Следом катит фиш на шинах, фарширован мозгом в череп —
Время генных инженеров кончит стенкой или «вышкой».
Но пока бегут минуты – искры, листья, звезды, капли —
Над тобой, как долбанутый, всё мелькает наноскальпель.
Вот напорешься на нож —
Что отрежут, не вернешь.
«Улетел к такой-то Альфе…»
«Я играл на афроарфе…»
«Жизнь возникла из болота,
Как и всякая сволота…»
Входят все, кому не в падлу, скоро им не хватит места,
Ни в каютах звездолетов, ни на пиках Гималаев.
Фейерверки листопадов ненадежны, как невеста,
Дождь прекрасен и кислотен, кот-мутант с порога лает,
Это финишная эра, это постапокалипсис,
Пионеры и химеры – все в единый разум слиплись.
Хочешь в будущее, брат?
Я и сам бы очень рад.
«Да, вначале было слово,
Это верная основа,
Все мы – знаки, все мы – буквы,
Все мы – кровь из божьей клюквы.
И у Таси, и у Пети
Сущность жизни – хронопетли.
Как нас бытие ни крутит —
Возвращаемся на круги».
Владимир Гиляровский. Откуда есть пошли стратозябли(Из книги «Москва космическая»)(Автор: Андрей Щербак-Жуков)
Владимир Алексеевич Гиляровский. Долгое время считалось, что известный писатель, поэт, журналист и бытописатель Москвы Владимир Алексеевич Гиляровский родился в 1885 году. Однако, как потом выяснилось, биографы прибавили ему ровно десять лет возраста. Именно 1895 год значится в метрической книге церкви села Сяма Вологодской губернии, где крестили Владимира, который появился на свет 26 ноября и был окрещён 29 ноября.
Как случилась такая ошибка? Загадка. Возможно, история восходит к последним, наиболее напряженным годам перед Мирной Социалистической революцией. В 1912 году юный Владимир Гиляровский уже перебрался из Вологды в Москву и был там одним из самых бойких скандальных журналистов. Для газеты «Московский листок» он писал о знаменитой Кукуевской катастрофе (в результате размыва почвы под железнодорожное полотно провалился целый состав), о пожаре на фабрике Морозовых, первым поднял проблему отлова бродячих собак в Москве и др. Многие материалы Гиляровского выходили под псевдонимом, но это не помогало – его яркий и образный язык узнавали с первых строк. Тогда Владимиру пришлось покинуть Москву с поддельными документами. Под именем двадцатисемилетнего Аркадия Ильцева, специального корреспондента несуществующей «Независимой газеты» (только смельчак Гиляровский мог позволить себе такую опасную иронию!), будущий знаменитый писатель странствовал по России. Работал в Ярославле крючником в порту, затем истопником на белильном заводе купца Сорокина, пожарным, на рыбных промыслах, в Царицыне нанялся табунщиком, в Ростове-на-Дону поступил наездником в цирке. В 1913 году начал работать актёром в театре: выступал на сценах Тамбова, Воронежа, Пензы, Рязани, Саратова, Моршанска, Кирсанова и т. д. Писал стихи, бытовые рассказы и очерки, по возможности публиковался в местных газетах и альманахах.
Скитания литератора прекратила Мирная Социалистическая революция – в 1914 году Гиляровский вернулся в Москву. Он с радостью принял произошедшие социальные преобразования, с интересом принялся популяризировать новейшие научные открытия. В очерке «Штурманы сверхдальнего плавания» Владимир Гиляровский одним из первых написал об экспериментах, производимых Русской Группой Изучения Реактивного Движения, о первом успешном запуске ракеты на жидком топливе, одним из первых объяснил обывателю, какие горизонты раскрывает перед человечеством это свершение…
С 1915 по 1920 год он пишет для газет «Известия», «Вечерняя Москва», «Прожектор», «Огонёк», «Книжное обозрение». В 1922 году издаёт историческую поэму «Стенька Разин». Одна за одной выходят его книги: «От Английского клуба к музею Революции» (1926), «Москва и москвичи» (1926), «Мои скитания» (1928), «Записки москвича» (1931), «Друзья и встречи» (1934), «Люди театра» (1941), «Повседневный быт марсианских и венерианских колоний» (1945).
В 1964 году во время первого вооруженного столкновения частей самообороны марсианских колонистов с армией самозваного императора Тускуба IV у подножия вулкана Олимп Владимир Гиляровский пишет текст иронического «Марша тускубовых стрелков», который впоследствии становится неофициальным гимном Военно-Космических Сил. В том же году он позирует художнику-перелетнику Сергею Тырину для картины «Колонисты пишут письмо марсианскому императору» – с Владимира Гиляровского нарисован хохочущий колонист с длинными седыми усами, в белой папахе и красном комбинезоне.
Несмотря на заметный писательский успех, Владимир Гиляровский продолжал сотрудничество с газетами. В качестве корреспондента он неоднократно посещал марсианские и венерианские колонии, однажды даже бывал на Юпитере. Владимир Гиляровский хорошо был знаком с первопроходцами космоса, участниками первых межпланетных экспедиций. В конце 60 х годов он взялся за книгу «Москва космическая», работа шла медленно и трудно – писатель хотел совместить богатейший фактографический материал с легкой повествовательной манерой его ранних книг «Москва и москвичи» и «Мои скитания», соединить научно-технический эпос с городской байкой. В 1973 году Владимир Алексеевич почти полностью ослеп, но продолжал самостоятельно писать.
