его тесную связь с существующим порядком, сравнение помещика и крестьян с членами семьи, неприемлемость для России европейских представлений: «…самодержавная власть почла за самое полезное, безопасное и успешное наделить дворянство поместьями в идее награды за службу, препоручив попечению его благоустройство и благоденствие подвластных ему крестьян, и тем полагала воскресить древнее и мудрое патриархальное правление. Сим благообдуманным соображением правительства помещик поставлен в виде отца обширного семейства домочадцев своих; тесная и неразрывная связь соединяет его с детьми своими, – все нужды и недостатки их должны равномерно тяготить его, всякая неудача и потеря их убыточны и для него, благосостояние их существенно соделывает богатства его»273.
Против освобождения крестьян в упоминавшейся выше «Записке о древней и новой России…» выступал и Н. М. Карамзин. Он полагал, что освобожденные крестьяне станут хуже работать, ссориться между собой и судиться, пьянствовать, совершать преступления и т. д. В результате государству будет нанесен вред274. Карамзин писал: «Не знаю, хорошо ли сделал Годунов, отняв у крестьян свободу <…>, но знаю, что теперь им неудобно возвратить оную. Тогда они имели навык людей вольных – ныне имеют навык рабов. Мне кажется, что для твердости бытия государственного безопаснее поработить людей, нежели дать им не вовремя свободу, для которой надобно готовить человека исправлением нравственным <…>»275.
Осуществленное нами выделение двух риторических стратегий защиты крепостного права («универсалистской» и «особого пути») имеет идеально-типический характер. На практике конкретные мыслители могли совмещать положения и аргументы обеих версий.
В заключение выделим основные аргументы, использовавшиеся для апологетики крепостного права или для утверждений, что отмену его следует отложить на значительный срок.
Прежде всего это стремление не использовать обладающий в просвещенческой идеологии весьма негативными коннотациями термин «рабство». Многие из защитников крепостного права заявляли, что его нельзя отождествлять с рабством. Они отмечали, что, в отличие от рабовладельца, помещик не может убить принадлежащего ему крепостного. Второй довод был связан с распространенным в то время метафорическим сравнением отношений помещика и крестьян с семейными.
Следующий аргумент – это давность и привычность существования крепостного права, его укорененность в образе жизни. Этот аргумент увязывался с другим – о тесной связи крепостного права с самодержавным образом правления. При этом проводилась аналогия управления помещика в поместье и управления монарха в государстве.
Важным аргументом в полемике со сторонниками освобождения крестьян было утверждение, что из-за специфических условий (громадные масштабы страны, наличие разных народов, разных климатических условий и т. д.) европейский опыт и европейские рецепты не подходят для России.
Еще один важный аргумент апологетов крепостного права – утверждение о сложности проведения освобождения крестьян. Он исходит из представления о крестьянах как о людях ленивых, не думающих о будущем, любящих пьянствовать, злобных, распутных и т. д. Согласно ему, крестьяне не готовы к свободе. Освободившись, они бросят земледелие, частично перейдут в мещане и купцы, частично сопьются, начнут ссориться и драться, заводить тяжбы и т. д. Наступит упадок земледелия, в армию будет идти мало рекрутов, дворяне обеднеют, и в итоге монархия окажется в опасности.
Все эти аргументы, как, впрочем, и аргументы критиков крепостного права, не основывались ни на исторических данных (история закрепощения крестьян была в тот период изучена слабо), ни на материалах статистических или экономических обследований (поскольку в тот период они не проводились) и носили чисто риторический и моральный характер. При этом с ними не было знакомо подавляющее большинство владельцев крепостных, и, соответственно, они могли влиять только на высшую власть, но не на общественное мнение, которое, пусть и в зачаточной форме, все же существовало в то время.
Для изменения отношения к крепостному праву должны были произойти изменения в общественных настроениях. Ведь как у защитников крепостного права, так и у его критиков крестьянин долгое время выступал как объект, а не как субъект действия. Подобная теоретическая аргументация, даже если она проникала на страницы печати, не способна была увлечь широкие слои читающей публики. С повышением уровня образования дворянства, появлением интеллигенции, ликвидацией крепостного права в большинстве государств Европы, ростом числа посещающих европейские страны и т. д. ситуация постепенно изменилась, особенно после того, как в 1840-х гг. ряд литераторов (Д. В. Григорович, И. С. Тургенев и др.) представили крестьянина «изнутри» – как любящее, страдающее, мыслящее существо. Идя далее, славянофилы, а особенно Л. Толстой поменяли полюса местами, заявив, что крестьяне – хранители нравственных ценностей русского народа и что теперь образованному обществу (в том числе и помещикам) следует учиться у крестьян. Изменение трактовки образа крестьянина в культуре, а затем и социальные сдвиги в стране после Крымской войны привели к переменам в отношении к крепостному праву значительной части дворянства и позволили добиться его отмены в 1861 г.
Ф. В. Булгарин
ЛИТЕРАТУРНО-КРИТИЧЕСКИЕ ВЗГЛЯДЫ Ф. В. БУЛГАРИНА276
Тема «Булгарин-критик», как это ни парадоксально, практически не изучена. Статьи Булгарина не собраны и, за исключением откликов на произведения Грибоедова, Пушкина и Лермонтова, не переиздаются. В обзорных работах по истории русской критики имя Булгарина нередко упоминается по разным поводам, но специально не рассматривается, в отличие от публикаций В. А. Жуковского, К. Н. Батюшкова, Д. В. Веневитинова277. Однако названным авторам принадлежат лишь немногочисленные литературно-критические тексты, в то время как Булгарин опубликовал сотни статей и рецензий. Можно по-разному относиться к их уровню, но если принять во внимание продуктивность Булгарина и степень его влияния на читателей, то нельзя будет не признать, что он один из ведущих русских критиков 1820–1840-х гг. Он печатался в самых распространенных периодических изданиях того времени («Северная пчела», «Сын Отечества»), а по продолжительности выступления в печати и по объему опубликованных литературно-критических статей с ним не может сравниться никакой другой русский литературный критик XIX столетия278. К его высказываниям прислушивались (или, напротив, от них отталкивались) многие русские писатели и читатели второй четверти XIX в. Однако если поэтика Булгарина нашла ряд серьезных исследователей (Ю. Штридтер, В. Э. Вацуро, З. Мейшутович, Р. Лебланк, Н. Н. Акимова279), то его литературно-критические взгляды до сих пор не подвергались специальному рассмотрению.
В данной работе мы предпримем такую попытку, причем будем рассматривать преимущественно статьи, рецензии и предисловия Булгарина, то есть такие тексты, в которых он прямо выражал свои взгляды на литературу. Поскольку Булгарин был и писателем, то в принципе его литературно-критические взгляды можно реконструировать на основе произведений, через их поэтику, но у литераторов произведения воплощают эти взгляды не напрямую, а в преломленном виде, что зависит как от сложившихся литературных традиций, так и от мастерства автора, его способности воплотить свои теоретические представления в конкретном произведении. Так, Жуковский, уже опубликовав рад романтических стихотворений, в теории в течение ряда лет еще оставался приверженцем классицизма