867
Основной задачей III отделения, вопреки широко распространенным представлениям, было не столько подавление протестов против существующего строя, сколько «профилактика»: сбор информации о происходящем в стране, главным образом о «направлении умов», а также влияние на общественное мнение с целью обеспечить порядок и спокойствие. Для этой цели III отделение стремилось поставить под свой контроль журналистов, причем делало это достаточно гибко. Если Министерство народного просвещения, которое, казалось бы, должно было способствовать развитию в стране журналистики и литературы, с помощью цензуры довольно жестко пресекало любые отклонения от официальной линии, а в период руководства С. С. Уварова этим министерством инициировало закрытие ряда изданий («Московский телеграф», «Телескоп»), то руководители III отделения, с одной стороны, «журили» журналистов в случае их «ошибок», а с другой – заказывали им нужные материалы. Весьма наглядно это демонстрируют связи III отделения с редакторами газеты «Северная пчела» Ф. В. Булгариным и Н. И. Гречем868.
Хорошим примером подобной политики являются и отношения III отделения с Н. А. Полевым. В данной работе мы ставим целью обобщить уже известные сведения о контактах Полевого с III отделением, ввести в научный оборот ряд новых документов по данной теме и на этой основе дать характеристику этих контактов.
Полевой с 1825 г. издавал журнал «Московский телеграф», в котором увлеченно и талантливо отстаивал идеи романтической эстетики и романтической историографии, а также, в пределах допустимого, реформирования политического и экономического строя России. М. К. Азадовский отмечал, что «основными пунктами его программы были ликвидация крепостного права, раскрепощение промышленности и расширение правового положения “третьего сословия”»869. Полевой был сторонником всеобщего просвещения, развития промышленности и науки, приобщения к достижениям европейской цивилизации870. Журнал его имел большой успех у читателей и вызывал настороженное, а временами и враждебное отношение правительственных кругов.
Возлагая надежды на реформы, Полевой не был не только революционером, но даже оппозиционером. Он являлся сторонником постепенного развития как экономики, так и самого русского общества; «идеал Полевого – просвещенная, заботящаяся о благе своего государства монархия, сила которой “в уважении, в привязанности народов”»871.
Вот как он излагал свою программу в предисловии к роману «Клятва при гробе Господнем»:
«Судьба русской земли необыкновенна тем, что Русь поставлена между Югом и Севером, между Европою и Азиею, обширна, могущественна, но младшая сестра всем другим европейцам. До Петра Русь возрастала отдельно от Запада: была в Европе и вне Европы. Только Петр начал настоящее образование Руси. Форма сего образования долженствовала быть европейская, а не азиатская <…>. Прошло уже сто лет, как мы вдвинуты в Европу, но – только вещественно. <…> по умственному образованию – мы всех европейцев моложе, мы еще дети!
<…> Мы производители, мы должны помогать правительству, создавая русскую промышленность, русское воспитание, русскую литературу, словом – русское внутреннее образование, или проявление внутренних сил России. Для этого необходимо: 1-е, и начальное: искреннее сознание у нас существующих недостатков; 2-е, справедливое сознание чужеземных преимуществ; 3-е, верное познание сущности самих себя; 4-е, умение пользоваться чужим хорошим, отвергая чужое дурное. <…> Мы победили Европу мечом, мы победим ее и умом: создадим свою философию, свою литературу, свою гражданственность, под сению славного престола великих монархов наших!» 872
В своих публикациях на политические темы Полевой неизменно панегирически отзывался об императоре и проводимой им внешней и внутренней политике. Вот показательные высказывания 1828 г.: «Ни одно государство в мире не представляется нам ныне в виде столь славном и исполненном стольких надежд. Юный государь и новые поколения русских вступили на поприще истории, и вступление их ознаменовалось в сильных и решительных порывах». Перечислив как военные победы, так и действия по упрочению законности, развитию промышленности, торговли и сельского хозяйства, а также науки и просвещения, Полевой заключал: «…друг человечества с радостью замечает повсюду подвиги Монарха, деятельного и неусыпно думающего о благе подданных, столько же, сколько о государственной чести России и военной славе ее»873.