1 октября 1975 года в Москве, на 80 м году жизни скончался Владимир Алексеевич Гиляровский. Он практически завершил свой труд, однако оставил его в большом беспорядке. В 1981 году под редакцией журналиста Андрея Щербака-Жукова, с которым писателя свела работа в еженедельнике «Книжное обозрение», вышла посмертная книга Владимира Гиляровского «Москва космическая».
Владимир Алексеевич Гиляровский похоронен на мемориальном Новодевичьем кладбище. Очень символично: его могила оказалась именно в том месте, где Аллея Первопроходцев Космоса смыкается с Аллеей Писателей и Поэтов.
Ах, как быстро меняется наша Москва, а вслед за нею и вся страна. Приметы времени мелькают, словно кадры кинопленки, запущенной в ускоренном режиме. То, о чем еще каких-нибудь десять лет мечталось, как о несбыточном, пять лет назад стало реальностью, вошло в каждый дом, а сегодня уже забылось за ненадобностью…
Там, где сегодня горделиво вздымают в небо свои блестящие шпили известные каждому москвичу «Свибловские высотки», всего лет десять назад были дачи. Стояли тут фанерные и бревенчатые домики с крытыми выцветшим рубероидом и позеленевшим от мха шифером крышами. Окружали их кривые заборы из облупившегося штакетника. А из-за них тянули свои зеленые лапы-ветви яблони и вишни. Вдоль центральных линий-дорожек рядами красовались сережчатые вязы – шелестели на ветру. А в редких местах – всё больше у перекрестков – королевами возвышались сосны и лиственницы. Одним словом, дачи были, как дачи – не барские, но и не бедняцкие. Не сравнить с притонами Марьиной Рощи – всё пристойно, аккуратно, но без особого изыска и роскоши.
Это была окраина подмосковного города Лосиноостровска, тихого еще и патриархального в ту пору. Память об этом топониме сегодня сохранилась только в названии станции Ярославского монорельса, проходящего сейчас по тому же маршруту, по которому в те и более давние годы проходила Ярославская железная дорога. Когда-то здесь со стуком перебирали рельсы зеленые прокопченные да пропахшие креозотом электрички. Подмосковный люд толпился в них, задевал рюкзаками и сумками на колесиках, ругался – хоть крепкими словами, но в целом незлобиво, с пониманием, что в сущности сосед его не виноват в этой толчее и неудобстве… Сейчас же серебристые локомотивы монорельса со скоростью стрелы несут своих пассажиров в Пушкин и Мытищи, Александров и Монино, проносятся над торговыми комплексами и развлекательными центрами этих славных городов, начиная свой путь – взмывая! – с Ярославского терминала транспортного узла «Три вокзала». Станция «Лосиноостровская» – всего одна из немногих на этой ветке, и стоит на ней, как, впрочем, и везде, монорельс всего три минуты…
Когда правительством страны было принято решение сделать из столицы культурно-исторический центр мирового масштаба, из транспорта оставить только трамваи, а всё, что связано с политикой, экономикой и бизнесом перенести в пригороды, бывшие подмосковные села и деревни – Тушино, Беляево, Бибирево, Выхино и другие – получили статус городов сателлитов. И началось строительство… В Лосинке, как этот город ласково называли местные жители, сохранили только старые радующие глаз одно– и двухэтажные строения, снесли все скучные пятиэтажки и построили небоскребы, куда перенесли из Москвы, ставшей музеем под открытым небом, всевозможные конторы и офисы. И бывшая деревня, а на тот момент дачный поселок Свиблово из пригорода Москвы превратился в пригород Лосиноостровска.
В былые времена я частенько посещал эти места. Там была дача моего хорошего друга, поэта, прозаика и книжного журналиста Андрея Летаева. Дача досталась ему от тетки, и он бывал на ней редко, причем, всегда старался зазвать с собой кого-нибудь за компанию. Я с удовольствием отвечал на его приглашения…
Странный народ были дачники той поры. Вроде и небедные были люди, а, едва войдя на свой участок, словно выдыхали широкой грудью столичный воздух и переодевались в такие обноски, что в Москве не одели бы, даже если бы весь день в одиночестве сидели дома в четырех стенах. Чего только на них нельзя было увидеть – и дедовские тренировочные штаны с выцветшим медвежонком и надписью «Москва. Олимпиада 1936», и телогрейки с закатанными рукавами и клоками ваты, торчащими из повсеместных прорех, и вязаные шапочки, что звались еще в эпоху их отцов «петушками», а в те времена даже это малоуважительное название утратили…
Помню, прогуливаясь по территории дачного поселка, видел я такую сцену. Парень лет двадцати с волосами чуть ли не до самой поясницы копал огород, сестра несколькими годами младше него – помогала. В обоих читались творческие натуры – длинные волосы из мужчин в те годы носили в основном художники и музыканты. Обычно представители этих категорий внимательно следили за модой, но только не на даче. На обоих были какие-то бабские кофты и порванные на коленках джинсы. Парень поднял голову, вытер со лба пот и в сердцах сказал: