Осмеливаюсь думать, что предприятие мое, соединяя в себе приятное общественное занятие с пользою, удостоится благосклонного внимания Вашего. Откровенно должен я притом признаться, что предполагаемые чтения будут служить для меня и семейства моего весьма важным пособием в настоящее время, весьма для меня стеснительное, ибо никакими другими литературными трудами не могу я ныне заняться и отказался даже от всякого участия в журналах, как по причине совершенно расстроенного моего здоровья, а тем более что остальные силы и исключительную работу посвящаю я одному огромному труду моему – Истории Петра Великого. Начавши ее, как известно Вашему Превосходительству, в 1835 году, продолжал я с тех пор, хотя и медленно, но постоянно и беспрерывно, и теперь привожу уже к окончанию, так что к будущему году надеюсь вполне ее окончить. Начало ее было осчастливлено, при покровительстве Его Сиятельства Графа Александра Христофоровича, Высочайшим вниманием, и по благополучном ее окончании буду я иметь честь просить просвещенного и благодетельного предстательства Его Сиятельства в том, чтобы повергнуть уже оконченный труд мой к Священному Престолу Государя Императора – единственная награда, которой желаю, которой стремлюсь достигнуть.
С истинным, глубочайшим почтением и совершенною преданностью честь имею пребыть, Вашего Превосходительства Милостивого Государя покорнейший слуга Николай Полевой (Л. 7–8).
Бенкендорф не хотел давать разрешения, но в то же время не желал, чтобы Полевой обиделся на него. Поэтому 13 сентября Дубельт сообщил Полевому, что Бенкендорф счел, что по этому вопросу Полевому следует обратиться к Уварову (л. 11). Одновременно он направил письмо Уварову с просьбой до беседы с ним не давать ответ Полевому. 15 ноября Уваров написал Бенкендорфу, что, поскольку журнал Полевого «Московский телеграф» запрещен из-за «неблагонамеренного направления», «едва ли удобно дозволить ныне г. Полевому чтение публичных лекций, и в особенности лекций о русской словесности, долженствующих привлечь значительное число слушателей, без полного убеждения в совершенной благонадежности его образа мыслей». Далее он продолжал: «Впрочем, если Ваше Сиятельство имеете положительные сведения, что г. Полевой переменил прежнее свое направление и в хорошем образе мыслей его нельзя более теперь сомневаться, то на основании Вашего мнения можно бы было дозволить ему беспрепятственно просимое чтение лекций» (л. 13а). В результате 20 ноября Бенкендорф ответил, что согласен с мнением Уварова и считает, что «Полевому неудобно позволить читать публичные лекции о российской словесности» (л. 14).
В январе 1841 г. император, узнав о болезни и трудном материальном положении Полевого, повелел выдать ему 2 тыс. рублей ассигнациями в качестве единовременного вспомоществования914.
Сделав вывод, что отношение императора к нему улучшилось, в марте того же года Полевой вновь через Бенкендорфа обратился с просьбой допустить его в архивы для завершения работы над историей Петра I. Бенкендорф, изложив в докладе императору 13 марта просьбу Полевого, добавил от себя: «Я читал доставленное мне Полевым начало его Истории Петра Великого; оно очень хорошо и написано в таком духе и таким слогом, что нельзя не желать, чтобы ему доставлена была возможность вполне развернуть талант свой. А потому я осмеливаюсь просьбу Полевого о дозволении осмотреть здешние и московские архивы повергнуть на Всемилостивейшее воззрение Вашего Императорского Величества»915. Однако Николай, несмотря на ходатайство Бенкендорфа, разрешения вновь не дал916.
Хотя никаких агентурных услуг III отделению Полевой не оказывал, но литературный союз его с Гречем и Булгариным и направление его литературной деятельности рождали в публике подозрения. Кроме того, о контактах Полевого с Бенкендорфом стало известно в литературной среде, и там сделали свои выводы об их характере. По крайней мере А. С. Пушкин в мае 1836 г. в письме жене называл его, как и Булгарина, «шпионом» III отделения917. А. А. Краевский писал Белинскому в 1839 г. о Полевом: «Каналья, который не перестает писать доносы на всех честных людей, обнимаясь с Булгариными и Кукольниками»918. М. А. Дмитриев посвятил Н. Полевому стихотворный перепев баллады Жуковского, названный «Новая Светлана» и написанный, по-видимому, в 1840 г., где есть такие строки:
Венедиктович Фадей (то есть Булгарин. – А. Р.)
Пишет: «Вы, как друг людей,
С нами равной масти.
Я хочу вам предложить:
Не согласны ли служить
По секретной части»919.
