— На Завод ходил, дело одно там было, — сказал я. — А у тебя что-то насчёт билетов получилось?
— А то как же, — и она продемонстрировала мне четыре картонных прямоугольничка с дырками, — туда на сидячих местах поедем, выезд послезавтра в 6.30, приходит на Ярославский, обратно плацкарта, в ноль часов десять минут, с Курского вокзала, места, правда, верхние.
— А я люблю верхние полки, — ответил я, — заберёшься туда с самого начала и ни ты никому не мешаешь, ни тебе никто… однако на службу придётся прямо с вокзала рвать — а то опоздаем.
— Я такая счастливая, — без малейшей задержки сменила тему Марина.
— Правда?
— Чистая правда — теперь у меня какой-то смысл в жизни появился…
— А раньше, значит, смысла не было?
— А какой такой смысл в мороженом? — спросила она, и я не нашёлся, что на это ответить…
----
А вот и пришло воскресенье, 28 сентября. Ровно в пять-тридцать утра мы с Мариной уже стояли на остановке двенадцатого трамвая, который должен был доставить нас на городской ж/д вокзал.
— Зря ты бутербродов столько накрутила, — заметил ей я, — в Москве столько забегаловок, там бы и перекусили.
— Много не мало, не пропадут, — отмахнулась она. — А ты продумал, что мы до семи вечера делать там будем?
— Во-первых до шести, там наверняка серьёзный шмон на входе будет, так что лучше заранее подойти. А во-вторых, продумал — на твой выбор предлагаются три разных варианта.
— И что за варианты? — спросила она.
— Ну первый это, конечно, Красная площадь и Кремль… ты же наверняка в Кремле никогда не была?
— Только в нашем, Новокалининском, — ответила она.
— Новокалининский кремль это звучит гордо, — улыбнулся я, — круче только Дзержинский, Свердловский и Микояновский кремли.
— Не придирайся… о, а это наш трамвай подошёл.
Мы залезли во второй вагон, я бросил в кассу пятак с копейкой и оторвал два билетика — совесть пассажира лучший контролёр — а потом продолжил.
— Второй вариант — парк Горького и колесо обозрения, как говорят, самое большое в Европе.
— Неплохо, — кивнула головой Марина, — а на третье у тебя что?
— Компот, — вылетело у меня, — то есть ВДНХ конечно. Рабочий с колхозницей, фонтан Дружба народов, ракета Восток… карусельки опять же есть, но пониже и пожиже, чем в парке Горького.
— А все три сразу нельзя? — спросила она, глядя в окно на проносящиеся мимо вторую, четвёртую и шестую проходные.
— Все наверно не уберутся в лимит времени — приезжаем мы в пол-второго, значит у нас будет четыре с половиной часа до шести… но две штуки наверно можно будет как-то совместить.
— Тогда я подумаю об этом немного, ладно?
— Уговорила.
И вот мы уже сидим в синих кожаных креслах фирменного поезда «Буревестник», который мчит нас навстречу приключениям.
— Тут чай, наверно, должны предлагать, — сообщила мне Марина, обследовав всё вокруг. — С сахаром в таких маленьких пачечках, по два кусочка упакованные.
— Угу, и в фирменных железнодорожных подстаканниках, — дополнил я. — Сейчас узнаю.
И я поднялся и прошагал к купе проводницы, а там возле титана с горячей водой стоял, покачиваясь, инспектор РОНО Жменя Тимофей Андреич…
Вагонные споры последнее дело
Вагонные споры последнее дело
— Доброе утро, Антон Палыч, — как ни в чём ни бывало поздоровался он со мной… как будто возле подъезда встретились, а не в московском поезде.
— И вам не хворать, — ответил я, чтобы не молчать, а сам прошмыгнул в купе проводницы.
Та довольно в грубой форме разъяснила мне, что сначала соберёт билеты, а потом уже всё остальное будет, включая чай. Я кивнул и направился обратно, но Жменя меня так просто не отпустил.
— Антон Палыч, — заметил он с грустными интонациями в голосе, — насколько я в курсе, вы же давали подписку о невыезде из нашего замечательного города.
А ведь и верно, пронзила меня нехорошая догадка, про подписку-то у меня совсем из головы вылетело.
— Так я же туда-сюда одним днём, — начал зачем-то оправдываться я, — никто и не заметит.
— Ну я вот например заметил, — включил он гаденькую улыбочку.
— Да и что мне за это сделают, даже если вы настучите, — подарил я ему в ответ не менее гадостную ухмылку, — у меня и так две статьи над головой висят, статьей больше, статьей меньше…
— Вам могут изменить меру пресечения на заключение под стражу, — проявил юридическую грамотность Жменя, — а сидеть в наших КПЗ это, знаете ли, удовольствие не из приятных.
— Но вы же об этом никому не скажете? — сделал я такую безнадёжную попытку.
— Ну не знаю, не знаю, — откровенно начал издеваться он, — зависит от того, как мы договоримся.
— Граждане пассажиры, — громко объявила проводница, вылезая из своего купе, — прошу занять свои места и предъявить проездные документы.
— Потом договорим, — буркнул я Жмене, — вы в этом вагоне едете?
— В соседнем, — кивнул он на тамбур, — место 35.