Выступая, как и близкие ему по взглядам Булгарин и Греч, против дворянства, прежде всего аристократии, он возлагал все надежды на царя, надеясь, что он ограничит дворянские притязания и будет способствовать экономическому (то есть буржуазному) развитию России. Названные журналисты, критикуя «либеральное» (оппозиционное, но на самом деле скорее консервативное) дворянство в лице пушкинского круга литераторов, поддерживали программу постепенных экономических и, в некоторой степени, политических преобразований в России874. В этом глубинная причина доверия к ним со стороны руководителей III отделения, частично разделявших эту программу. Ведь Николай I проводил (особенно в начале царствования) реформы, направленные на кодификацию законодательства, развитие экономики и системы образования, поддержку купечества, облегчение положения крестьян. При этом он с некоторым недоверием относился к дворянству, из среды которого вышли декабристы, и больше доверял заинтересованному в нем купечеству и вообще «народу».
Разумеется, доверие III отделения к Полевому не было «полным», в случае «промахов» и «ошибок» Полевого, как и издававших официозную «Северную пчелу» Греча и Булгарина, ждали замечания, выговоры, а иногда и более строгие наказания.
Так, когда в 1829 г. Полевой поместил в № 14 «Московского телеграфа» сатирический очерк «Приказные анекдоты», в котором речь шла о том, как чиновники обманывают малокомпетентных губернаторов, Николай, ознакомившись с ним, дал Бенкендорфу указание, чтобы начальник Московского округа корпуса жандармов генерал А. А. Волков вызвал к себе Полевого и пропустившего статью цензора С. Н. Глинку и предупредил, что «при первом случае, когда появится вновь такого рода статья, то поступлено будет с ними по закону»875, а Глинке сделал строгий выговор.
Полевой в ответ написал А. А. Волкову объяснительную записку, где уверял, что имел в виду только «общественную пользу и славу монарха русского», извинялся за свой невольный проступок и просил: «Чтобы извлечь надлежащую пользу для общества из критических статей о нравах, и с тем вместе действовать сообразно намерениям и воле правительства, да позволено мне будет отныне прежде обыкновенной цензуры подвергать статьи сего рода <…> цензуре особенной, доставляя их для рассмотрения к вашему превосходительству. Я осмеливаюсь думать, что тогда ревность моя действовать сочинениями к исправлению нравов и тем споспешествовать благодетельным видам правительства не вовлечет меня в неумышленную ошибку <…>. Во всем этом, ваше превосходительство, изволите видеть искреннее желание: согласить пользу посильных трудов моих с сохранением порядка общественного. Как русский, пламенно любящий славу монарха, видящий в нем не только государя, но и великого, гениального человека нашего времени, я уверен, что его светлый ум знает и ценит все, даже и малейшие средства действовать на подвластный ему народ, сообразно мудрым его предначертаниям»876. Письмо это Бенкендорф доложил царю, а тот на докладе наложил резолюцию: «Дозволить г. Волкову рассматривать критические статьи»877. Полевой получил возможность защититься от возможных строгостей цензуры и гарантию от преследований за подобные публикации в дальнейшем.
Другие публикации в «Московском телеграфе» также нередко вызывали недовольство властей. В том же 1829 г. министр народного просвещения К. А. Ливен поручил попечителю Московского учебного округа А. А. Писареву «поставить на вид» Московскому цензурному комитету за пропуск напечатанной в № 10 «Московского телеграфа» лекции французского философа Кузена по философии, поскольку эта лекция «заключает в себе вредное учение о вере и философии»878.
Тем не менее когда в 1830 г. Николай неделю (7–12 марта) пробыл в Москве, подготовить подробное описание этого визита поручили Н. Полевому. Он сочинил очень «прочувствованный» верноподданнический текст, лейтмотивом которого были любовь народа к царю и любовь царя к народу: «Наши русские сердца говорят нам, что нынешнее пребывание Государя Императора в Москве отрадно было Его великой душе: светлый сердечным удовольствием взор Его высказывал сию утешительную мысль, при каждом воззрении нашем на Надежду-Государя»; «Народ видел Царя своего, и – это великодушие, эта внушающая благоговение, неизъясняемая кротость и простота, с какою всюду являлся, всюду виден был Повелитель шестой части света – возвышали и умиляли душу»879.
Представляя рукопись статьи Бенкендорфу, Полевой писал ему 22 марта:
Ваше Высокопревосходительство Милостивый Государь!
Слабое изображение того, что мы видели, что мы думали в счастливое для нас время пребывания Государя Императора в Москве, честь имею представить при сем и почитаю себя счастливым, что мне суждено сказать