словесно гг. цензорам о необходимости при дозволении к печатанию журнальной критики отнюдь не выходить из пределов статьи 12-й и пунктом 4-м ст. 3 устава о цензуре назначенных, и на сем основании устранять поводы к личностям; 2) <…> с тем вместе я поручил цензорам сообщить конфиденциально о сем моем напоминании и издателям газет и журналов, ими рассматриваемых и 3) <…> едва я принял сию меру, как получил от издателя “Северной пчелы” Булгарина письмо, в коем многие фразы, относящиеся до предметов, предел прав моих как председателя цензурного комитета превышающих, не могли не заставить меня копию с сего письма представить на благоусмотрение Вашего Высокопревосходительства. Что же касается до той части письма Булгарина, которая заключает в себе превратное толкование вышеизложенного моего распоряжения, ему сообщенного, то в сем отношении, не считая себя вправе обременять Ваше Высокопревосходительство предметом, в круг моих обязанностей непосредственно включающим, я счел долгом повторить еще раз издателю “Северной пчелы” Булгарину о моем распоряжении, дабы для него не оставалось уже ни малейшего сомнения о необходимости сообразоваться с законами, Высочайше утвержденными»418.
Уваров, который с самого своего вступления в должность министра народного просвещения настороженно относился к периодическим изданиям, особенно к ведущейся в них полемике, и добился запрещения двух журналов («Московского телеграфа» в 1834 г. и «Телескопа» в 1836 г.), 4 декабря направил Бенкендорфу следующее отношение, в котором предлагал выработать меры для полного прекращения полемики в периодических изданиях:
Милостивый государь, граф Александр Христофорович!
Несообразное с правилами Устава о цензуре направление политических статей в некоторых повременных изданиях побудило цензурное начальство подтвердить вновь о наблюдении предписанных в сем отношении мер. Это распоряжение было поводом к письменному возражению на оное со стороны издателя газеты «Северная пчела» г. Булгарина, о котором г. исправляющий должность попечителя С.-Петербургского учебного округа вошел ко мне с представлением. Я считал обязанностью сообщить на усмотрение Вашего Сиятельства это представление в подлиннике с приложенною к нему копиею с письма г. Булгарина.
Несмотря на бдительный и беспрерывный надзор за периодическими сочинениями, на неоднократные и строгие меры против неприличной полемики, из коих некоторые приняты были по воле Государя Императора, издатели журналов и газет стараются, при всяком случае, перейти за пределы позволительного и терпимого. – Ежели бы «Северная пчела» не состояла, в некоторых частях своих, под наблюдением III отделения Собственной Его Императорского Величества канцелярии, то после подобного настоящему сопротивления со стороны издателя этой газеты распоряжениям цензурного начальства я непосредственно приступил бы к решительному прекращению для нее всякой полемики. Впрочем, подобную меру я считаю необходимым сделать общею, распространить силу ее не на одну «Северную пчелу», но и на другие издания, по крайней мере на некоторое время. Беспрестанно повторяющиеся примеры, что допускаемая в журналах литературная критика употребляется издателями во зло, доказывают, что орудие журнальной полемики находится в руках неспособных добросовестно владеть им. Оставлять его еще долее у людей, которые не представляют правительству ручательства в благонадежности (чему настоящий случай служит неопровержимым убеждением), – значило бы сделать журналы ареною неблагородной вражды и личных обид.
Так как мера эта по существу своему входит в общие виды благочиния и внутреннего порядка, то содействие Вашего Сиятельства я считаю необходимым для полного успеха оной. Прежде представления о том Его Императорскому Величеству я желал бы иметь в виду мнение по сему предмету Вашего Сиятельства, почему покорнейше прошу Вас, милостивый государь, почтить меня сообщением мне оного, с возвращением прилагаемых бумаг.
Примите, милостивый государь, уверение в совершеннейшем почтении и преданности.
Уваров. 4 декабря 1843419.
8 декабря Бенкендорф ответил Уварову:
Милостивый государь Сергей Семенович!
На отношение Вашего Высокопревосходительства от 4 декабря, за № 1530, имею честь ответствовать, что, находя письмо господина Булгарина дерзким и ни с чем не сообразным, я приказал пригласить его к себе и сделать ему должное самое строгое внушение. – Что же касается до неприличия полемики гг. журналистов, то этот предмет давно уже обращал на себя мое внимание, и я нахожу, что меры, которые Ваше Высокопревосходительство намерены предпринять для удержания периодических изданий в должных пределах приличия, и полезны, и необходимы; но вместе с тем полагаю, что совершенное уничтожение журнальной полемики было бы мерою излишне строгою и породило бы много неудобств и жалоб, тогда как беспристрастие и благоразумие ценсуры, особенно при настоящих предположениях Ваших, без всякого сомнения удержат журналы в пределах приличия и возможной справедливости. К совершенному же воспрещению полемики можно и должно будет прибегнуть в то время, когда очевидно кроткие распоряжения окажутся недействительными.