В бумагах умершего в 1844 г. влиятельного сановника, бывшего министра народного просвещения и духовных дел князя А. Н. Голицына нашлась записка, в которой говорилось, что он собирается ходатайствовать у императора о ежегодном денежном пособии Н. Полевому «во уважение трудов его на поприще русской литературы» и того, что Полевой «при многочисленном семействе не имеет никакого состояния». Записка эта через III отделение была представлена Николаю. По его поручению III отделение собрало различные сведения о Полевом и подготовило справку, где был упомянут один выговор Полевому по линии III отделения и вызов его в Петербург в 1834 г. перед запретом журнала, но итоговый вывод гласил, что «кроме сего не было случаев, которые клонились бы не в пользу г. Полевого, напротив, он, как прежде, так и впоследствии, неоднократно обращал на себя монаршее внимание полезными его литературными сочинениями, коими он доказал верноподданническую преданность и любовь к Всеавгустейшему дому и Отечеству». Император, ознакомившись с докладом, 21 февраля 1845 г. распорядился выдать Полевому 1 тыс. рублей серебром «в виде негласного пособия и ежегодно возобновлять это пособие, ежели он того будет заслуживать»920. Выдача денег Полевому осуществлялась через III отделение. Подобные выплаты пособий писателям через это учреждение осуществлялись и ранее. Так, в 1832 г. по докладу А. Н. Голицына С. Н. Глинке было пожаловано ежегодное пособие в 3 тыс. рублей ассигнациями, с выдачей после его смерти денег жене и дочерям до смерти последней из них921, а 1842 г. по представлению (через Бенкендорфа) попечителя Московского учебного округа графа С. Г. Строганова Николай распорядился выплатить Гоголю 500 рублей серебром922.
Информируя Полевого о повелении царя, Дубельт писал 7 марта 1845 г.:
Николай Алексеевич!
В бумагах покойного действительного тайного советника 1-го класса князя Голицына найдена была подписанная им записка, из которой видно, что он предполагал ходатайствовать перед Государем Императором о доставлении вам пособия, в уважение трудов ваших на поприще русской литературы и крайне недостаточного вашего состояния, и Его Императорское Величество, по всеподданнейшему докладу генерал-адъютанта графа Орлова923 всемилостивейше соизволил пожаловать вам в виде негласного пособия тысячу рублей серебром.
По воле графа Алексея Федоровича Орлова с живейшим удовольствием уведомляя об этом вас, милостивый государь, и препровождая при сем означенные деньги, имею честь покорнейше просить вас о получении оных почтить меня уведомлением.
Пользуюсь случаем уведомить вас в искреннем моем к вам уважении и совершенной преданности.
Л. Дубельт924.
Полевой отвечал ему следующее:
Ваше Превосходительство Милостивый Государь!
Имевши честь получить письмо Ваше и при нем всемилостивейше пожалованные мне Государем Императором тысячу рублей серебром, могу ли сказать что-либо иное, кроме того, что Высочайшее благодеяние, имя благодетельного старца, подавшего к тому повод, и участие, принятое в том Его Сиятельством, Графом Алексеем Федоровичем, и Вами, останутся навсегда запечатленными в сердце моем. Молю Бога, чтобы Он дал случай мне или детям моим доказать, что милость Монарха не упала на человека, недостойного ее.
С глубоким почтением и совершенною преданностью честь имею пребыть, Вашего Превосходительства Милостивого Государя покорнейший слуга Николай Полевой925.
Конец жизни Полевого был омрачен случаем с его двадцатилетним сыном Никтополеоном, который 22 июля 1845 г. бежал из дома, оставив отцу записку, что является членом тайного общества и по делам общества вынужден уехать. Полевой сразу сообщил об этом в III отделение, в результате полиция и жандармы начали розыск. 13 августа Никтополеон был задержан становым приставом в Режицком уезде Витебской губернии за неимение вида (паспорта) и доставлен в Петербург. И хотя вскоре было установлено, что он все выдумал, а бежал потому, что не поступил в университет, однако 22 августа по приказу царя он был заключен на 6 месяцев в Шлиссельбургскую крепость, а потом отправлен солдатом на Кавказ926.
15 января следующего, 1846 г. Полевой был вынужден просить досрочно выдать ему деньги и отчитывался Дубельту о своих трудах в истекшем году:
Ваше Превосходительство Милостивый Государь,
Позвольте мне поздравить Ваше Превосходительство с новым годом и пожелать Вам всех благ и счастия, коего Вы достойны за все доброе, чем (слово нрзб. – А. Р.) Ваша жизнь, которую да продолжит Бог еще многие годы!
Печально встретил я новый год, растерянный душевно, больной телесно. Прошедший год был мне страшно тяжелым годом. Кроме тяжелой скорби, нанесенной мне моим несчастным сыном, на меня, как град, сыпались горести и скорби. Расстройство дел моего брата