— Да, я тоже уже прочитал, — сообщил он мне, — теперь у нас Косыгин за главного.
— И что скажешь по этому поводу? — неожиданно заинтересовался я, прихлёбывая ароматный напиток из треснутой чашки.
— Да по-моему нормальный начальник, — осторожно ответил он, — не хуже предыдущего. А варианты-то там какие были? — поставил он меня в тупик последующим вопросом.
— Хм… — задумался я, — а действительно, кого там вместо него можно было назначить?
— Я вам помогу, — взял газету Вася, — в Политбюро у нас сейчас входят такие люди — Суслов, Подгорный, Полянский, Воронов, Кириленко, Шелепин, Шелест, Мазуров, Пельше, Щербицкий, Кунаев, Гришин…
— И всё?
— Нет, ещё Кулаков, — добавил Вася.
— И даже Громыки нету?
— Громыко кандидат.
— Ну я тогда даже не знаю… — задумался я, — из этих разве что Мазуров… может ещё Гришин. Суслов всегда был в тени и выходить оттуда не собирается. Подгорный…гм… недостаточно умный.
— А когда это мешало стать начальником? — задал логичный вопрос Вася.
— Ну он совсем уж неумный, таких к высшим постам у нас всё же не подпускают. Щербицкий с Кунаевым вряд ли, совсем недавно в Политбюро… Воронов, Шелепин и Шелест скоро уйдут, Кириленко с Пельше совсем старые.
— Про Полянского ещё не сказали, — напомнил Вася.
— Полянский умный мужик, но он в последнее время был замом Косыгина в правительстве, так что на первые роли пока не годится. А так-то он должен расти и расти ещё, правильно ты про него вспомнил.
— И что теперь изменится? — задал он наконец главный вопрос.
— Косыгин продолжит свои экономические реформы, если я всё правильно понимаю, — вздохнул я, — повышение самостоятельности предприятий, упор на прибыль и рентабельность, цены возможно повышать начнут…
— Так это давно уж начали, — вздохнул Вася, — мой папаша с мая месяца весь на говно изошел, когда водка стала 3.62 вместо 2.87.
— Это частности, — ответно вздохнул я, — а вот когда хлеб подорожает, тогда и посмотрим, что твой папаша скажет. И ещё наверно продолжится потепление в отношениях с Западом — Косыгин же прагматик, а прагматики хорошо знают, что худой мир куда лучше, чем добрая ссора… позиции ястребов в нашем руководстве, кстати, должны пошатнуться.
— Ястребов? — не понял Вася.
— Ну этих… военных, которые всегда хотят немного повоевать.
— Ладно, — буркнул Вася, — мы отвлеклись — смотрите, что я тут надумал. — и он выложил на стол плату управления уокменом, всю в проводах и торчащих во все стороны деталях.
Оставляй излишки не в пивной, а на сберкнижке
Надумал он там не сказать, чтобы что-то радикальное, но размеры устройства и правда сокращались при этом чуть не в полтора раза. Я посидел-поразмышлял и выдал, наконец, такое резюме:
— Молодец, Василий, растёшь прямо на глазах. Надо будет зарегистрировать это дело в патентном бюро, чтобы разные заводские ханыги опять себе не забрали всё это забесплатно.
— Институт же у нас ещё имеется, — осторожно напомнил мне Вася, — чуть подальше по Заводскому проспекту который. Он схожей тематикой занимается.
— Да-да, — задумался я, — как-то я про него забыл, а это заведение очень серьёзное. Только ведь туда подход потребуется — просто так не придёшь же на проходную с вопросом «кто тут у вас такими вопросами ведает?».
— Я знаю одного руководителя оттуда… — неожиданно сказал Вася, — точнее даже не так — знаю я сына руководителя, а уж он может и на папашу вывести.
— И кто же этот сын?
— Так Ваня же Красногоров из нашего класса, — посмотрел на меня, как на несмышлёныша, Василий. — А папаша у него то ли завотделением в Институте, то ли вообще заместитель начальника.
— Это которого ты в унитаз макал? — уточнил я.
— Дело прошлое, — посуровел Вася, — мы давно разобрались и теперь недоразумений у нас нет.
— Уговорил, чёрт красноречивый, — ответил я, — Ваню я беру на себя, завтра поговорим. А сейчас у меня к тебе такое предложение есть…
— Это то, про что вы намекали с утра? — спросил он.
— Не совсем… про что я намекал, пока отложим в сторону на недельку-другую, а сейчас про лингафонный кабинет.
— И что там можно сделать в этом кабинете? — разочарованно переспросил Вася.
— Восстановить оборудование, которое ржавеет в кладовке, вот что, — отвечал я, — а потом запустить обучение языку с применением технических средств, как и было предусмотрено, ещё когда нашу школу строили.
— И что там за оборудование? — с той же кислой рожей продолжил Вася.
— Вот я прихватил одну инструкцию, ознакомься на досуге, — и я вытащил из портфеля методичку с порядковым номером 1 и с заголовком «Пульт управления лингафонным кабинетом».
Вася взял её у меня, полистал для приличия, но напоследок всё же не удержался:
— Это всё замечательно, Антон Палыч, но хотелось бы всё же более серьёзными вещами заняться.
— Будет тебе, Василий, и дудочка, — ответил я от двери, — будет и свисток. Со временем.