Изложив Вашему Высокопревосходительству мое мнение, я, впрочем, представляю предмет сей совершенному Вашему просвещенному решению и пользуюсь случаем, чтоб возобновить уверение в чувствах моего совершенного к Вам уважения и преданности.
Граф Бенкендорф. 8 декабря 1843. (Л. 64–65).
Как видим, министр народного просвещения, который должен стремиться к развитию литературы и журналистики, предлагает ужесточить цензуру, «прижать» журналистов и сузить тем самым сферу действия общественного мнения, а глава III отделения считает, напротив, что следует допускать публичную полемику и что существующий цензурный устав предоставляет достаточно возможностей для контроля. Это, конечно, не случайно, поскольку именно в николаевское царствование власть осознала (не без советов Булгарина), что душить общественное мнение нецелесообразно, гораздо эффективнее направлять его и, в нужных случаях, имитировать, как это происходило в «Северной пчеле», где нередко материалы, выражающие официальную точку зрения, печатались в качестве частных рассуждений и мнений.
11 декабря 1843 г. состоялось заседание Главного управления цензуры, специально посвященное этому вопросу, на котором присутствовали С. С. Уваров, его заместитель П. А. Ширинский-Шихматов, Л. В. Дубельт, Г. П. Волконский и др. В журнале этого заседания говорилось:
Господин председатель [то есть Уваров] предложил на рассуждение Главного управления цензуры дело о мерах, принятых по Санкт-Петербургскому цензурному комитету против неприличной полемики. Господин исправляющий должность попечителя Санкт-Петербургского учебного округа, заметив в критических журнальных статьях направление, не сообразное с цензурными постановлениями, подтвердил цензорам обязанность на будущее время не дозволять к печатанию личностей и поручил им напомнить всем издателям журналов о необходимости держаться существующих узаконений. Это распоряжение было поводом к письменному возражению на оное со стороны г. Булгарина, о котором г. исправляющий должность попечителя вошел с представлением. Г. министр народного просвещения, убеждаясь из беспрестанно повторяющихся примеров, что допускаемая в журналах литературная критика употребляется издателями во зло и что орудие журнальной полемики находится в руках, не всегда способных добросовестно владеть им, чтобы не оставлять ее долее у людей, которые не представляют правительству ручательства в благонадежности и не делать журналы ареной неблагородной вражды и личных обид, полагал полезным решительно прекратить всякую полемику для «Северной пчелы» и распространить силу этой меры и на другие издания, по крайней мере на некоторое время. Так как мера эта по существу своему входит в виды общественного благочиния и внутреннего порядка, то г. министр относился к г. генерал-лейтенанту графу Бенкендорфу, прося о сообщении его мнения по сему предмету. Отношением от 8 сего декабря за № 3930 граф Бенкендорф отозвался, что признавая письмо г. Булгарина дерзким и ни с чем не сообразным, он сделает ему должное, самое строгое внушение; меры же, которые г. министр народного просвещения предполагает принять, находит полезными и необходимыми.
За сим г. председатель предложил Главному управлению цензуры на обсуждение следующие постановления:
1. Всем частным периодическим изданиям, под каким бы названием они не появлялись в свет, запрещается подвергать критическому рассмотрению другие повременные издания, разбирать содержание и образ издания оных и входить в какие-либо суждения о лицах, занимающихся редакцией журналов и газет.
2. Периодическим изданиям, в состав которых входит литературная критика, дозволяется помещать разборы книг с таким однако ограничением, чтобы в суждениях своих они не касались личных и нравственных качеств сочинителей и чтобы, разбирая только подлежащую критическому рассмотрению книгу, не дозволяли себе порицать других писателей, которых произведения не составляют прямо и непосредственно предмета разбора в критической статье.
3. Сочинитель, коего книга, по его мнению, будет разобрана неосновательно в одном из периодических изданий, имеет право поместить в том же самом издании возражение свое, буде оно не противно смыслу 2-й статьи, в сем случае цензура обязана обращать бдительное внимание на содержание и изложение подобных возражений.
4. Издатель журнала или газеты, поместивший критическую статью, которая Главным управлением цензуры будет признана нарушающею смысл выше изложенных цензурных постановлений, немедленно будет лишен по решению Главного управления цензуры права на издание повременного сочинения; равномерно и цензор, дозволивший такую статью, удаляется от должности.