А я вернулся к Марине в совсем уже испорченном настроении. Дальше была проверка билетов и складирование их в сумочку с кармашками (меня всегда, кстати, занимал вопрос — зачем это делается? вначале собирать, а потом раздавать… ответа у меня нет) и чай в мельхиоровых подстаканниках, к которому Марина присовокупила по два бутерброда.
— А ты говорил, зачем они, — уминала она второй бутерброд, — вот за этим самым…
А далее я сказал, что мне надо в сортир, и вышел в следующий вагон — место рядом со Жменей оказалось не занято, я туда и плюхнулся.
— Поговорим? — предложил я, — по-хорошему для начала.
— Конечно, — согласился тот, — для начала и так можно.
— Что ты хочешь за своё молчание про мой отъезд? — начал я.
— Ты и сам знаешь, — ухмыльнулся он, но поймав мой суровый взгляд, тут же поправился, — я имел ввиду плёнку с записью конечно.
— Договорились, — быстро ответил я. — А если в глобальном смысле?
— Не понял? — поднял брови Жменя.
— Зачем ты вообще эту бучу затеял с обвинениями меня хер знает в чём?
— Аааа, — протянул он, — в этом смысле… понимаешь, Антоша, жизнь это такая штука… — и он замолчал.
— Ясно, — бросил я, — а я ведь знаю, кто тебя в том сортире приложил…
— Да ты что? — картинно вскинул руки Жменя, — и кто же это такой смелый нашёлся?
— Кто-кто, Сергей Олегович ваш… у меня и свидетель есть, который подтвердит свои слова под присягой.
Жменя слегка сдулся, грязные ухмылки куда-то сгинули с его физиономии, осталось там только выражение глубокой озабоченности.
— И что дальше? — спросил он, глядя в окно, поезд наш между делом проскочил платформу «Дачная».
— Предлагаю нулевой вариант, как на переговорах по стратегическим наступательным вооружениям, — ответил я.
— А это как? — озадачился он.
— Я сделаю так, что мой свидетель больше рта не раскроет, а ты забираешь свою заяву из ментовки… ну придумаешь что-нибудь типа «я его неправильно понял» или «в голове помутилось после падения». И мы расходимся левыми бортами, как в море корабли. И всё на этом…
— Стоп, — притормозил Жменя, — как так вышло, что кто-то видел конфликт в туалете? Подробности выкладывай, раз уж начал.
— Да очень просто, Тимоша (тебе меня именовать Антошей можно, почему бы и мне не перейти на такой же язык), видеть вас, естественно, никто не видел, но слышали очень неплохо — между учительским и мальчиковым сортирами есть вентиляционное отверстие, через него и слышали.
— А… — раскрыл рот для следующего вопроса он, но я его опередил, — а потом свидетель вышел в коридор второго этажа и отследил выходящего человека, это и был ваш начальник. Что там произошло-то между вами, не расскажешь? — неожиданно для самого себя добавил я новый вопрос.
— Нет, не расскажу, — отрезал он. — А насчёт твоего нулевого варианта я подумаю до конца поездки.
— Хорошо. Мне бы надо к подруге вернуться, а то она поди забеспокоилась уже… и ещё одна просьба — не попадайся ей на глаза, а то за последствия я не отвечаю.
— Ладно, — буркнул Жменя и отвернулся к окну.
— Что-то ты долго там, — заметила Марина, когда я вернулся на своё место.
— Очередь, — коротко отговорился я. — Ну так что там с достопримечательностями столицы-то? Выбрала?
— Ага, — отозвалась она, — Кремль и парк Горького. До ВДНХ уж очень далеко и территория у неё большая, не успеем.
— Хороший выбор, — похвалил её я, доставая карту московского метрополитена.
Блин, какой он маленький-то в это 72 году, невольно подумал я. И названия сплошь старые, вспоминать придётся, что они означали… Дзержинская это Лубянка наверно, Проспект Маркса — Охотный ряд, а Площадь Ногина так и не вспомнил что такое. Ладно, по обстановке разберёмся.
— Смотри-ка, — начал я объяснять Марине, — нам во все эти пункты надо по одной ветке ездить.
— По красной, — согласилась она.
— Ага, она же Кировско-Фрунзенская. С Ярославского вокзала спускаемся на Комсомольскую-радиальную, первая остановка на Проспекте Маркса, там Кремль и всё остальное. Потом продолжаем движение до Парка культуры… там придётся, правда, через Москву-реку перебраться, чтоб в этот парк попасть.
— По Крымскому мосту надо идти, — вспомнила что-то она, — а почему он Крымский?
— Да вроде там посольство крымского хана было когда-то, — вспомнил я обрывки из Википедии. — Катаемся мы здесь, значит, на карусельках, а в пол-шестого возвращаемся в метро и пилим до Спортивной смотреть хоккей.
— Время на перекус ещё надо выделить, — напомнила Марина.
— В парке Горького вагон забегаловок, можно там, — предложил я, и она согласилась.
Прокатили город Ковров… в детстве я всё время думал, когда видел это название, при чём тут ковры, в средне-русской же полосе их отродясь не делали, да и не использовали, мода на них пришла уже при советской власти. Когда вырос, нашёл объяснение — это от князей Ковровых, они же Стародубские, имение у них тут было с 16 аж века.
— Слушай, — вдруг толкнула меня в бок Марина, — а я тут вспомнила, что у тебя же подписка о невыезде оформлена…