А в своём подъезде я уже наконец выгреб всё содержимое почтового ящика, за три дня там много чего накопилось. Кроме Известий, Учительской газеты и журнала «Агитатор и пропагандист» там имела место квитанция за квартиру в сумме 7 рублей и 05 копеек… о, надо ведь заплатить — онлайн-сервисов тут пока не придумали, придётся ногами в сберкассу идти. Недолго думая, развернулся и направился в сторону государственной трудовой сберегательной кассы за номером 2413/827 на проспекте Героев, это буквально за углом было. Там, где на фасаде висел здоровенный завлекательный плакат «Накопил и машину купил».
В Советском Союзе почему-то сберегательные кассы всегда (ну или почти всегда) делили занимаемые помещения с почтовыми отделениями. Налево, например, почта, где сдают или принимают посылки, а еще забирают почтовые переводы на 10 рублей от тамбовской тётушки. А направо окошечки в стеклянных перегородках, где кладут на сберкнижку сэкономленную на обедах пятёрку и платят за коммунальные услуги. Или наоборот, почта справа, а сберкасса слева. Очереди, впрочем, и тут и там были одинаково длинные.
Я вздохнул и встал в ту, что направо ветвилась… полчаса ожидания и вот оно, свободное окошечко. Протянул туда квитанцию, напечатанную слепой машинкой на жёлтой бумажке, и оранжевый червонец. Без слов, тут и так всё понятно.
— А без сдачи нету? — сварливо огрызнулась из-за стекла дама очень преклонных лет.
— В магазине оставил, — ответно огрызнулся я. — Только пятак могу предложить.
— Ну давайте пятак, — не стала упираться дама, а после этого заорала на всё помещение, — Зина, у тебя трёшка есть?
Зина передала ей трёшку, после чего я получил её в окошко вместе с квитанцией, на которой стоял штампик «уплочено». Отошёл в сторонку, огляделся по сторонам и увидел, что за столами с перьевыми ручками и чернильницами сидит несколько граждан и что-то сосредоточенно заполняет. Пригляделся — оказалось, это они оформляли подписку на газетно-журнальную продукцию на следующий 1973 год. А рядом лежали каталоги того, что можно было выписать. Сентябрь-октябрь же это как раз те самые подписные месяцы.
Время есть, подумал я, надо бы тоже чего-нибудь выписать. Сел на свободное место, взял каталог и недолго думая подмахнул подписку на «Технику-молодёжи», «Юный техник» и «Изобретатель и рационализатор». А потом подумал и ещё «Знание-силу» присовокупил. Обошлось мне всё это добро в полноценных двадцать рублей с копейками — ладно, не жалко. Очередь к почтовым работникам быстрее прошла, всего за двадцать минут.
Вернулся домой полный сил и энергии, только-только поставил чайник на плиту, как в дверь зазвонили. А это телеграмму принесли с той же почты, откуда я только что. Телеграмма была от Марины… расписался и прочитал «Приезжаю 2 октября 22 10 встречай». 2 октября это сегодня, значит лежит моя путь-дорога на новокалининский железнодорожный вокзал через… через час с хвостиком лежит. И придётся что-то ведь придумывать, как быстро и безболезненно разрулить треугольник я-Марина-Софья…
Пока пил чай (не элитный индийский, который со слоном и погонщиком в чалме, а обычный грузинский, с ветками), ничего не надумал. Плюнул и собрался на вокзал в дурном настроении… из нашего микрорайона туда трамвай ходил за номером 12. Нет, ещё и автобусов парочка имелась, но на их остановку дальше было идти, да и по вечернему времени они ходили довольно редко. А двенадцатый трамвай курсировал как часы… которые двенадцать раз бьют.
В связи с полным отсутствием кондукторов билет в нём надо было самому приобретать, в железной такой кассе, привинченной к стенке. В приёмный лоток бросаешь три копейки в любом наборе, дёргаешь за рычаг сбоку и тебе вываливается отрезанный билетик. Всё механическое, никакой электрики, внутренне восхитился я, проверяя номер билета, вдруг счастливый. Но нет, цифирки слева и справа не сложились в одинаковую сумму, так что я уселся на заднее сиденье и всю дорогу, а это добрых сорок-пятьдесят минут заняло, город у нас немаленький, тупо просмотрел в запылённое окошко.
Трамвай звякнул последний раз на повороте в кольцо и насморочный голос объявил в микрофон, что ша, граждане, состав дальше не идёт, выгружаемся. Выгрузился вместе с небольшой группой граждан, отправлявшихся, видимо, в столицу — вечером от нас туда фирменный поезд уходил с поэтичным названием «Волжские зори». Поразился отсутствию сумок на колёсиках, в 21-то веке все поголовно с ними путешествовали… вот и ещё тебе, Антоша, одна незанятая ниша для творчества, сказал я сам себе.
Вокзал встретил меня приглушённым гулом, как будто на моём уроке дело происходило, запахами печёных беляшей и суетой возле касс. Зашёл в газетный ларёк, он тут чуть ли не круглые сутки функционировал, и приобрёл журнальчик «Юность» за полтинник — ничего особенно примечательного я в оглавлении не увидел, кроме смутно знакомой повести Альберта Лиханова, чисто для души, поностальгировать над Зелёным портфелем Галки Галкиной.
А тут объявили прибытие поезда из Ленинска, на третью платформу и первый путь. У нас очень оригинально они нумеровались, платформы эти — сразу возле вокзала была третья почему-то и чтобы попасть на неё, лезть в подземный переход было необязательно, прямо из зала ожидания выходи. А вот первая платформа была самой дальней… исторически так сложилось наверно. Через положенные пять минут поезд и причалил к этой третьей (а на самом деле первой) платформе. Вагон мне Марина не написала, так что я встал возле входа в вокзал справа, всё равно мимо него не пройдёт.